Валерий Суси - Привет с того света
Однако, то, что он узнал от недавних врагов, повергло его в оцепенение. Юлия стала любовницей Семпрония Гракха и выдала ему тайну, которую он ей доверил, взяв клятву молчать. Заговорщикам все известно и это дает им власть над ним, императором. Юл Антоний уже готовит речь для выступления в Сенате!
- Что же, вынудило Вас прийти ко мне? - задал вопрос император с искренним недоумением.
- Рим ждут трудные времена, если не будет идеи, которая сможет сплотить Империю! Мы оценили твой план и готовы идти вместе с тобой!
Всю ночь люди Кальпурия не спали, а утром Октавиан, как обычно, выслушивал доклад.
- Семпроний Гракх и Юл Антоний - мертвы! Оба оказали сопротивление. Остальные закованы в цепи и молят о пощаде!
- Где Юлия?
- Здесь, государь! Приказать ввести?
- Нет! Отправь ее в Путеолы, обеспечь надежную охрану и, пусть, она там дожидается решения своей участи!
Вот и пригодился закон о браке и прелюбодеянии. Октавиан выступил в Сенате, как защитник закона, для которого нет ничего священнее, чем его неукоснительное соблюдение. Перед законом все равны! На глазах всего Рима император приносил в жертву собственную дочь! У него не хватило духу требовать ее смерти... Он потребовал изгнания... Навечно!
Юлию отправили на остров Пандатерия. Октавиан не ощущал в себе достаточно сил для того, чтоб выдержать сцену прощания и ничем не проявить слабость. Он отклонил просьбу Юлии о свидании.
Тайна осталась не раскрытой.
Тиберий сдался! Восемь лет он на что-то надеялся и не подавал ни звука. Теперь же, когда в Риме не оставалось никого из его единомышленников, он утратил всякие надежды на перемену в своей судьбе. Приходилось, либо, смириться и просить о помиловании; либо, поставить крест на своем будущем.
Тиберию исполнилось сорок шесть лет. Рослый светловолосый красавец, сильный и ловкий, он, вдруг, начал ощущать приступы опасного отчаянья. Смерть бродила по острову и пряталась за каждым кустом. Тиберий, иногда, резко оглядывался, словно, желая застать ее врасплох, пугая охранников.
От матери шли письма. В них гордость и строптивость перемежались со страхом и тоской. Постепенно, они наполнились одной материнской грустью. "Надо смириться! Октавиан полон сил и его правление продлиться долго, писала она, - А ты, бесследно, пропадешь на этом ужасном острове!"
Тиберий сдался! Он написал покаянное письмо императору! Письмо, которое очень скоро вернуло его в Рим!
Октавиан ждал этого часа! Не потому, что хотелось сломить волю Тиберия и насладиться победой, что, впрочем, то же было приятно. Но не потому, император желал его покаяния и надеялся на него. Вовсе не потому!
Тиберий был единственным достойным преемником трона. Примеряясь, мысленно, к остальным, он неизменно возвращался к нему. Семнадцатилетний сын Тиберия от Випсании, его первой жены - Друз Цезарь Младший производил впечатление воспитанного юноши, но в нем не было и намека на силу и твердость. То же впечатление исходило от пасынков Тиберия - Гая и Луция. Зачем им власть? Они все равно не сумеют справиться с ней! Что же думать о том, чтоб они смогли осуществить задуманное им и Николаем? Тут нужен гордый, сильный, упрямый и умный! И мысль возвращалась к Тиберию.
Возвращение Тиберия в Рим превратилось в праздник и народное гулянье. Ливия приблизилась к Октавиану и благодарно дотронулась до его локтя, когда они стояли на трибуне Форума в ожидании торжественного въезда Тиберия. Октавиан не шелохнулся. Всякое чувство к этой женщине давно умерло в нем. Он стоял и размышлял о том, как отнесется Тиберий к тому, что он собирался открыть ему сегодня же, немедленно. Он не забыл реакцию Юлии. Что, если так же, поступит Тиберий? Покаянное письмо Тиберия не ввело императора в заблуждение, и он осознавал, что не страх смерти вынудил его пойти на примерение, но ужас бездействия! Октавиан не сомневался, что, если коснется, то Тиберий с улыбкой пойдет на смерть! Такой человек, как он, способен заставить себя поступать по логике событий; но никогда не предаст собственных убеждений!
Октавиан боялся получить отказ. Однако, принял твердое решение, что, в этом случае, Тиберий немедленно умрет. На этот раз, ему удалось избавиться от малейших колебаний. Поступить, по-другому, он не мог! Либо, Тиберий с ним; либо, он должен умереть!
Тиберий попросил время на размышление. До утра. И Октавиану это понравилось. Значит, решение будет до конца осмысленным. И, если, даже, его придется убить, то уж не останется никаких сомнений в том, что это был единственный выход.
- Государь! Сама идея Великой Империи, замешанной, как тесто, на единой религии, меня вдохновляет! Я принимаю ее с открытым сердцем, не из страха и опасений за собственную судьбу, но, как разумное продолжение Рима! Однако, мысли мои, постоянно, возвращаются к одному - не уничтожит ли власть Бога, наделенного таким могуществом, власть самого императора?
Октавиан облегченно вздохнул. Тиберий с ним! Что до его сомнений, то, разве, его самого не терзают, подобные же, мысли? И разве они не свидетельствуют, более всего, об искренних намерениях Тиберия? Если бы, он согласился сразу и безоговорочно, если бы, у него не было никаких опасений за судьбу Империи, то это, как раз, и вызвало бы, справедливую настороженность и недоверие.
- Сын мой! - Октавиан заранее решил произнести эти слова, в случае, если не возникнет осложнений. Тиберий должен был оценить значение такого обращения и понять, что император сделал выбор, - Сын мой! Ты наполнил мою душу радостью и разорвал паутину тревог за наше будущее! Я счастлив!
Он подошел к Тиберию и обнял его.
- Твои опасения обоснованы и совпадают с теми, что недавно мучили и меня. Садись и выслушай внимательно то, что я тебе сейчас расскажу, а так же, сам почитай то, что рождается теперь благодаря усердию Николая, трудам Гая Кальвисия Сабина и Луция Пассиена Руфа, а так же, молодого Понтия Пилата! К этому, можешь причислить нескольких человек, неустанно корпящих над новым учением в Иудее, которых склонил к делу Николай и без которых, было бы, трудно насытить содержание традиционными и национальными подробностями, способными развить законы Моисея и заставить их служить делу Великой Империи.
Октавиан выложил на стол гору свитков, и они углубились в их изучение. Некоторые места Тиберий перечитывал по многу раз, словно, заучивая наизусть. Долго вглядывался в текст, который чуть раньше сумел успокоить Октавиана и дал ему возможность отбросить неприятные подозрения.
- А, взгляни, на это, - император протянул ему еще один свиток.
- Итак, будьте покорны всякому человеческому начальству, для Господа: царю ли, как верховной власти, правителям ли, как от него посылаемых для наказания преступников и для поощрения делающих добро. Ибо такова есть воля Божия. Всех почитайте, братство любите, Бога бойтесь, царя чтите. Слуги, со всяким страхом повинуйтесь господам, не только добрым и кротким, но и суровым. Ибо то угодно Богу, если кто, помышляя о Боге, переносит скорби, страдая несправедливо.
Тиберий отложил свиток в сторону и довольно рассмеялся.
- Такого Бога моя душа приемлет! Государь! У меня нет больше сомнений! Я готов идти с тобой до конца!
Через две недели Октавиан, с соблюдением всех формальностей, по закону, усыновил Тиберия. Вопрос о будущем императоре перестал будоражить Рим!
Иешу и Иоанн, сын Захарии, прибыли в Рим в один день. Первому исполнилось одиннадцать, второму - двенадцать. Николай, все такой же, худощавый, как и раньше, вел их по тесным римским улочкам, заняв место посередине. Мальчики были одного роста с ним, так что, три головы оказались на одном уровне: белая и не любопытная - в центре и две черные, кудрявые и непрестанно подпрыгивающие, на все реагирующие и ничего не желающие пропустить - по бокам.
Николай немного волновался. В школе обучалось к тому времени уже свыше двадцати ребят, и Николай знал, что Тиберий благоволил к одному из учеников, отдавая ему предпочтение перед всеми остальными. Известно было Николаю и то, что Тиберий, уже не раз высказывал мысль о том, что, именно, на этого ученика и следует возлагать основные надежды, что, именно, он и сумеет лучше других справиться с той ответственной миссией, которая ожидает избранника.
Пятнадцатилетний Павел, действительно, выделялся в классе, несмотря на то, что это было не простым делом. Ведь Николай, самолично, отбирал ребят из сотен - одного, и каждый из них обладал незаурядными способностями. Петр, например, в четырнадцать лет, своим красноречием, смог бы, повергнуть в изумление Цицерона, доживи старик до этих дней. Иуда мог на память прочесть всего Горация и бегло говорил на восьми языках. Впрочем, на четырех-пяти языках свободно изъяснялись все. И, все-же, Тиберий устремлял свой взор на Павла, находя в нем природные черты лидера. Николай же, считал, что это, стихийно возникшее верховодство, временное и происходит из-за разницы в возрасте, пока, ощутимой, но с годами, непременно, утрачивающей свое значение. А, потому, он призывал не торопиться и не спешить с окончательным выбором, надеясь в душе, что главная роль в предстоящем спектакле будет отдана Иешу. Его поддержал Понтий Пилат, так же, придерживающийся мнения, что еще можно повременить с выбором. Зато, Сабин и Руф склонялись к мысли, что, чем раньше будет сделан выбор, тем лучше для дела. Это исключит всякое соперничество и будет оказывать на соучеников моральное воздествие, вырабатывая безусловное уважение к авторитету их будущего Учителя. Таким образом, Сабин и Руф, не настаивая на конкретной фигуре, становились на сторону Тиберия.
