Ноах Мельник - На виду у всех
Все это возрождало наветы на советских евреев. В детском садике города Клецка (Минская область) отравились насмерть дети. Во время похорон пустили слух, что детей отравила молодая воспитательница-еврейка. Присутствующие начали избивать девушку. Потом оказалось, что виноват повар. Холодильник много раз размораживался из-за перебоев в подаче электричества, и хранившиеся в нем рыба и мясо протухли.
В Минске при взрыве в цехе радиозавода погибло много людей. Пустили слух, что это дело евреев, хотя среди погибших было немало евреев. Готовился погром. Позже оказалось, что евреи тут ни при чем: испортилась вентиляция в красильном цехе.
В Глусском районе Могилевской области горели леса. Видели, как сионисты, разъезжая на мотоциклах, разбрасывали по лесу горящие факелы.
От горящих торфяников взлетел в воздух забытый во время войны склад артиллерийских снарядов вблизи Бобруйска - "евреи подожгли". Даже после аварии в Чернобыле пустили слух, что "без ихней диверсии тут не обошлось".
Была в этом деле и положительная сторона. После Шестидневной войны враз прекратились анекдоты типа "кривое ружье" и "ташкентский фронт", в которых высмеивалась негодность и трусость еврейского солдата. Сильных не любят, но уважают.
Я понимал, что в этих условиях не время представлять к защите свою докторскую диссертацию. Наш вождь быстро деградировал. Можно было надеяться, что между возгласами "Король умер!" и "Да здравствует король!" опять наступит оттепель. После смерти Брежнева я отвез свою докторскую диссертацию в Москву в Тимирязевскую сельскохозяйственную академию. Все отзывы кафедр были положительные, но в Высшей аттестационной комиссии (ВАК) дали мне понять, что с моим именем-отчеством мне не быть доктором наук. В Москве я навестил бывшего заведующего кафедрой БСХА профессора Солопова. В свое время он считался моим добрым приятелем, поскольку я давал положительные отзывы на диссертации его аспирантов. Теперь же за рюмкой коньяка профессор-пенсионер начал рассказывать, что евреи нехорошие, но подсластил свою речь стандартной фразой: "Ты на еврея не похож". В течение многих лет нашего знакомства старый член КПСС Солопов никогда не смотрелся антисемитом. Выходит, что-то меняется в СССР. Ведь в Москве формируется климат и рождаются ураганы, сотрясающие страну. Неудивительно, что опять действует "процентная норма" в отношении присуждения ученых степеней евреям.
Нечто подобное, но с трагическим концом случилось с моим братом Михаилом в горбачевское время. Он успешно защитил докторскую диссертацию, но ВАК потребовал вторичной защиты, а результаты вторичной защиты оказались даже лучше. В ВАК вызвали председателя ученого совета и поругали: почему снова пропустили нежелательного диссертанта. На заседаниях президиума ВАКа, не скрывая, поиздевались над Михаилом, хотя работа к этому времени получила широкое признание и применение. Мой брат очень расстроился, как будто он снова в той панской Польше. С ним на заседании случился инсульт, а вскоре второй приступ оказался роковым.
Партийное руководство бросалось в крайности. Горбачев взялся за еще более непопулярное дело - сделать советских людей трезвенниками. Зато стали пить самогон и одурманивающие самоделки. Результат - массовые отравления и наркомания.
Чувствовалось, что империя, подобно взбесившемуся мотору, пошла вразнос. Следуя большевистской тактике, искали знаменитое звено, чтобы враз вытянуть всю цепь. Уедут два миллиона евреев, и останутся сотни тысяч хорошо обставленных квартир (приватизация еще не снилась) с автомобилями и дачами. Запад одобрит реализацию лозунга: "Отпусти народ мой!" Но надо было стимулировать евреев оставить нажитое годами тяжелого труда. За этим дело не стало. Горбачев взял себе в официальные советники идеолога юдофобии Валентина Распутина. Партаппарату и средствам массовой информации достаточно было намека. Субсидировали "Память". На заседании пленума Союза писателей РСФСР, возглавляемого Ю.Бондаревым, уже обвиняли евреев во всех несчастиях России. Академик Углов разъезжал с лекциями, доказывая, что евреи споили русский народ. Антисемитские объединения проникали в литературные журналы и газеты, особенно в провинции. На виду у всех замаршировали поклонники Гитлера. Несмотря на многочисленные обращения к нему, Горбачев новоявленных фашистов не одернул. Я был в Варшаве, когда в 1988 году туда с официальным визитом прибыл Горбачев. Поляки встретили генсека веселенькой песенкой: "Михаил, Михаил! Ты построишь новый мир". Надеялись избавиться от московских объятий. По традиции официальный гость Польши возлагал венок у памятника восставшим евреям Варшавского гетто. До этого у памятника опустился на колени Папа Римский. Возложили венки канцлер Германии, вице-президент США. Не последовал этой традиции лишь Горбачев.
Даже главный антисионист Давид Драгунский, побывав на собрании неофашистов в Ленинграде, выступил с протестом в "Известиях". Говорили, что готовится всесоюзный погром, в некоторых городах уже составляли списки евреев и собирали их адреса. Пошли слухи, что назначена дата погрома. В тот день евреи закрылись в своих домах, боялись появляться на улице. И хотя погром в тот день не состоялся, но гарантии безопасности не было. Еще рубль был крепок, еще не предвиделся распад СССР, а евреи уже с 1989 года штурмовали израильское представительство в Москве, хотя США быстренько прикрыли свои двери. Только для сдачи документов в Могилевский ОВИР выстроилась очередь на восемь месяцев, а пока попросили меня учить с будущими репатриантами иврит. Я приезжал после работы и занимался с ними до полуночи. Моим ученикам было от 12 до 65 лет. В короткий срок они уже читали и переводили несложный текст, а также освоили основы грамматики. Я прививал им сефардское, а не ашкеназийское произношение, чтобы они в Израиле не отличались от старожилов.
Партия предусмотрела, чтобы евреи уезжали "голенькие", как после прихода Гитлера к власти. Запрещалось брать с собой драгоценности, раритеты - только несколько сот долларов. Требовалось отказаться от пенсии, оплатить обязательный отказ от гражданства и будущий ремонт квартиры, хотя бы она была в полном порядке.
Оставаться в стране, предавшей нас, я не желал. Тяжело рвать корни, связывающие нас с этой землей, но надо. Я сел писать дяде Иосифу в Израиль - пусть вышлет вызов. С Иосифом я и раньше переписывался, поэтому навещали меня работники КГБ. Ни в чем не обвиняли, не требовали прекратить переписку, наоборот, предлагали, чтобы я им "помог". Давали понять, что им в Израиле нужны люди, знающие иврит. Я каждый раз отказывался. Доказывал, что многие годы живу в деревне, где евреев нет, все забыл и в помощники не гожусь. Никакого геройства в этом не было. Мне, беспартийному, не занимающему административной должности, отказ от сотрудничества с КГБ ничем не угрожал. Впрочем, с начала 70-х "органы" оставили меня в покое. Вероятно, в тоненьком ручейке алии у них уже были добровольные пособники.
Надо было наведаться также на могилу родственников в Полонке. До этого я был в Ляховичах и Ганцевичах. Евреев Полонки расстреляли в ближнем лесу.
Участок леса оказался сильно захламленным ветровалом и сухостоем. В подлеске поднялся сосновый молодняк, перевитый колючей ежевикой, малиной и крапивой. Нигде ни дороги, ни тропинки. Видно, в то место даже грибники не заглядывали. Наконец, я наткнулся на невысокую насыпь с поваленным замшелым деревянным заборчиком. Темно, сквозь густую листву кустарника с трудом пробивается луч света. Но сорок восемь лет назад в этом месте был редкий сосновый лес. Их гнали по деревне к расстрелу на виду у всех и убивали в такой же солнечный день, под такой же мирный шум леса, прерываемый выстрелами и предсмертным человеческим криком. Никто больше не придет почтить память этих евреев. Я взял с собой горсть земли. В тот смертный год, в последний пасхальный седер апреля 1942 года они, как всегда, повторяли: "В этом году мы здесь, а в будущем году - в Ерушалаиме". Отвезу эту горсточку земли в обетованную страну, в которую они верили, что вернутся, если не при жизни, то после воскресения из мертвых с приходом Машиаха.
...Корчуют. Накинули железную петлю на ствол. Взревел мощный мотор, натянулся трос. Согнулась крона долу, ломая ветки. Послышался треск рвущихся корней, коротко вздрогнула возмущенная земля. Уезжаем. Навсегда.
АНАТОМИЯ ГЕНОЦИДА
(Вместо послесловия)
Геноцид европейского еврейства - невиданное по масштабам и скорости искоренение многочисленного народа. За что? Даже религиозные евреи в тупике. Чем объяснить убийство сотен тысяч малюток, не успевших согрешить? Не выдерживает критики гипотеза, что в миллионы умерщвленных евреев переселились души грешников. Зачем же Всевышний мобилизовал из преисподней столько грешных душ для одного поколения Избранного народа, наградив ими богобоязненных, а также добрейших из евреев? Многие считают, что те события, как и антисемитизм, необъяснимы. Ведь необъяснима бессмысленная гибель людей во время землетрясений или извержения вулканов. Итак, трагедию еврейского народа тоже определили как катастрофу - Холокост.
