Антон Чехов - Том 30. Письма 1904. Надписи
За Берлин я Вам бесконечно благодарен* и очень рад и доволен, что познакомился наконец с Вами. Желаю Вам всего хорошего, будьте здоровы и благополучны.
Ваш А. Чехов.
Сколько я должен Вам за книги?*
Иорданову П. Ф., 12 (25) июня 1904*
4453. П. Ф. ИОРДАНОВУ
12 (25) июня 1904 г. Баденвейлер.
12/25 июня 1904.
Многоуважаемый Павел Федорович, будьте добры, сообщите мне, получили ли Вы книжную посылку*, отправленную Вам мною из Москвы в первых числах июня? Я оставил книги в Москве с просьбой переслать их немедленно, а сам уехал. С первых чисел мая я очень заболел, похудел очень, ослабел, не спал ночей, а теперь я посажен на диету (ем очень много) и живу за границей. Мой адрес:
Германия, Badenweiler, Herrn Anton Tschechoff или Tschechow — так печатают сами немцы, мои переводчики*.
Как будто поправляюсь. Не дает мне хорошо двигаться эмфизема. Но, спасибо немцам, они научили меня, как надо есть и что есть. Ведь у меня ежедневно с 20 лет расстройство кишечника! Ах, немцы! Как они (за весьма <не>большими исключениями) пунктуальны!
Запретили немцы пить кофе*, который я так люблю. Требуют, чтобы я пил вино, от которого я давно уже отвык.
Ну, будьте здоровы, желаю Вам всего хорошего. Правда ли, что в Таганроге холодно? В Берлине холодище.
Нигде нет такого хорошего хлеба, как у немцев; и кормят они необыкновенно. Я, больной, в Москве питался сухими сухариками из домашнего хлеба, так как во всей Москве нет порядочного, здорового хлеба.
Однако простите, я наскучил Вам пустяками.
Крепко жму руку.
Ваш А. Чехов.
Badenweiler — это курорт в Шварцвальде, на юге Германии.
У меня в Москве болели руки и ноги; даже думал, уж не табес* ли начинается. Но ничего, бог миловал, едва выехал из московской квартиры* и сел в вагон, как боль стала проходить.
На конверте:
Таганрог. Его высокоблагородию Павлу Федоровичу Иорданову. Rußland.
Куркину П. И., 12 (25) июня 1904*
4454. П. И. КУРКИНУ
2 (25) июня 1904 г. Баденвейлер.
Дорогой Петр Иванович, сообщаю Вам свой адрес:
Германия, Badenweiler, Herrn Anton Tschechow, Villa Friederike.
Ноги у меня уже совсем не болят, я хорошо сплю, великолепно ем, только одышка* — от эмфиземы и сильнейшей худобы, приобретенной в Москве за май. Здоровье входит не золотниками, а пудами. Badenweiler хорошее местечко*, теплое, удобное для жизни, дешевое, но, вероятно, уже дня через три я начну помышлять о том, куда бы удрать от скуки.
Пишите, дорогой мой, подлинней, умоляю Вас. Будьте здоровы и благополучны.
Ваш А. Чехов.
12/25 июня 1904.
На обороте:
Москва. Тверская, Мебл. к-ты «Гельсингфорс».
Доктору Петру Ивановичу Куркину. Rußland. Moskau.
Соболевскому В. М., 12 (25) июня 1904*
4455. В. М. СОБОЛЕВСКОМУ
12 (25) июня 1904 г. Баденвейлер.
12/25 июня 1904.
Badenweiler, Германия.
Дорогой Василий Михайлович, большое Вам спасибо за «Русские ведомости»*, которые я получаю здесь с первого дня приезда и которые действуют на меня, как согревающее солнце; читаю я их по утрам с громадным удовольствием. Еще большее спасибо шлю Вам и низко кланяюсь за знакомство с Г. Б. Иоллосом*. Это превосходный человек, в высшей степени интересный, любезный и бесконечно обязательный. Я три дня прожил в Берлине и все три дня чувствовал на себе заботу Иоллоса. К сожалению, у меня еще совсем не работали ноги, чувствовал я себя, особенно в первые дни, неважно, и мне нельзя было отдать себя в его полное распоряжение хотя на два часа. Он показал бы мне в Берлине много хорошего. Насколько я мог его понять, понятия о себе он очень скромного и не знает точно, каким успехом у нас в Москве да и в России пользуются его Письма из Берлина*.
Здоровье мое поправляется, входит в меня пудами, а не золотниками. Ноги уже давно не болят, точно и не болели, ем я помногу и с аппетитом; осталась только одышка от эмфиземы и слабость от худобы, приобретенной мною за время болезни. Лечит меня здесь хороший врач*, умный и знающий. Это д-р Schwoerer, женатый на нашей московской Живаго.
Badenweiler очень оригинальный курорт*, но в чем его оригинальность, я еще не уяснил себе. Масса зелени, впечатление гор, очень тепло, домики и отели, стоящие особняком в зелени. Я живу в небольшом особняке-пансионе*, с массой солнца (до 7 час. вечера) и великолепнейшим садом, платим 16 марок в сутки за двоих (комната, обед, ужин, кофе). Кормят добросовестно, даже очень. Но, воображаю, какая здесь скука вообще! Кстати же, сегодня с раннего утра идет дождь, я сижу в комнате и слушаю, как под и над крышей гудит ветер.
Немцы или утеряли вкус, или никогда у них его не было: немецкие дамы одеваются не безвкусно, а прямо-таки гнусно, мужчины тоже, нет во всем Берлине ни одной красивой, не обезображенной своим нарядом. Зато по хозяйственной части они молодцы, достигли высот, для нас недосягаемых.
Я уже надоел Вам своей болтовней? Позвольте же мне еще раз крепко поблагодарить Вас и за газету, и за Иоллоса, и за Ваши посещения в Москве, которые были так кстати и так мне приятны. Вашего отношения ко мне я никогда не забуду. Будьте здоровы, благополучны, да пошлет Вам бог теплого лета. В Берлине холодно, кстати сказать. Обнимаю Вас крепко и жму руку.
Ваш А. Чехов.
Чеховой М. П., 12 (25) июня 1904*
4456. М. П. ЧЕХОВОЙ
12 (25) июня 1904 г. Баденвейлер.
12/25 июнь 1904.
Милая Маша, уже третьи сутки я живу на месте, мне предназначенном; вот мой, буде желаешь, более подробный адрес:
Германия, Badenweiler,
Herrn Anton Tschechow,
Villa Friederike*.
Эта Villa Friederike, как и все здешние дома и виллы, стоит особняком, в роскошном садике, на солнце, которое светит и греет до 7 час. вечера (позже я ухожу в комнаты). Мы живем здесь и платим пансион. За 14 или 16 марок в сутки мы вдвоем получаем комнату, залитую солнцем, с рукомойниками, с кроватями и проч. и проч., с письменным столом, и главное — с чудеснейшей водой, похожей на зельтерскую. Впечатление кругом — большой сад, за садом горы, покрытые лесом, людей мало, движения на улице мало, уход за садом и цветами великолепный, но сегодня вдруг ни с того ни с сего пошел дождь, я сижу безвыходно в комнате, и уже начинает казаться, что дня через три я начну подумывать о том, как бы удрать.
Масло продолжаю есть в громадном количестве — и без всяких последствий. Молока не переношу. Доктор здешний Schwoerer (женатый на москвичке Живаго) оказался и знающим, и порядочным.
Отсюда в Ялту мы*, быть может, приедем морем через Триест или какую-нибудь другую гавань. Здоровье входит в меня не золотниками, а пудами. По крайней мере, я научился здесь, как питаться. Кофе запрещают мне совершенно, говорят, что он слабительное. Яйца уже начинаю есть понемногу. Ах, как немки скверно одеваются!
Я живу в нижнем этаже. Если б ты знала, какое здесь солнце! Не жжет, а ласкает. У меня удобное кресло, на котором я лежу или сижу.
Часы непременно куплю, я не забыл. Как здоровье мамаши? Как ее настроение? Напиши мне. Поклонись ей. Ольга ходит здесь к зубному врачу, очень хорошему.
Ну, будь здорова и весела. На днях еще напишу письмо.
Этой бумаги я купил очень много в Берлине*, и конвертов тоже. Целую тебя, жму руку.
Твой А.
Арсению, бабушке и Насте поклон*. Поклонись, кстати сказать, и Синани.
А Ваня где? Приехал ли он в Ялту? Если он в Ялте, то привет и ему.
На конверте:
Ялта. Марии Павловне Чеховой. Rußland. Krim.
Чеховой Е. Я., 13 (26) июня 1904*
4457. Е. Я. ЧЕХОВОЙ
13 (26) июня 1904 г. Баденвейлер.
Милая мама, шлю Вам привет. Здоровье мое поправляется, и надо думать, что через неделю я буду уже совсем здоров. Здесь мне хорошо. Покойно, тепло, много солнца, нет жары. Ольга кланяется Вам и целует. Поклонитесь Маше, Ване и всем нашим. Низко Вам кланяюсь и целую руку. Вчера Маше послал письмо.
Ваш Антон.
13/26 июня.
Книпперу В. Л. (Нардову), 15 (28) июня 1904*
