Шломо Вульф - Право выбора
3.
За окном комнаты, где ночевал Юрий, величественно качалась огромная лапа голубой ели в сияющем на солнце пушистом снежном колпаке. За ней золотились сугробы на огороде. За огородом туго бил в ослепительно синее небо белый дым над едва видимым отсюда срубом. Юрий открыл дверь на осторожный стук и сразу задохнулся от горячего душистого поцелуя невесты. Инга была в нарядном синем платье с розой у ворота и казалась похудевшей и усталой. "Ты себя плохо чувствуешь? - спросил Юрий, вглядываясь в измученные глаза девушки. - На тебе, как говорится, лица нет..." "Зато ты выглядишь у меня как огурчик, женишок... Отдохнул от невесты и доволен?.." "Я не понимаю..." "Не понимаешь? И очень плохо, что ты меня по-прежнему не понимаешь... Разные мы с тобой всё-таки, Юрик. Я вот без тебя жить не могу, всю ночь на часы смотрела, когда тебя увижу... А ты, я смотрю, и не вспомнил..." "Молодёжь! - крикнула из гостиной Полина Олеговна. - Кончайте любезничать. Умываться и завтракать. Мы с Савельевым уже заждались вас." "Где у вас умываются?" "Настоящие мужчины..." "Я понял!" Юрий набросил свой кожушок на спортивный костюм, сунул босые ноги в суконные боты и выбежал на улицу. Инга со смехом выскочила за ним, едва успев сменить туфли на белые валенки. Снег слепил со всех сторон. Юрий сбросил кожушок, снял "олимпийскую" рубашку и стал, вскрикивая, натираться снегом. "Жена, спинку потри, - сказал он и тотчас охнул и задохнулся от горы снега, обрушенного безжалостной Ингой на его голую спину с потревоженной еловой лапы. Тотчас нежные руки закутали его пушистым полотенцем, стали яростно растирать со всех сторон, надели на вытянутые руки "олимпийку", накинули на плечи кожушок и поволокли под руку к дому. "Какой приятный запах дыма, - затянулся вкусным воздухом, как любимой сигаретой, городской доцент. - Что это там дымит?" "А это вам, Юрий Ефремович, папа баньку топит... Надеюсь, не возражаете?.." "Мне?" "А вы эгоист. Чем это вы лучше других? Может и мне." "Вместе?.." "А вам бы как хотелось?" "Я и мечтать не смею... До печати из ЗАГСа." "Иногда сбываются и несбыточные мечты. Не я ли вам как-то обещала... Помните?" "Ты даже не представляешь, что ты со мной натворила своим дурацким замечанием!" "Потом расскажешь. А пока - завтракать. У моих тут такие чаи! Такой мёд!.. У нас тут всё настоящее и экологически чистейшее. Как и твоя невеста, кстати. Такие не только в столицах, ни в одном городе не растут..."
4.
Вы ни о чём больше и думать не сумеете, кроме как об Инге Савельевой под вашим веником... - вспомнил Юрий тот комаринный флирт в сентябре, когда направлялся по глубокому снегу, щурясь от ослепительного голубого сияния сугробов, к извергающей дым бревенчатой бане в конце двора. Она стояла среди гигантских разлапистых сине-зелёных елей у самого берега узкой реки. Юрий вошёл в предбанник и растерялся среди чистых деревянных скамеек и вешалок на стенах. В приоткрытую дверь виднелись уходящие под чёрный потолок полки, на нижней стояли два алюминиевых тазика. В обоих лежали берёзовые веники. Такие же душистые сооружения висели по стенам предбанника. Наконец-то он увидел наяву, как они не похожи на мучавшую его в снах метлу и домашний веник... Что ему следует тут делать - просто вымыться над тазиком или сразу идти в парилку? В любом случае, человеку тут следует раздеться догола, иначе, что это за баня?.. Но как можно себе это позволить, если изнутри дверь не имеет ни крючка, ни засова? Он выглянул на скрип снега и увидел, что Инга не спеша, танцующей походкой идёт к нему. Она была в малахае, отцовском тулупе и валенках. Войдя, она прикрыла за собой дверь, по-волчьи светя в наступившем полумраке широко расставленными удивительного цвета глазами. Увидев смущённого Юрия, она удивлённо подняла брови: "Вы сюда греться что ли пришли, Юрий Ефремович? Раздевайтесь, вы в бане!" "Так ведь тут даже запора нет, - растерянно показал он пальцем на дверь. - Как же я могу раздеваться?.." "А нам никто не помешает, - небрежно сказала она, набирая воду в ковшик и добавляя в неё что-то ароматное из бутылки. - Я своих предупредила, что мы здесь. А больше тут на десятки километров вокруг ни души. Кто же может придти? Так что не стесняйтесь. Приобщайтесь к нашей русской культуре, вы, инстраннец в родной стране..." "А... ты?" "Я? Ну я-то тут дома. Мне стесняться не пристало..." Она не спеша сняла малахай, тряхнула гривой светлых волос, сбросила ногу за ногу валенки, а потом небрежно раскрыла кожух, ослепив его белизной и совершенством юного тела. "Нравлюсь?" - победно-взволнованно спросила она, поворачиваясь перед ним. "Очень, - выдохнул он, не отрывая от неё взгляда. - Я просто...не верю своим глазам!..." "Вот как! Ну, это поправимо, если кто не верит глазам. Разрешается пощупать, - она поймала его руку и положила на свою левую грудь. - Держите крепче, а то выскользет! - звонко хохотала Инга. - Придётся опять ловить... веру в происходящее!" "Так вам же больно..." "Мне гораздо больнее, когда ты вот так робеешь, - жарко выдохнула она, пристроив его вторую руку на правую грудь и поднимая по своему обыкновению руки на затылок, прогибаясь в талии. - Вот так! Смелее! Ого!! А ну ещё раз!.. Ай!.. Нет-нет... Ещё чуток... Ой!! Ну.. ты даёшь, доцент! - она поспешно вцепилась в его руки. - Я же не резиновая кукла... Интересную моду себе завёл - живым студенткам сиськи отрывать!.." "Простите, Инга, но вы ведь сами..." "Заживёт, - смеялась она, поспешно раздевая его и потирая грудь. - Вот я вам сейчас за это так отомщу! Прошу раздеться, лечь и смиренно принимать справедливое возмездие за всё!" Ой... это у него что?.. - мысленно воскликнула Инга. - А... Я уже догадалась... Еврейские штучки?.. Нет, я ему мстить не буду! Такого красавчика я ещё не видывала... Кто же такую прелесть обидит? Я его даже вот так ладошкой прикрою, чтобы веником не задеть... Зато по всему остальному... "Ага, не нравится? А сиськи любимой девушке откручивать? Шучу, шучу... Получите-ка за это - по ногам, Юрий Ефремович! Теперь по торсу, по впалому животу... Ладно, повернитесь, а то я ненароком руку уберу, а мне вашего прелестника надо беречь, я добрая женщина. Н-ну, Юрка, а вот теперь держись! Это тебе за полотенце по беззащитной голой девушке с завязанной головой в еврейской республике!.. А вот так за невнимание ко мне после кубовой!... После бассейна!.. Когда сам полез целоваться и сам охладел на месяцы!... Вот так вас за это! По вашей тощей, простите, заднице, Юрий Ефремович. А теперь по вашей изумительной треугольной спине...теперь снова по жопе, чтоб больше не задавался, доцент, перед влюблённой студенткой!!" "А тебе самой уже не больно?.." "Сос-ку-чился... Давно не лапал? Ещё хочешь потискать? Потискаешь, не бойся, я терпеливая. Успокойся, мне-то уже не больно. А вот ты у меня уже стал совсем красным. Ты просто терпеливый, или осознал, что тебя давно пора выпороть за все твои садистские фокусы? Больно?" "Больно, но удивительно приятно, что именно ты меня стегаешь... Нет, действительно, всё горит. Ты у меня не слабенькая... И - не добренькая, а?" "Я не добрая?!" "А Бурятова кто чуть насмерть не пришиб? Если бы не я, тебе бы вышку дали... за убийство с особой жестокостью..." "А прелестника твоего кто... веником не тронул? Не я? Ладно, живите, Юрий Ефремович. Будем вас лечить. Встать и быстро за мной, ну же, а то я снова тонуть буду!" "Так я же голый..." "А я, по-твоему, какая? Не бойся, у нас не принято подглядывать. Да за ёлками из дома и не видно нихера." "Инга!.." "Не буду, не буду... Стану культурненькой, не узнаешь. А пока - за мной!.." Юрий увидел, как Инга бежит по заснеженным ступеням на лёд, к свежей проруби с вставленной лесенкой. От розового тела шёл пар. Ахнув, взвизгнув она бултыхнулась в ледяную воду и звонко закричала на весь лес: "Ай!! Тону! Юра, сюда скорее! Тону же!.." Скользя по снегу босыми ногами, он побежал туда же, скособочившись и нелепо прикрываясь, съехал по оледенелым ступеням в прорубь, задохнулся и охватил скользкое ещё горячее упругое тело, утонув в крепком объятии. "Скорее наверх, - прошептали яркие губы ему в глаза.- А то простудишься у меня, Боже упаси, лукошко своё отморозишь..." Он вскарабкался по короткой лесенке, пробежал уже немеющими ногами по глубокому снегу к пышущей паром двери и ввалился в свирепый душистый жар, плюхнулся на полку, видя в приоткрытые двери, как мечется грудь у бегущей по снегу от реки Инги. Она влетела, звонко хлопая себя крест-накрест руками, плюхнулась ему на колени, охватила его шею и едва не задущила поцелуем. "Я все эти месяцы мечтала об этом моменте... - горячо шептала она. - Ты в нашей бане... Ты! Со мной... голой... и сам голый... с твоим оригинальным хулиганчиком... А чего это он заскучал?.. Замёрз, маленький... Ого, мы уже растем на глазах... Мы, оказывается, умеем быть совсем большими... Мы чувствительны к горячим губам...Ничего себе! Сейчас мы станем огромными и будем пугать наивных русских девушек, не подозревавших о такой первозданной мужской красоте... Вы ни о чём больше и думать не сумеете, кроме как об Инге Савельевой под вашим веником... Помните?" "Ещё бы! Все эти месяцы меня промучили сладкие кошмары на эту тему." "Тогда, вот она я наяву! Сначала лягу вот так. Отлично! Обмакните веник и мстите той, что вас так беспощадно стегала! Да не так, сильнее! А по жопке? Неужели вам моя попочка не нравится? А я ею всегда так гордилась..." "Больше я на ваши провокации, Савельева..." "Да нет же! Это же веник, им нельзя поранить. Вот так! По плечам! Вы же в кубовой так любовались на мои плечи. Помните? По моей спинке с такой тонкой талией... Теперь по моим стройным бёдрам... Хорошо! Стой-ка... Ого, какие глаза!... Испугался-то как! А это всего лишь та же ваша Инга, тоже я, только спереди..." "Спереди не бьют..." "Так я вам и позволила бы меня бить! Я сама побью кого угодно. Только это же парилка! Я вас стегаю, вы меня!" "Хорошо, только на этот раз уж я не уступлю вам в благородстве, Савельева. С какой грудью я перестарался? Я её ладонью прикрою от веника..." "С этой. Ой, нет! Вот с этой! Ха-ха!" "С обеими что ли?.. Как же тогда я?.." "Точно, с обеими недостарался, Юрик! Тебе ещё исправлять и исправлять свои грубые научные ошибки. А пока - смелее!.. Хорошо! По... Ну, ты понял..." "Не больно?" "Ещё чего! Да убирай ты свою ладошку, не бойся!" "На вот этой синяк..." "Мой синяк, мне и решать... Да не так! Нечего меня веником гладить... Хорошо! Ещё сильнее! Ой! Ой!! Ты чего!! Снова озверел? Ничего себе, а ещё доцент!.." "Простите, Савельева... Я..." "Да у вас просто сердца нет, товарищ доцент. Как вам вообще можно доверять голых студенток, а? Я лично вам больше ни одну не доверила бы, стегает наотмашь - и по чём! Неужели не жалко? Ха-ха-ха, как смутился!.. А вам не идёт смущаться, вы теряете тонус и привлекательность. Да шучу же я, совсем не больно. Сейчас я только добавлю пара и в прорубь. Согласен?" "Ну нет! Сначала..." "Правда? А я уж думала ты только избивать умеешь бедную белую девочку... А!.. Ой, как хорошо! Ю-ррр-очка! Родненький! Теперь я сверху. Ох и помучаю... голого доцента! Не нравится? А меня мучить?.. Хорошо... Мсти, мсти мне... Ничего, не бойся... Я терпеливая. Что ты только один сосок целуешь?" "Так около второго же... синяк... Боже... действительно полоски от веника, не зря ты... Что я наделал..." "Вот ты их теперь и лечи... Ой! Где там моё счастье? Ого, мы не падаем в глазах любимой женщины, мы не из слабых и мягкотелых, мы как пружинка, верно? И мы тоже не против, чтобы нас целовали... Слушай, он мне как будто ротик открывает, ей-ей, как младенчик... Надо же! И кто же это посмел нас так обидеть, когда мы были совсем крошкой, прямо ножиком... шкурку срезать, как у картошечки. Ладно, уж я-то обижать не собираюсь, я, напротив - утешу..." "Инга, вам больно... Ведь вспухли полоски... Какой я идиот! Ведь такая нежная кожа..." "А мы сейчас эту кожу снова в прорубь сунем, всё и заживёт, как на собаке, вот увидите!.." "И с чего это ты взял, что я недобрая? - вспомнила вдруг Инга, когда было переговорено почти всё и она уже набросила на себя полотенце, сидя у Юрия на коленях в остывающей бане. - Я тебя очень больно парила?" "Да нет. Просто, когда ты упоминула эпизод в кубовой, я подумал, что добрые красивые женщины не поступают так жестоко с некрасивыми, как ты с Нюрой." "Это ты Корягу-то пожалел? - Инга даже сняла руки от его шеи и отодвинулась. - Да ведь это она меня возненавидела за мою красоту, а не я её за её уродство. Возненавидела ещё на первом курсе и стала без конца делать разные пакости, распространять слухи, следить, доносить! Когда я это поняла, я решила, что нельзя жалеть людей только за то, что кто-то хуже, слабее или беднее тебя. Нельзя, так как эта жалость не только не уменьшает их зависть и злобу, но ослабляет именно тебя! В интернате я всегда опекала слабых и некрасивых девочек, а они меня первыми предавали из зависти! В институте я попыталась подружиться с Нюркой, но та приняла это за мою глупость и слабость, стала беспричинно преследовать. И я стала беспощадной к жалким моим врагам не менее, чем к благополучным. Мы с Наташей и Машей и собрались-то в одной комнате и дружили именно потому, что нам незачем было друг другу завидовать. Вы же знаете, что мы, каждая по-своему, и так были лучше всех. Как, впрочем, и ты сам!.." "Холодновато стало, - поёжился Юрий. - Как ни жаль, пора одеваться." "Так это же ненадолго, - поцеловала его Инга. - Только до нашей постели. Теперь никто не будет возникать, раз мы с тобой провели столько времени в бане наедине. А в комнате у меня знаешь как тепло!" "С тобой везде тепло..." "Правда? Тогда - на посошок!.."
