Владимир Орлов - КАМЕРГЕРСКИЙ ПЕРЕУЛОК
– Вы знаете, юные леди, - встал Соломатин, - я, видимо, переусердствовал в застолье, извините, но мне надо на свежий воздух… Слабый я человек, не волевой… и беседу вашу могу испортить…
Он стал пошатываться даже, мол, вот-вот может рухнуть, словно бы потекли перед ним вниз и вверх губы Моники, ноги Курниковой, перевернутые формы мадам Брошкиной.
В коридоре его обхаживали хозяева и гости, уговаривали посидеть и оклематься, свежим воздухом подышать на балконе, а доктор наук Марат Ильич даже стягивал с руки магнитный браслет, обещал моментальную поправку, но Соломатин был тверд. Павел Степанович Каморзин шепотом у двери благодарил его за визит и понимание, советовал исследовать шкатулку и уж, конечно, зазывал на дачу, летом, понятно, когда он устроит постамент и водрузит на него реликвию. Соломатин чувствовал взгляды - Александры, похоже, обиженной, верхняя губа барышни, вечно приподнятая, прижалась к нижней, и Елизаветин взгляд, лучисто-озорной и будто бы Соломатина к чему-то подзадоривавший. Уже перед открытой дверью вынырнула шустрая Полина, заявила: «А не сбегаете ли вы, наш мачо, не сделав Дью?!» Но тут же она была отодвинута (и силой) средней сестрой. Глаза Марии не были уже сонными, они казались большими и в них угадывалось беспокойство.
– Надеюсь, Андрей Антонович, ко всему, что выказывали сегодня Александра и наша кузина, - произнесла Мария, - вы отнесетесь с осмыслением.
И липкий, выделанный пузырь не вылетел из ее рта.
11
Поутру в воскресенье Соломатина подозвал к себе телефон.
– Здравствуйте, - услышал Соломатин женщину. - Мне Соломатина Андрея Антоновича.
– Андрей Антонович Соломатин вас слушает.
– Ваш абонентский номер такой-то…
– Да…
– Я вас поздравляю! - телефонный голос сейчас же стал юным и праздничным, как пионерский горн. - Ваш номер выиграл приз!
То есть это был уже и не горн, объявление про приз вышло словно бы предоргазмным, эротическим всхлипом-восторгом, вполне равным по силе страсти прославлению чая «Липтон» с двумя нитками.
– Какой приз? - удивился Соломатин.
– Об этом позже. Скажите пожалуйста, в вашей квартире, при вашем телефоне есть люди в возрасте до тридцати лет?
– От? - спросил Соломатин.
– От двадцати двух до тридцати.
Слова прозвучали уже деловито (страсть угомонилась) и с паузами, возможно, звонившая заглядывала в необходимые бумаги. Голос ее показался Соломатину знакомым, опасность некая тотчас почувствовалась им, он пожелал нагрубить даме, но не сделал этого.
– Я как раз от двадцати двух до тридцати, - сказал Соломатин. - Кстати, а почему - от двадцати двух?
– Не суть важно. - Произнесено опять же деловито и знакомо. Но сейчас же - взвейтесь кострами синие ночи: - Главное, что вы наш лауреат!
– С вручением нагрудного знака? - спросил Соломатин.
– Что? - взвизгнул горн.
– Нет, это я так… - сказал Соломатин. - Но, видимо, ваш звонок должен иметь какие-то последствия?
– Самые лучшие для вас. Мы приглашаем вас посетить завтра, в понедельник, в восемь вечера, банкетный зал нашего офиса. Запишите адрес, Столешников переулок, семь. Добраться к нам…
– Имею представление о Столешникове, - сказал Соломатин.
– Замечательно. Наша фирма имеет название «Аргентум хабар». Извините за обращение к низостям старых ценностей, но для оформления приза желательно иметь при себе документ удостверяющий…
– И квитанции по оплате телефонных услуг… - предположил Соломатин.
– Квитанции не обязательны, но не помешают…
– Форма одежды?
– Желательны вечерние костюмы, но если вы человек свободной профессии, то вам самому и выбирать внешнее соответствие своей натуре.
Сейчас в утончившемся голосе собеседницы услышалось злокозненное ехидство, и он пожелал повесить трубку.
– Подождите, подождите, - услышал он. - Вот еще что. Деликатный вопрос. Не знаю, как и сказать… Просто должна посоветовать… Прием в честь лауреатов будет иметь импровизационный характер, не исключены самые неожиданные повороты действа с предложением выгодных дел, а потому… А потому я посоветовала бы вам иметь при себе средства, посильные, и не обязательно с видами города Ярославля… Вы меня поняли?
– Я вас понял, - сказал Соломатин. - Но в нашем разговоре есть некое неудобство, Вы знаете, кто я. Я же не имею возможности произнести, с приятностями, ваше имя.
– Милый Андрей Антонович, это все мелочи. Вот вы придете в понедельник в «Аргентум хабар», я сама отыщу вас и, может быть, не буду вам противна. Вы ведь придете?
– Куда же я денусь, - сказал Соломатин, - от приза и лауреатства?
«Да на хрена вы мне сдались со своим "Аргентум хабаром"!» - высказался Соломатин, уже прижав трубку к аппарату. Наслышан он был о внезапных поздравлениях, призах и выигрышах, сам однажды поучаствовал в бездарно выстроенной авантюре, принесшей ему, суетившемуся, два целковых навара.
Но что же он, знаток превратностей жизни, не бросил трубку и не нагрубил звонившей? Именно, именно потому, что в преобразованиях голоса собеседницы учуял будто бы знакомое озорство или коварство, а с ними и опасность, какую следовало распознать.
Не Елизавета ли, урожденная Бушминова, кузина сестриц Каморзиных, прикинулась сотрудницей «Аргентум хабар» и назначила ему свидание в Столешниковом переулке? Впрочем, ей не обязательно было прикидываться. Она ведь где-то училась на курсах менеджеров и вполне могла практиковать в Столешниковом. Голос Лизаньки он, правда, запомнил не слишком хорошо, однако в интонациях посулившей приз было что-то от Елизаветы пока Бушминовой.
В Брюсовом переулке Павел Степанович не заводил с Соломатиным разговоров ни о семье, ни грядущем воздвижении бочки. Будто и не случалось блинного застолья. Не освежил он и пожелания исследовать шкатулку. А Соломатин в четверг пошарил в квартире в сомнительных местах и среднекисловское приобретение не обнаружил.
Сестриц же Каморзиных и их кузину Соломатин приказал себе забыть. И все, что он у них слышал и видел, вопреки совету Машеньки-Пузыря, не подвергать осмыслению. Забыл и не подвергал. Забот хватало. И согласился с тем, что голос раздававшей призы хоть и был ему впрямь знаком, на голос Елизаветы все же не походил. О чем он теперь жалел.
Уже утром в понедельник Соломатин понял, что как бы он ни хорохорился, а вечером в Столешников переулок на сборище мошенников и простофиль он отправится. Но при этом проявит свое неуважение к сборищу в «Аргентум хабар» свитером и джинсами. «Кстати, слово-то "хабар" было мне известно, но забыл… - сетовал Соломатин. - Надо заглянуть в Даля…»
Столешников переулок был, как всегда, мертвым. То есть, как всегда после закрытия Ямы и доступных московскому простонародью магазинов. Выяснилось, что «Аргентум хабар» процветает на задах дома с торговлей компьютерами. Соломатин предъявил паспорт, телефонную книжку, квитанции с печатями об оплате и был допущен к регистраторам.
Регистраторы сидели торжественно-важные, будто начинался Партийный Съезд. Правда, для Съезда их было мало, всего трое. Ведающий буквами «С-Я» паспорт Соломатину вернул сразу, а вот квитанции с цифирками оплат принялся рассматривать с лупой.
– Э-э, да вы пени платили! - с укоризной покачал он головой. - Что же вы живете так необязательно, молодой человек?
– Благодарствую за выговор, - сказал Соломатин. - Что же тем, у кого пени, приз не выдадут?
– Это решат в мандатной комиссии, - сказал «С-Я», он явно был недоволен легкомысленным отношением Соломатина к заботам городских телефонных нужд.
«Бюрократы! Чиновники! - возмутился Соломатин. - Да у меня денег не было оплатить вовремя! Сейчас устрою скандал! А приз выколочу!» И тут же удивился сам себе. Какой приз? Знал ведь, куда направился. И кем направился. Созерцателем. Созерцателем! Ради развлечения. А потому и регистраторов стоило причислить к развлечениям.
Естественно, Соломатин попытался углядеть в толчее знакомых. Ко всему прочему звонившая обещала отыскать Соломатина. То есть наживка плавала где-то над оголодавшим окунем. Нет, знакомых не было. Два смутно-виденных лица обнаружились. Но Соломатин не смог вспомнить, что это за особы. Вскоре же Соломатин заметил хлястик на белой спине. Ага. Стало быть, присутствовал здесь Агалаков Николай Софронович, смотритель московских жилищ миллионщика Квашнина, интересно - с какими целями и в каком свойстве?
Неожиданно в грудь Соломатину уперся палец губастого малого лет двадцати пяти, и малый заорал:
– Дью! А ты сделал Дью?
Малый походил на рекламного идиота, на груди и на спине его крепились картонки со словами «Слабо сделать Дью?», с ремня же свисала рыжая кошка. Чучело ли это было, выделанное таксидермистом, игрушка ли плюшевая, или живой рыжий зверь, Соломатин разглядеть не успел, губастый малый отскочил от него, резво обпрыгал четверых, прежде чем ухватил за хлястик Агалакова. Домоправитель (или кто он здесь?) повернулся, губастого выслушивал высокомерно, знакомо откинув голову и знакомо же сцепив на груди руки.
