KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Русская классическая проза » Дмитрий Рагозин - Дочь гипнотизера

Дмитрий Рагозин - Дочь гипнотизера

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Дмитрий Рагозин, "Дочь гипнотизера" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Тропинин слушал его с каким-то грустным сочувствием.

"Написать книгу, - сказал он, - может всякий, не всякий догадывается, что написанное им - книга. Ведь настоящая книга, и это мое твердое убеждение, похожа на что угодно - на блеклый полевой цветок, на старое, застиранное платье, на фейерверк, на кучу дерьма, но только не на книгу. Вот, положим, "Мертвые души"... Если бы мне не внушили со школьной скамьи, что это книга, я бы, право, принял эту, с позволения сказать, книгу за скелет какого-нибудь доисторического зверя, за перевернутую лодку, за удар хлыстом. А "Анна Каренина"? Щупальца, присоски... Есть книги мягкие, щетинистые, гладкие. А есть сыпучие, полые, "на соплях". Нередко книга под воздействием луны или затяжного дождя меняет свойства. Откроешь на заложенной спичкой странице и вместо бала-маскарада попадаешь на скотобойню. Нет сомнения, что в этом смысле книга похожа на парусник, покинутый командой. Не случайно в каждой книге, если хорошо поискать между строк, найдется описание моря. Ныряльщик видит на дне разбитые, занесенные песком статуи. Ныне метафора книги не лабиринт, не засеянное поле, не лестница, а дом, объятый пламенем, из которого никому не выбраться. Читатель сгорает заживо, или погибает от удушья, или разбивается, выпрыгнув из окна... И, однако, во все времена ненаписанная книга ценилась выше, чем написанная. Когда берешь в руки то, чего нет, когда пробегаешь глазами по невидимым строкам, переворачиваешь невидимые страницы, чувствуешь себя одним из богов, который еще не успел сотворить речь..."

24

Начав играть, Агапов уже не мог остановиться. Он играл в покер, в штосс, в винт, в преферанс, бросал кости, катал шары на бильярде. Он спустил всю имевшуюся у него наличность. В ход пошли банковские сбережения. Накопленные за годы сомнительных сделок авуары были велики, но не бездонны. Когда и они иссякли, Агапов начал продавать вещь за вещью, вещицу за вещицей из того, что нашлось в унаследованном доме. Ящики быстро освобождались от веками слежавшегося в них добра. Все, что имело хоть какую-нибудь цену, все, что можно было вынести, перешло в чужие руки. Агапов без сожаления расстался со всеми этими вазами, картинами, статуями, кольцами, браслетами, книгами. Напротив, он даже радовался тому, что в доме так удачно освобождается место. Местом он дорожил.

На совести Агапова был не один бог. То он верил в Троицу, потом в Единицу. От Абсолютной сущности, бесстрастно поглощающей безвкусное вещество понятий, его бросало к Нирване, мечущей золотую икру будд. Был период, когда он ни во что не верил, вполне довольный собой. В конце концов, он пришел к логичному выводу, что, за неимением лучшего, следует надеяться лишь на свои силы и самому создать для себя Бога, который бы отвечал требованиям рассудка и исполнял желания. Все, что он знал, все, что видел, подсказывало ему, что задача сделать из подручных материалов нематериальную сущность, устанавливающую центр мира и простирающую свою волю на все, что есть живого и мертвого, выполнима. Он с жаром взялся за дело, которое, конечно же, поначалу должно было продвигаться от ошибки к ошибке, чтобы в какой-то момент, совокупив случай и рок, обрести истину, упраздняющую время, включая и сам момент обретения истины. Дело спорилось. Он подбирал где брошенный отрезок электропровода, где перегоревшую лампочку, старый пиджак, кость. Только подручные материалы годились. Сломанные, отторгнутые жизнью вещи, постоянно находящиеся в поле зрения и потому незаметные, подброшенные неутомимой, хоть и бестолковой без человеческого участия судьбой, никчемные вещи, испытавшие на себе ярость времени, бесполезные, пустые. Все это раскладывалось в доме на месте проданных картин, мебели, фарфора. Штуки, которые Хромов, взобравшись по лестнице на террасу, видел на рабочем столе и в кучах по углам, были мизерной частью - теми не самыми пригодными экземплярами, на которых Агапов шлифовал свои идеи сцепления и сочленения. То, что он позволял постороннему Хромову увидеть детали своей работы и даже не стеснялся давать пояснения, что к чему крепится, свидетельствовало о незначительной роли, которую они выполняли в целом его замысла. "Пусть думает, что это и есть Бог, пусть тешит себя иллюзией..." Он не вел письменного учета вещам, постепенно заполняющим дом, ибо знал их все наизусть от расчески до сломанного весла. У каждой из вещей было строго определенное место, строго определенное положение. В том, что предприятие движется в правильном направлении, Агапов смог воочию убедиться, когда как-то днем, зайдя в комнату, прежде служившую библиотекой (все книги уже были проданы), он увидел, что свеча, вставленная в горлышко бутылки и давно заросшая пылью, щурится маленьким огоньком. Сквозь окна падали пропущенные сухим плющом полосы яркого, клубящегося пылью света, и он не сразу разглядел огонек. Свечу он, конечно же, потушил во избежание пожара, но это не помешало ему ощутить что-то вроде просветления. В другой раз Агапов заметил, что старый стакан, последний житель буфета, оказался наполнен какой-то красноватой жидкостью. Он не сразу решился ее выпить. На вкус она была сладковатой и издавала довольно сильный не неприятный запах.

Даже Сапфира не имела прямого доступа в его дом, занятый под производство Всевышнего. Он считал, что она должна оставаться вне, как бы ни соблазняла мысль вовлечь ее и пустить ресурсы ее организма на благое дело.

С шестикрылой Сапфирой он встречался по ночам, конечно же, не под землей при свете факелов, как хотелось бы Хромову, но все же в местах достаточно укромных. Чудом уцелевшая комната нашлась в здании санатория. Удивительно, но даже водопровод здесь работал. Вода, правда, текла ржавая, но и то казалось чудом, принимая во внимание окружающую разруху. Иногда Сапфира приводила его тайком в один из пустующих номеров гостиницы, но это было скорее исключением. Ни он, ни она не желали попасться, оба считали свою связь преступной.

Ему пришлось учить ее всему, что он знал со школьной поры, от А до Я. Он подарил ей в образовательных целях колоду карт, изображающую на рубашке комбинации мужского и женского. К сожалению, он должен был констатировать, что она ничего толком не усвоила. До нее медленно доходит, сокрушался он, терпеливо втолковывая, что нужно действовать, пускаться в авантюры, а не лежать, закрыв глаза, и ждать, когда тот или иной палец проберется в то или иное отверстие. На худой конец, немного сопротивляться. "Не для того я лишал тебя невинности, чтобы оставить на произвол судьбы!" Догадывался ли он, как болезненно звучали для нее брошенные им мимоходом упреки? Какие страшные машины в ее душе запускали в ход? Какими кошмарами отзывались? Если бы знал, то уж наверняка не бросал мимоходом обидных слов, никто не тянул его за язык, никто не просил его шептать на ухо: "Моя ненаглядная сучка!".

То, что он лишил ее невинности, изгнал из рая, не спросив предварительно у нее разрешения, не соблазнив, было для нее незаживающей раной, пусть и приносящей наслаждение. В результате нападения Сапфира вмиг лишилась своего посмертного существования, поскольку бог, в которого она верила, не прощал измены своим заповедям, а перейти под покровительство к новому богу, дозволяющему терять невинность с первым встречным, было поздно, после того как невинность уже потеряна. Сглотнув "о", она рассуждала навзрыд о несовместимости телологий.

Агапов знал, что должен победить ее, но не до конца. Ведь только потерпевший поражение сохраняет способность любить, желать, это он усвоил. Даже если непокорный кончик, как ядовитое жало, сулит мучительную кончину. Нет, он не мог не догадываться, какие планы вынашивает оскорбленная в своей невинности Сапфира, какую участь ему готовит. Она не успокоится, пока он цел и невредим. Богобоязненная, она уже поклялась отдать его в жертву своему богу, кто бы он ни был - камень, дерево, тритон, пустая бутылка. Приговор был вынесен, и только исполнение откладывалось до лучших времен, когда ей будет достаточно вобрать воздух в грудь и подуть на него, чтобы потушить. А его не оставляла надежда примириться, загладить свою вину, стереть прошлое, казавшееся ему недостоверным, точно выдумка торопливого беллетриста. "Ничего такого не было! - хотело сорваться с его губ: - Ничего такого не могло быть!" Но он молчал, полагая, что все само образуется, а неосторожное, преждевременное восклицание только внесет сумятицу и отсрочит развязку на неопределенный срок.

Нескончаемыми проигрышами в карты, в рулетку, на бильярде он старался заглушить вину, которую подспудно испытывал с тех пор, как "надругался" над Сапфирой. Теория вероятности с ее четом и нечетом пришлась как нельзя кстати. Сапфира никогда открыто ни в чем его не обвиняла, но тем сильнее скрытое действовало на его нервы или то, что в наше время принято называть нервами.

Как-то раз он спросил, что она думает о Хромове, и потом долго пытался объяснить, кого имеет в виду.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*