Олег Постнов - Песочное время - рассказы, повести, пьесы
Обрадованный молодой человек на миг забыл о своих сомнениях, поспешно приблизился к двери, отыскал кнопку звонка и надавил. Раздался щелчок и короткий треск, словно просыпалась дробь, и дверь тотчас же распахнулась. Молодой человек увидел просторную прихожую, размерами отвечавшую роскоши подъезда, но захламленную сверх всякой меры. Все нутро ее дышало едкой смесью кухонных ароматов и запахов от недавнего кипячения белья, что свидетельствовало об усердии хозяйки, не рассчитанном, впрочем, на гостей. Сама хозяйка, женщина встрепанная и странно бесцветная, в линялом халате и таком же, поверх его, фартуке, стояла тут же на пороге, и вопрос ее:
- Вам кого? - прозвучал почти повествовательно; она, как видно, мало была озабочена появлением нежданного визитера.
Пока молодой человек собирался ответить, квартира внезапно ожила и наполнилась звуками самого незначительного и ежеминутного свойства: где-то пустили воду, в отдалении комнат запищал ребенок, кто-то стал его уговаривать, попеременно шепча и напевая, откуда-то, должно быть, с кухни, приплыли обрывки музыки с крупицами радиопомех, и, наконец, сумрачный мужской голос из кабинета неуютно спросил:
- Маш, кто там?
Грозно стукнули шлепанцы, но в прихожую никто не вышел.
Невольно прислушиваясь ко всем этим звукам, молодой человек почувствовал и в себе ту же несобранность и суету, позабыл об извинениях, перед тем заготовленных, и промямлил только: "Вот... тут, видите..." повертев перед женщиной своим билетом.
Ничего не поняв, но спеша уяснить, в чем дело, женщина обтерла руки о фартук, взяла билет, недоумевая прочла под заглавием концерта собственный адрес - и тут только сообразила, что требуется. С той же занятой поспешностью кивнув головой, она вернула билет молодому человеку, отступила на шаг от двери и, совершив некое подобие пригласительного жеста, произнесла:
- Входите. ... Да это тут... Это не к нам! - закричала она сейчас же, обернувшись, должно быть, к кабинету, отчего, однако же, молодой человек вздрогнул, не сразу сообразив, кого она имеет в виду. - Не знают, наверное, - прибавила она уже тише, - наш адрес написали... Вообще-то там и с улицы ход есть. - Но видя, что посетитель в нерешительности замялся, повторила еще: - Входите, входите. Сейчас я вам отопру...
Споткнувшись от смущения о порог, молодой человек вступил в прихожую и теперь разглядел всю ее, все закоулки и углы, а также часть гостиной, в которую была приоткрыта дверь. По углам прихожей стояли: холодильник ЗИЛ (при появлении молодого человека он вдруг страшно вздрогнул, качнулся и затарахтел), сундуки, вешалка-одноножка со старой одеждой, велосипед без колес, трюмо с облезлым зеркалом, какие-то тюки, коробки, а у самого потолка подвешенные вверх носами лыжи. Все это тонуло в грязной полутьме и жалось к стенам, образуя посредине узкий проход из комнаты в комнату, устланный половиками. Зато гостиная блестела светом, и сквозь проем двери молодой человек разглядел дорогие обои, богатую чеканку старинной работы, старинное же пианино с подсвечниками, уставленное сотней фарфоровых безделушек, и рядом исполинское кресло, спинка которого поднималась чуть не до половины стены и завершалась увитым точеными розами пьедесталом, на котором сидел нагой амур с поникшей головой. Впрочем, тут же перед креслом размещалась унылая гладильная доска, обтянутая рыжей тряпкой, на краю ее ворохом лежали стираные пеленки, а рядом тлел огонек включенного утюга.
Противоестественное это смешение роскоши и откровенностей быта не произвело особого воздействия на молодого человека. И хотя квартиры такого сорта приходилось видеть ему не часто, все же он имел о них весьма основательное представление, вроде того, как всякий способен составить себе понятие, например, об извозчиках, каретах и экипажах, за всю жизнь при этом не видев их иначе, как на рисунках или в музее. Квартиры этого рода есть, в сущности, неотъемлемая часть старинных наших городов. Все сословия прежнего нашего общества приняли участие в их создании и, прежде чем исчезнуть, смешавшись друг с другом, породили это совершенное воплощение городского духа - столичную мещанскую квартиру во всем ее грубом своеобразии.
Но отнюдь не это обстоятельство занимало сейчас ум молодого человека. Типичность представшей его взгляду картины была ему безразлична. Гораздо больше волновал его вопрос, куда теперь ему нужно идти и какое, вообще, отношение имеет эта квартира к разыскиваемому им залу. Он было уже собрался направиться в гостиную, но в этот самый момент женщина, успевшая тем временем закрыть и запереть входную дверь, дернула его за рукав и торопливо возвестила:
- Вам туда, - кивнув в противоположную от гостиной сторону.
Молодой человек обернулся, поблагодарил женщину и прошествовал к указанной двери, которая по внешнему ее виду должна была бы привести его в ванную или, пожалуй, в клозет. Впрочем, он тут же разглядел массивный засов, вроде тех, что ставят в гараже, и которые, по крайней мере, излишни на дверях отхожих заведений. Засов был выкрашен в тон двери белой краской и, должно быть, не часто отодвигался: краска не была содрана или загрязнена. Молодой человек замешкал, не решаясь самостоятельно отодвинуть засов, но подоспевшая женщина отстранила его, ухватилась за ручку двери и что есть сил дернула движок, очевидно, заранее готовясь к тому, что он прочно забит в паз; меловые ее щеки порозовели чуть от натуги, засов щелкнул, отскакивая, дверь поддалась и образовала узкую и темную щель.
- Тут ступени, - предупредила женщина, поворачивая выключатель. В щели вспыхнул жидкий свет, и молодой человек, не дожидаясь новых приглашений, пробормотал на ходу последнюю прощальную благодарность и тотчас устремился навстречу свету, то есть попросту юркнул в щель и сбежал по ступенькам, которых оказалось всего три; дверь позади него закрылась, отрезав путь к отступлению, и стало слышно, как мягкий от краски движок водворяется на свое место.
Молодой человек облегченно вздохнул и огляделся; наконец-то он был один! Он стоял посреди маленького и тесного коридорчика, освещенного грустной, полуистлевшей лампочкой со следами мела на стекле. Патрон ее наклонно торчал из побеленной стены, и под ним проходила полоса, ниже которой стена была выкрашена в зеленый цвет; пол был уложен кафельной плиткой, так что в целом коридорчик напоминал скорее чулан или ванную комнату, если бы не двери с обоих его концов, нарушавшие замкнутость пространства. Обе они, правда, были теперь заперты, и та, через которую проник сюда молодой человек, хранила за собой нерушимую тишь: квартира сразу же онемела, лишь только проводили нежданного гостя. Зато из-под второй, противоположной двери, из щели под нею, ползли подвижные, смутные тени, как в испорченной камере-обскуре, и тонкой линией разбегались по стенам и потолку. Там слышалось движение и шум, какой бывает в праздничных гостиных, когда все приглашенные уже собрались; шушуканье и шорох, и сдержанные голоса - все это показывало, что публика уже на местах, что концерт вот-вот начнется, и, глядя на живую щель под притворенной дверью и ловя каждый звук, молодой человек понял, что нынешнее его путешествие окончено и таинственный зал найден им. Уже готовясь войти и удерживая волнение, он приостановился еще на миг, сообразив, что нужно хотя бы бегло оглядеть себя и перевести дыхание перед тем, как очутиться в незнакомом обществе. Возможность чужого удивленного взгляда пугала его: он как-то не доверял себе.
Фамилия его была Протасов. К громкой славе этой фамилии он никакого отношения не имел и даже стеснялся ее. Собственная его семья из провинции, где он провел детство, тоже, как казалось ему, играла скромную роль в его нынешней жизни. Он работал. Но так как за несколько лет перед тем он окончил один из столичных вузов, то работа его состояла преимущественно в возне со всякого рода бумагами, и в кругу друзей он говорил о себе, что он ни что иное, как просто чиновник, самый обыкновенный чиновник, даже если теперь это называется по-другому. Он не выделялся какой-либо способностью или талантом, но бывал терпелив в своих занятиях, из отличительных же черт можно назвать разве что его холецистит, болезнь печени, которую он нажил в студенческие годы. Но это история обыкновенная среди студентов, принужденных пользоваться услугами общепита, и мы не стали бы о ней поминать, если бы этот факт не сыграл существенную роль в дальнейших событиях нашей повести.
Как раз в тот миг, когда Протасов, окинув спешным взглядом свои ботинки, брюки и плащ, почти высохший за время мытарств, убедился, что все выглядит как будто вполне удовлетворительно (он обдернул только пояс и поправил съехавшую на лоб шляпу), и уже хотел было перейти порог, уже поднял руку, чтобы толкнуть дверь, - как раз в этот-то миг и одновременно с этим его жестом в правом боку под ребром у него произошло внезапно какое-то особенное и мгновенное движение, и он ощутил укол до того явственный, словно сглотнул ненароком порцию швейных игл!
