Татьяна Алферова - Рефлексия
— В кафе не лучше будет?
Светлана с легким сердцем отправилась бы в кафе, пусть на невзрачном позорном «каблуке», но не подводить же подругу, договаривались в гости значит, в гости. Она все равно бы пошла с Викой, хоть и настаивала на предварительной встрече, просто из упрямства, даже если бы Валерин друг оказался полным козлом — а он им оказался, чтобы развлечься, посмотреть на Викиного любовничка вблизи, поесть, выпить, потанцевать. На вопрос собственного шефа эти шестерки молчали, как убой — в припадке почтения, что ли? Светлана кротко объяснила:
— Нет, в кафе хуже будет. В гостях самое то. Я лично против лишнего мужичка, пусть и старенького, ничего не имею, но вот, хозяин, не знаю, пригласит или нет?
— Света, что ты такое говоришь! Как ты можешь! — Юрасик от возмущения забыл о собственной робости и заходил перед шефом, — Борис, о чем речь! Сейчас все погрузим и поедем, здорово-то как! У меня картошечка, огурчики все свое, свеженькое, натуральное, с дачи.
— Да-да, с самыми свеженькими тяжелыми металлами, — поддакнула Света, но Валера не услышал, потому что переживал утрату себя, сидящего во главе стола, двух дам по бокам и суетящегося Юрасика, резво изгибающего поясницу над его тарелкой; Юрасик не услышал от чрезвычайности происходящего — давно ли вместе с шефом выпивали, а теперь еще в гостях его принимать доведется, родители очень обрадуются; Вика не услышала, потому что представляла — на секундочку, не больше, честное слово — как они, все вместе, впятером, займутся любовью, и возможно ли это технически, в принципе. Услышал Борис, так как хотел слышать все, что слетает с румяных сердитых губ круглобокой красавицы, услышал, засмеялся, как от крайне удачной шутки.
— Юрасик, держи на шампанское и всякую экологически чистую закуску! сунул деньги в потную протестующую ладонь. — Держи, держи, моя доля. И на тачку — далеко ехать-то? — держи стоху. Все свободны. Я разберусь с оставшимися точками сам, нехорошо девочек заставлять ждать. Через сорок минут буду, самое позднее. Общий привет!
— Ну что, дети мои, — обратилась Света к остолбеневшей на ветру оставшейся части компании, когда Борис отбыл, — вперед и с песнями! А хрен бы шеф вам три стохи отстегнул, если бы не моя неземная красота! — тактично заключила она.
Вика засмеялась, Валера остервенело оглянулся на нее.
— Это я потому, что мои двойнята от Светки подцепили "хрен ли" и говорят к месту и не к месту, — поспешила объяснить кроткая подруга, хватаясь за локоть настоящего мужчины обеими руками — для надежности.
— У Бориса, между прочим, жена и маленький ребенок, — неожиданно сказал Юрасик.
— Так что, мы по этому поводу за шампанским не идем, я что-то не поняла? — ласково отозвалась Света, доказывая, что она может быть такой же кроткой, как подруга.
Да, нет, это я так, — Юрасик вспомнил о том, что смущается дам и мелко-мелко побежал к переходу, отделявшему их от торгового центра.
— Подожди, на месте затаримся, лучше тачку притормози, — добила его Светлана, но перестаралась. Добитый Юрасик оказался не способен даже к ловле собственного шнурка, в отличии от хозяина, распустившегося на бодрящем морозе.
Борис присоединился к ним через тридцать четыре минуты. Слегка поел, немного выпил, попросил хозяина включить магнитофон и пригласил Светку, пытаясь изобразить " медленный танец" под рок-н-ролл. Оставшиеся за столом не торопились выпивать без Бориса, хотя до его появления в доме едва-едва успели откупорить бутылки, так и не «остограммились».
Валера не обращал внимания на притихшую в надежде на танцы Вику. Музыка навела на богатую идею, он прикидывал, как половчей пригласить Бориса в кабак, когда там будет работать Алик. С Аликом не обязательно плотно общаться, тот все равно не сможет посидеть не отвлекаясь, работа есть работа, надо шарманку крутить. Посидят они с Борисом, обойдется это — если у Алика — совсем дешево. Юрасика ни к чему брать, только суетится. А там, глядишь, сойдутся с Борькой покороче, можно на другую точку перейти получше, а может, совсем иные перспективы откроются. Но, черт, его же придется на эту кувалду-Светку заманивать. Ладно, можно и потерпеть, ради такого случая. А она ничего, двигается здорово. Отказалась медленно плясать под Брайана Зеттера, экие кренделя выдает, не подумаешь, что так гнуться может. Вот бы с ней покувыркаться в постели, а впрочем, нет, в постели она тоже примется диктовать, свое навязывать… Надо с Викой договориться, чтоб позвала опять Светку, и вчетвером пойти к Алику в кабак. Так, постепенно, с Борисом подружиться. Да и что такое — постепенно? Сразу можно, они оба нормальные мужики, оба знают, чего хотят, понимают себя. Черт! Как идти к Алику с Викой? А что такого в конце-то концов? Мало ли, что у них там было раньше. Алик сам не возражал в тот вечер у Валеры дома. Сам ушел, факт, условия им обеспечил. Или изначально настроился на групповуху, попробовать захотелось. Факт, сам все подстроил. Что Алика жалеть, у Алика от рождения все есть. И в армии он не служил. Никто его мордой о кафель не прикладывал. Не видел он, как подметка сапога выглядит, если на нее снизу глядеть, с белого кафеля, когда эта подметка надо лбом прямехонько, когда на удары уже не реагируешь, когда перестаешь ждать, что это кончится, когда перестает все. Алик не знает, что такое страшно. Да что ему, Алику, Вика, у него жена есть. Как ни поворачивай, получается, что у Алика есть все, а у Валеры, считай, ничего: ни жены — по-настоящему, ни работы путевой. Ни денег. Перебьется Алик, потерпит их с Викой появление, не сорок первый год. Почему вечная несправедливость: одни как сыр в масле катаются, другие попу рвут на восемь клиньев. Надо репетицию устроить, придти как-нибудь с Викой к Алику, а потом уж Бориса звать. Чтоб с Борисом все прошло без сучка, без задоринки. Борис точно пойдет, если сказать, что Светка будет. Он на Светку сразу запал.
Но оказалось, что соблазнять шефа Викиной подружкой занятие бесперспективное. Через один час и двадцать минут после своего появления Борис отбыл. Вместе со Светланой. Они договорились обо всем сами и в окружающих более не нуждались. Хозяин Юрасик сделался Валере совсем неинтересен, он так переживал и пережевывал визит Бориса в собственный дом, что даже овца-Вика почувствовала себя ущемленной:
— Юра, мы-то еще здесь, — напомнила она, не в силах после открывшихся способностей отказаться от идеи совместных невинных радостей на мягком пушистом паласе у дивана. Комнаты в похожих по планировке домах обставляются одинаково: у стены диван-книжка, на полу палас, в центре — стол, и так далее, до трехстворчатого шкафа у противоположной окну стены. И люди могут быть близки, как диваны одной мебельной фабрики: стоит им раздеться и лечь на палас; близки и похожи.
Но Юрасик все толковал, толковал ей о Борисе, пока не вмешался Валера:
— Твоя подруга, что, самая крутая, да? Ее пригласили, между прочим, для Юрасика, а она что выкидывает? Сказано же, что Борису не до нее, у него ребенок маленький, кой черт она навязалась?
Юрасик замахал ручками-прутиками: — Господь с тобой, Валера, я не в претензии.
— Но Светка всегда себя так ведет, — удивилась Вика, — она всегда делает то, что хочет. Я же тебя предупреждала. Она сперва делает, а только потом думает. Она потому до сих пор и не замужем, — тут Викуся прикусила язычок, но напрасно она испугалась, Валера не заметил оговорки, не оценил степень Викиной заинтересованности по брачному вопросу.
— Это не потому, что она глупая, — продолжала Вика защищать подругу. Она очень даже умная. Но Светка активная чересчур, ты же сам сказал. Она считает, что действие должно предшествовать всему.
— Действие — первично, размышление — вторично. Все верно. Бытие определяет сознание, — хихикнул Юрасик.
Валера неожиданно развеселился: — На всякое действие найдется противодействие. Пусть гуляют! Нам тоже никто гулять не мешает. Вздрогнем, братья славяне!
Два брата и сестра во славянстве заели тост Бориной сырокопченой колбасой, что безусловно — отдадим рыночное кесарево кесарю — вкуснее мясного хлебца.
Часть 3
В кухне было темно и тихо, но та, которая наблюдала сверху, прекрасно различала даже поджарого таракана, неспешно пробиравшегося по замасленной плите в поисках лакомых подсохших капель от скворчавшей здесь вчерашним вечером яичницы.
В восемь утра прозвенел будильник и захлебнулся под сонной рукой, утопившей кнопку звонка. Солнце проснулось на десять минут позже будильника, неуверенным румянцем окрасило снег, плотный, расстеленный за ночь, слой свежего снега и белый дом напротив. До кухни солнцу дотянуться не удалось, короткие и слабенькие февральские его лучи доберутся сюда лишь к обеду.
Наблюдающая сверху пожалела об ускользающей возможности понежиться в стыдливых лучах, еще один восход из отпущенных пройдет без нее. Нелинейность времени, способность двигаться по нему назад и вперед одинаково легко радовали ее меньше, чем сохранившаяся восприимчивость к запахам, хотя, если она и могла что-то изменить, то только благодаря этой чудесной способности оказываться в любом из существующих дней по желанию. Ведь дни не исчезают, как принято думать.
