Ашот Арзуманян - Арагац (Очерки и рассказы)
А открытие вращения звезд? Правда, это не случайно, а результат долгих и упорных трудов. В специальной печати уже третий год пишут об этом открытии как о событии, изумившем не только непосвященных, но и опытных астрономов. В статьях под броским заголовком "От Галилея до Шайна" говорится, что в свое время Галилей, пользуясь примитивной подзорной трубой, заметил вращение Солнца. Он заметил это по перемещению пятен на его поверхности. Шайн открыл вращение звезд. Как? Ведь даже в мощный телескоп звезды видны как точки.
Шайн задумался: почему у некоторых горячих гигантских звезд линии их спектров заметно расширены? Чем объясняется это? Может быть, вращением этих звезд? Ведь один край далекого диска удаляется от нас, а другой приближается, поэтому линии спектра одновременно сдвигаются и вправо и влево. Но возможно влияние и других причин. Значит, нужно найти доказательство факта вращения без влияния посторонних причин.
Ученый теоретически нашел, какие именно изменения в спектральных линиях должны произойти, если на них действует только вращение звезды. В статьях отмечалось, что одно это уже было выдающейся заслугой. Но ученые пошли дальше - вычислили и скорость вращения для многих звезд. Они оказались огромны: от ста до трехсот километров в секунду. В сто раз больше скорости вращения Солнца на экваторе! Советские и иностранные авторы отмечали, что работы Шайна и Струве дали материал для принципиально важных выводов об эволюции звезд.
"И все это сделано здесь! - думал Амбарцумян, оглядывая усадьбу обсерватории. Здесь же - знаменитая "стеклянная библиотека"! В кругу астрономов об этой библиотеке говорили давно. В Пулкове хорошо знали, что еще в 1927 году Шайн вместе с Владимиром Александровичем Альбицким решил составить каталоги лучевых скоростей звезд. Вспомнили, что эту работу в свое время начал А.А.Белопольский. Но в Симеизе ее повели с размахом. Было получено несколько тысяч спектрограмм. Спектрограммы не только требовали тщательного и вдумчивого изучения, но и нужно было время, чтобы ввести их в научный обиход.
Звездные каталоги были изданы. Это был великолепный подарок мировой науке. А уникальная "стеклянная библиотека" постоянно пополнялась в Симеизе. До поры до времени многие и не подозревали, какую великую службу сослужит она науке вторично. Еще не совсем было ясно, как она может пригодиться, но Амбарцумян чувствовал, что это ценнейший материал для астрофизика.
Чем ближе к закату, тем заметнее меняются краски на море. Зрелище гипнотизирует. Не хочется ни о чем думать - лишь смотреть и смотреть. Закат навевает то чувство покоя и благодушия, то легкой грусти и тоски. Иногда хочется помечтать, иногда наметить дела и встречи на грядущий день.
Амбарцумян решает, что завтра следует ближе познакомиться с Пелагеей Федоровной Шайн. Она - астроном. Он много слышал о ней на недавнем совещании астрономов в Харькове. Нейумин рассказывал, что впервые же годы после приезда в Симеиз она открыла двадцать три новые малые планеты. "Кажется, что Нейумин придумал историю с планетой Пелагея". Можно себе представить, как встретили некоторые астрономы в международном каталоге малых планет среди имен богов из римской мифологии имя русской женщины Пелагеи. Сама Пелагея Федоровна открытым ею планетам тоже давала русские имена - Катя, Наташа и так далее.
Начало тридцатых годов нашего века было ознаменовано обоснованием современной теории атома. Начинал свои исследования по ядерной физике молодой Игорь Васильевич Курчатов, ставший позднее ученым с мировым именем. Было известно, что "проблемой № 1" занимаются ученые во многих зарубежных странах. В сфере науки, облюбованной Виктором Амазасповичем Амбарцумяном, "атомный крен" в научных исследованиях создавал базу для бурного расцвета еще очень молодой в те годы теоретической астрофизики.
Вчерашний аспирант Пулковской обсерватории, сегодняшний ее научный сотрудник и доцент Ленинградского университета, Амбарцумян именно на такой основе стал строить исследования. Это был безошибочный выбор. Развитие науки показало, что чрезмерное увлечение математическими задачами привело в конце концов к исчезновению физического смысла в работах даже бесспорно талантливых зарубежных ученых.
Свою деятельность в качестве доцента в Ленинградском университете Виктор Амазаспович начал с создания кафедры астрофизики, продолжив работу одного из своих учителей - Гавриила Адриановича Тихова. Труды по астрофизике и звездной астрономии сделали его первым астрофизиком-теоретиком в Советском Союзе и принесли мировую известность. За эти труды в 1935 году В.Амбарцумяну была присуждена степень доктора физико-математических наук.
Иные пытались рассуждать о правомерности присуждения ученым степеней без защиты диссертаций, но в случае с Виктором Амазасповичем эта правомерность не требовала доказательств, что подчеркивалось и на Ученом совете университета. И если бы записывать то, что говорилось, на магнитофон, то можно было бы воспроизвести примерно такую речь:
- Из многих научных работ уважаемого коллеги Амбарцумяна всем нам хорошо известна вышедшая в 1932 году работа "О лучистом равновесии планетарных туманностей". Она имеет эпохальное значение для истории физики газовых туманностей.
Эта фундаментальная работа Амбарцумяна, открывшая целую серию его трудов по физике газовых туманностей, вызвала большой интерес в кругу зарубежных ученых. Последовали запросы; появилась настоятельная необходимость в популяризации новой теории. Академия наук СССР разъясняла:
"Впервые правильное толкование свечения туманностей было предложено известными астрофизиками Росселандом и Занстра, но только В.А.Амбарцумян дал точную математическую трактовку происходящих при этом процессов. Он выяснил огромную роль светового давления в туманностях. Так, оказалось, как это ни кажется парадоксальным на первый взгляд, что в некоторых частях туманностей световое давление действует по направлению к звезде. В.А.Амбарцумян проследил также условия, при которых в спектрах туманностей становится возможным появление так называемых "запрещенных" линий. Они никогда не наблюдаются в спектрах земных источников света. По наличию тех или иных спектральных линий можно судить о физических условиях, господствующих в данном объекте".
Потом лишь наиболее глубокие и проницательные умы смогут оценить открытия, которым большинство ученых не придает первостепенного значения. Работы В.А.Амбарцумяна в начале тридцатых годов можно было уподобить серии вспышек молнии. Они привлекали внимание широкого круга ученых, особенно тех, кто интересовался проблемами звездной динамики и внутреннего строения звезд.
Вскоре в Ленинград приехал известный астроном, индус по происхождению, Субрахманиан Чандрасекар. Он всегда интересовался новыми идеями советских ученых. "Лучистое равновесие", безусловно, заинтриговало его.
Амбарцумян знал о своем коллеге-ровеснике уже не первый год по литературе и рад был случаю познакомиться с ним.
Они встретились и разговорились. Это было в 1935 году. После того как выяснилось, что обоих интересуют одни и те же темы, разговор коснулся методов исследования.
- В теоретической астрофизике есть два метода, два пути, - заметил Амбарцумян своему коллеге. - Первый: сначала наблюдать и размышлять над смыслом наблюдений, а потом уже писать формулы; второй метод заключается только в писании математических формул. Мы называем второе направление формализмом, и оно нам чуждо. Природу нельзя загнать в колодки чисто математических формул, нужно считаться с объективной реальностью.
- Но я прежде всего математик! - Чандрасекар защищал второй метод.
Через два года Чандрасекар уехал в США и считается теперь американским ученым. Однако его ленинградский визит имел свое продолжение, представляющее немалый интерес. Коротко говоря, Чандрасекар не раз обнаруживал, что он и Амбарцумян занимаются одними и теми же научными проблемами. Почему же получались разные результаты? Чандрасекар погружался в мир уравнений, интегралов, сложнейших вычислений. Витая в высшем мире чистой математики, он в конце концов запутывался в физических проблемах.
Годы спустя, когда Амбарцумян разбирал гору поздравительных писем из многих стран, ему попалось и письмо Субрахманиана Чандрасекара. В числе других Чандрасекар поздравлял советского коллегу с блестящим решением полувековой математической задачи, над которой бились такие видные ученые, как Шварцшильд, Линдблат и другие. Однако и на этот раз Чандрасекар не оценил физического смысла работы Амбарцумяна, практического значения ее. А ведь именно эта заслуга Амбарцумяна была принята во внимание Советским правительством, которое в 1946 году присудило ему Государственную премию.
- Когда-то тебе, Виктор, слали в театр телеграммы, в которых шутливо называли профессором. Теперь ты настоящий профессор. Ведаешь кафедрой астрофизики университета. Трудишься в Пулковской обсерватории, - говорил Амазасп Асатурович. - И семья у тебя. И внучку мне подарил - Карине. Радоваться бы мне. А на душе тяжело...
