Михаил Салтыков-Щедрин - Том 10. Господа «ташкентцы». Дневник провинциала
Очерк печатается, как и во всех предшествующих изданиях, по рукописи в ее последней редакции. Кроме публикуемой, существовала еще одна редакция очерка, промежуточная между «Нумером вторым» и «Нумером третьим». Текст сохранившихся отдельных листков этой редакции близок «Нумеру третьему», в связи с чем в настоящем издании он не воспроизводится.
…пик-ассьетов — блюдолизов (франц. pique-assiettes).
…участвовал в ограблении Зона!... — См. прим. к стр. 462.
Ташкентцы приготовительного класса. Параллель пятая и последняя*
Впервые — ВЕ, 1914, № 5, стр. 18–25 (публикация М. К. Лемке под общим заглавием «Неизданные произведения М. Е. Салтыкова») — ГМ, 1914, № 5, стр. 27–32 (публикация В. П. Кранихфельда).
Сохранились две рукописи очерка, представляющие собою разные редакции произведения. Тексты их весьма близки между собой. В настоящем издании текст печатается по более поздней редакции.
Очерк написан, по-видимому, в июле 1872 года во время поездки Салтыкова в Спасское и Заозерье. На это указывают цифровые расчеты и даты, связанные с разделом наследства по имению, находившемуся в совместном владении Салтыкова и его брата Сергея Евграфовича, скончавшегося 7 июля 1872 года. Подсчеты на полях рукописи доведены до мая месяца включительно. Текст написан на шероховатой бумаге с серым оттенком, какой Салтыков в Петербурге никогда не пользовался.
Еще в «Параллели четвертой» Салтыков наметил образ купца и будущего финансового воротилы Василия Поротоухова, пообещав позднее специально к нему вернуться, что он и намеревался сделать в следующей «Параллели пятой и последней».
Отказ Салтыкова от завершения последней параллели связан, по-видимому, с тем, что именно в это время им был задуман цикл «Благонамеренные речи». Центральное место в этом произведении уделялось нарождающейся русской буржуазии, рассмотрению наиболее выразительных ее явлений и типов, среди которых герой заключительной ташкентской параллели занимал не последнее место.
Дневник провинциала в Петербурге*
В больнице для умалишенных. Продолжение*
Впервые — ОЗ, 1873, «Соврем, обозр.», № 2, стр. 344–370, глава I; № 4, стр. 293–316, глава II. Подпись: Н. Щедрин.
Сохранились черновые рукописи незавершенной III главы, при жизни автора не публиковавшиеся.
В настоящем издании I и II главы печатаются по тексту «Отечественных записок». III глава печатается по автографам (ИРЛИ)[784].
Название этого произведения впервые встречается на л. 4 черновой рукописи «Господа ташкентцы. Из воспоминаний одного просветителя. Нумер третий». Здесь имеется карандашная запись рукой Салтыкова: «В больнице для умалишенных». — Рукопись относится, по-видимому, к 1869 году, но когда была сделана карандашная запись на полях, сказать трудно. Более определенное указание на замысел цикла встречается в XI главе «Дневника провинциала». Говоря о помешавшемся на тушканчиках Менандре, автор после слов: «Обо всем этом, однако же, речь впереди» — добавляет: «в будущем году я представлю читателям «Отечественных записок» подробный отчет об имеющем произойти со мною в сумасшедшем доме»[785].
Л. Ф. Пантелеев в своих воспоминаниях рассказывает, что Петербургский цензурный комитет намеревался задержать февральский номер «Отечественных записок» с первым фельетоном «В больнице для умалишенных» (Пантелеев неточно называет его «Дневником провинциала), так как «председателю Петрову показалось, что М. Е. вывел личность вел. кн. Константина Николаевича, о чем у него и помышления не было». Далее в воспоминаниях передается рассказ самого Салтыкова: «А Лонгинова в то время в Петербурге не было; решил дождаться его возвращения. Вы знаете, что такое был Лонгинов; но все же у него был вкус, своего рода уважение к литературе. Только что он приехал, отправляюсь я к нему. Знаю, зачем пришли, — сказал Лонгинов, — не беспокойтесь. Мы с Тимашевым едва животики не надорвали, читая ваш дневник. Комитету бог знает что пригрезилось, ему уже послано распоряжение выпустить книгу»[786].
В архиве М. М. Стасюлевича сохранились семь рукописей, относящихся к незавершенной III главе «В больнице для умалишенных». Салтыков работал над ней, по-видимому, летом — осенью 1873 года и предназначал ее для октябрьской книжки «Отечественных записок», так как в подстрочном примечании к началу главы указано, что между появлением второй главы, напечатанной в апрельской книжке, и настоящей «прошло шесть месяцев» (см. стр. 645). Каждая из семи рукописей имеет заголовок «В больнице для умалишенных. III», но три рукописи относятся к одному сюжетному единству, а четыре остальные — к другому. В изд. 1933–1941 и в научном описании рукописей Салтыкова эти две группы рукописей были сочтены двумя редакциями начала III главы[787]. В действительности, рукописи содержат несколько вариантов двух различных по содержанию фрагментов III главы.
Первый фрагмент — от слов «Волей-неволей я должен был покориться» — представлен тремя следующими последовательными вариантами:
1. Текст, вероятно, перебеленный с не дошедшего до нас черновика, с значительной правкой, до слов: «…Вслед за тем доктор представил нас друг другу»[788]. Имеется вариант, где Елеонский представлен читателю как «старичок в синем вицмундире, который сидит в углу и делает рукой движения сверху вниз», то есть где он представлен помешанным на сечении воспитанников.
2. Перебеленный текст рукописи с значительной стилистической правкой и дополнениями, переходящий в другую редакцию до слов: «…должна быть сильна и страшна»[789]. Добавлено примечание, излагающее содержание предыдущих глав (см. стр. 645). В конце фрагмента содержится более полное изложение педагогических принципов Елеонского, послуживших основой «безазбучному просвещению», отсутствующее в рукописи 1. Приводим текст этого изложения.
Стр. 651. После слов на стр. 5: «…расскажите господину «провинциялу», в чем заключается ваш педагогический план», следовало:
И прежде, нежели я мог произнести слово, доктор уже представил нас друг другу.
Многие находят мой педагогический план слишком младенческим и потому смеются над ним, — начал Елеонский, — но, в сущности, он гораздо сложнее, нежели это может показаться на поверхностный взгляд.
Скрыть истину или показать ее в соответствующем известным целям свете — не менее трудно, как, например, на суде схоронить концы в воду или устроить более или менее правдоподобное alibi. Во-первых, истина не требует ни изворотливости, ни сноровки, ни творчества; во-вторых, она увлекает, так что надо обладать большой силой характера, чтоб не поддаться ее увлечениям.
В основании моего плана лежат именно те две вещи, о которых я сейчас упомянул, то есть: или полное сокрытие истины, или уснащение ее такими околичностями, которые давали бы ей смысл, споспешествующий достижению известных, заранее обдуманных целей.
Быть может, вы спросите меня, милостивый государь, для чего требуется сокрытие или искажение истины в таком важном деле, как воспитание юношества? — на это отвечу вам: это нужно, во-первых, для удовлетворения потребности творчества, которая равно присуща педагогике, как и всем прочим отраслям человеческой индустрии, и, во-вторых, для того, чтобы с помощью воспитания получать благонамеренных граждан.
Как бы то ни было, но насмешки над моей педагогической методою не имеют никакого основания. Поводом для них послужила рутинность приемов и еще воспоминание о педагогах доброго старого времени, над которыми действительно много смеялись и в повестях и в жизни. Но не надо забывать, что времена значительно переменились. Старинные педагоги прибегали к своим приемам в наивности сердца своего; это были педанты, которые в схоластике видели гимнастику для ума. Мы же возобновляем старинные схоластические приемы совсем не с этой целью, а в видах [рации] [буйному] духу времени. Поэтому ежели старинная педагогика была бесцельна и смешна, то новейшая педагогика при том же содержании и тех же приемах должна быть сильна и страшна.
3. Перебеленный текст рукописи 2 с значительными исправлениями, до слов: «…оставив меня в жертву этому странному существу»[790]. Судя по содержанию последнего абзаца, продолжением данной рукописи должен был служить рассказ Елеонского о его «педагогическом плане» (см. вариант рукописи 2), возможно, в переработанном виде.