Михаил Гоголь - Мертвые души
Князь задумался. В это время вошел молодой чиновник и почтительно остановился с портфелем. Забота, труд выражались на его молодом и еще свежем лице. Видно было, что он не даром служил по особым порученьям. Это был один из числа тех немногих, [тех немногих людей] который занимался делопроизводством con amore. He сгорая ни честолюбьем, ни желаньем прибытков, ни подражаньем другим, он занимался только потому, что был убежден, что ему нужно быть здесь, а не на другом месте, что [и что] для этого дана ему жизнь. Следить, [Далее было: разъяснить] разобрать по частям и, поймавши все нити запутаннейшего дела, разъяснить его, [Далее было: разобрать по частям] это было его дело. И труды, и старания, и бессонные ночи вознаграждались ему изобильно, если дело наконец начинало пред ним объясняться, сокровенные причины обнаруживаться, и он чувствовал, что может передать его всё в немногих словах, отчетливо и ясно, так что всякому будет очевидно и понятно. Можно сказать, что не столько радовался ученик, когда пред ним раскрывалась какая <-нибудь> труднейшая фраза и обнаруживается настоящий смысл мысли великого писателя, как радовался он, когда пред ним распутывалось запутаннейшее дело. Зато [Далее в рукописи пробел. ]
“[Начало фразы в рукописи отсутствует. ] хлебом в местах, где голод, я эту часть [я это дело] получше знаю чиновников: рассмотрю самолично, что кому нужно. Да если позволите, ваше сиятельство, так я поговорю и с раскольниками. Они-то с нашим братом, с простым человеком, охотнее разговорятся. Так, бог весть, может быть, помогу уладить с ними миролюбно. [миролюбно дело] А денег-то от вас я не возьму, потому что, ей богу, стыдно в такое время думать о своей прибыли, когда умирают с голода. У меня есть в запасе готовый хлеб; я и теперь еще послал в Сибирь, и к будущему лету вновь подвезут”.
“Вас может только наградить один бог за такую службу, Афанасий Васильевич. А я [Далее начато: вас не хо<чу?>] вам не скажу ни одного слова, потому что, вы сами можете чувствовать, всякое слово тут бессильно… Но позвольте мне одно сказать [одно слово сказать] насчет той просьбы. Скажите сами, имею ли я право оставить это дело без внимания, и [Далее начато: честно] справедливо ли, честно ли с моей стороны будет простить, мерзавцев”.
“Ваше сиятельство, ей богу, этак нельзя назвать, тем более, что из <них> есть многие весьма достойные. Затруднительны положения человека, ваше сиятельство, очень, очень затруднительны. Бывает так, что кажется кругом виноват человек, а как войдешь, даже и не он”.
“Но что скажут они сами, [что они скажут] если оставлю? Ведь есть из них, которые после этого еще больше подымут нос и будут даже говорить, [даже уверять] что они напугали. Они первые будут не уважать”.
“Ваше сиятельство, позвольте мне вам дать свое мнение: соберите их всех, дайте им знать, что вам всё известно, и представьте им ваше собственное положение точно таким самым образом, как вы его изволили изобразить сейчас передо мной, и спросите у них совета: что <бы> из них каждый сделал на вашем положении?”
“Да, вы думаете, им будут доступны [Далее начато: бла<городнейшие>] движенья благороднейшие, чем каверзничать и наживаться? Поверьте, они надо мной посмеются”. [надо мною же будут смеяться]
“Не думаю-с, ваше сиятельство. У [русского] человека, даже и у того, кто похуже других, все-таки чувство справедливо. Разве жид какой-нибудь, а не русской. [а. Начато: Разве это уж такой; б. Разве уж и не русской, а жид какой-нибудь] Нет, ваше сиятельство, вам нечего скрываться. Скажите так точно, как изволили передо <мной>. Ведь они вас поносят, как человека [Далее начато: который из честолюбия да из желанья] честолюбивого, гордого, который и слышать ничего не хочет, уверен в себе, так пусть же увидят всё, как оно есть. Что ж вам? [Что ж вам их бояться?] Ведь ваше дело правое. Скажите им [Далее начато: не так, как] так, как бы вы не пред ними, а пред самим богом принесли свою исповедь”.
“Афанасий Васильевич”, сказал князь в раздумьи: “я об этом подумаю, а покуда благодарю вас очень за совет”.
“А Чичикова, ваше сиятельство, прикажите отпустить”.
“Скажите этому Чичикову, чтобы он убирался отсюда как можно поскорей, и чем дальше, тем лучше. Его-то уже я бы никогда не простил”.
Муразов поклонился и прямо от князя отправился к Чичикову. Он нашел Чичикова уже в духе, весьма покойно занимавшегося довольно порядочным обедом, который был ему принесен в фаянсовых судках из какой-то весьма порядочной кухни. По первым фразам разговора старик заметил тотчас, что Чичиков уже успел переговорить кое с кем из чиновников-казусников. Он даже понял, что сюда вмешалось невидимое участие знатока-юрисконсульта.
“Послушайте-с, Павел Иванович”, сказал он: “я привез вам свободу на таком условии, чтобы сейчас вас не было в городе. Собирайте все пожитки свои, да и с богом, не откладывая ни минуту, потому что дело еще хуже. [“потому что дело еще хуже” вписано. ] Я знаю-с, вас тут один человек настраивает; так объявляю вам по секрету, что такое еще дело одно открывается, что уж никакие силы не спасут этого. Он, конечно, рад других топить, чтобы не скучно, да дело к разделке. Я вас оставил в расположеньи хорошем, лучшем, нежели в каком теперь. Советую вам-с не в шутку. [Далее начато: что] Ей-<ей>, дело не в этом имуществе, из-за которого спорят люди, и режут друг друга. [из-за которого режут друг друга люди. Если <б> только и всего было, что здешняя жизнь. Тогда что бы за охота <из-за> всякого хлопотать] Точно, как можно завести благоустройство в здешней жизни, не помысливши о другой жизни. [в здешней, не думая о небесной] Поверьте-с, Павел Иванович, что покамест, [Далее начато: не помы<слят?>] брося всё, что из-за чего грызут и едят друг друга на земле не подумают о благоустройстве душевного, имущества, [о благоустройстве собственного душевного имущества. ] не установится [Далее начато: и земное] благоустройство и земного имущества. Наступят времена голода и бедности, как [Далее начато: в обществе или нации] во всем народе, так и порознь во всяком… Это-с ясно. Что ни говорите, ведь от души зависит тело. [ведь душа прежде тела] Как же хотеть, чтобы <шло> как следует. Подумайте не о мертвых душах, а <о> своей живой душе, да и с богом на другую дорогу. Я тож выезжаю завтрашний день. [я тож выезжаю сегодня по делам] Поторопитесь. Не то без меня беда будет”. Сказавши это, старик вышел. Чичиков задумался. Значенье жизни опять показалось немаловажным. “Муразов прав!” сказал он: [Далее начато: а. Нет, в самой деле пора на другую; б. Пора вслед за Муразовым на другую] “пора на другую дорогу”. Сказавши это, он вышел из тюрьмы. Часовой потащил за ним шкатулку, другой — тюфяк <?>, белье. Селифан и Петрушка обрадовались, как бог знает чему, освобожденью барина. [барскому освобожденью] “Ну, любезные”, сказал Чичиков, обратившись милостиво: “нужно укладываться, да ехать”.
“Покатим, Павел Иванович”, сказал Селифан. “Дорога, должно быть, установилась: снегу выпало довольно. Пора уж, право, выбраться из города. [Далее начато: Ступай к каре<тнику>] Надоел он так, что и глядеть на него не хотел бы”.
“Ступай к каретнику, чтобы поставил коляску на полозки”, сказал Чичиков, а сам пошел в город, но ни <к> кому не хотел заходить отдавать прощальных визитов. После всего этого события было и неловко, тем более, что о нем множество ходило в городе самых неблагоприятных историй. Он избегал [избегал даже] всяких встреч и зашел потихоньку только к тому купцу, у которого купил сукно наваринского пламени с дымом, взял вновь четыре аршина на фрак и на штаны и отправился сам к тому же портному. За двойную <цену> мастер решился усилить рвение и засадил всю ночь работать при свечах портное народонаселение иглами, утюгами и зубами, и фрак на другой день был готов, хотя и немножко поздно… [поздно доставл<ен>] Лошади все были запряжены. Чичиков, однако ж, фрак примерил. Он был хорош, [хорош, как следует] точь в точь как прежний. Но, увы, он заметил, что в голове уже белело [белело заметно] что-то гладкое, и примолвил грустно: “И зачем было предаваться так сильно сокрушенью? А рвать волос [Далее начато: уж вов<се>] не следовало бы и подавно”. Расплатившись с портным, он выехал наконец из города в каком-то странном положении. Это был не прежний Чичиков. Это была какая-то развалина прежнего Чичикова. Можно [Далее начато: сказать, что внутри его] было сравнить его внутреннее состояние души с разобранным строеньем, [Далее начато: а. которое; б. из которого еще новое еще не начало строиться] которое разобрано с тем, чтобы строить из него же новое; а новое еще не начиналось, потому что не пришел от архитектора [Далее было: ясный] определительный план, и работники остались в недоуменьи. Часом прежде его отправился старик Муразов, в рогоженной кибитке, вместе с Потапычем, а часом после отъезда Чичикова пошло приказание, что князь, по случаю отъезда в Петербург, желает видеть всех чиновников до едина.
