Валериан Скворцов - Каникулы вне закона
- Безумствуете, Ляззат? - сказал я. - Ночные оргии под коньяк с закусками из буфета, принесенными в номер незнакомыми заезжими мужчинами, роскошные завтраки почти в постелях... Ужас!
- Разве? А мне показалось, у нас пиршество интеллектов, не больше. Незнакомый залетка даже не пытался притиснуть... э-э-э... возлежавшую подле леди. Храпел к тому же. Вертелся с боку на бок, рыгнул один раз...
Она принялась потрошить пакеты на письменном столе. Появился и термос с кофе.
- Я не был уверен... Вдруг вы замужем?
- В наших краях, когда краденую жену возвращают беременной, это не позор. Наоборот, явилась с прибылью.
Шубку она бросила в кресло.
- Поосторожней, - сказал я. - Ваш пэ-эс-эм в потайном кармане снят с предохранителя.
Она обнаружила, конечно, следы ночного обыска, когда проснулась. Предпочтительнее самому признаться. Профессионально объяснимое извинение. Всего лишь - мера предосторожности, не нападение ведь...
- Уже поставила, господин начальник стрельбища!
"Ладно, - подумал я. - Сначала поедим. Кто его знает, возможно, арест уже начался. Казахи, видно, во всем затейники..."
Ей сказал:
- Я лишился зубной пасты, щетки и прочего вчера... Извините, и побриться нечем. Мне повязывать галстук на эту сорочку, леди? И можно мне остаться во вчерашних носках?
- Оставайтесь во вчерашнем настрое, сэр. Будьте начеку, бдите, держитесь молодцом, бодро. Ветрам и бурям навстречу, выше ваш доблестный стяг...
Опрокинув сумочку, она высыпала теперь на кровать упаковки с зубной щеткой, пастами, отличным "жиллеттом", дезодорантом, лосьоном, ещё какими-то флаконами и тюбиками. На дорогих пергаментных обертках восточная фольклорная птица простирала золоченые крылья над надписью "Бутик Сен-Жермен". Ну, что тут скажешь?
Я не стал спрашивать про деньги. Определенно, я уже попал на казенное казахстанское обеспечение. В камере с прекрасной дамой, жаждущей выведать от меня - что?
Ради проверки параметров своей свободы, я спросил:
- Если звонить из номера в Москву, набирать напрямую?
- Можно и так, можно через оператора. У вас есть мой мобильный... Пожалуйста, пользуйтесь. Не разорите.
Ляззат сервировала, назовем это так, стол.
Она успела где-то переодеться. Воскресный стиль дорогой потаскушки сменился деловым - темно-синий в полоску спенсер, посветлее мини-юбка, невозможные коленки в темных чулках. Лакированные ботинки без капли грязи. Ее перевозил, высаживая у порогов, от ресторана к бутикам, от бутиков к гостинице и, куда следовало ещё поехать, шофер.
Я потащился в ванную.
Когда сильно застучали в дверь номера из коридора, я брился, обернувшись полотенцем. Брать меня собирались без штанов для пущего унижения как представителя бывшей колониальной державы. При этом в полной уверенности, что я не сделаю по слабохарактерности бритвенным лезвием харакири, чтобы смыть позор кровью, В номере пошумели, доносился мужской голос, потом стихло. Со словами "Ваша униформа" Ляззат вбросила, метко попав на крышку унитаза, слюдяную упаковку с сорочкой, картонку с бельем и носки. Деньжищ ей выделили на меня немерено! Сорочка, во всяком случае, оказалась "Ван Хейзен", английская. Душу грела мысль, что истребители моих пожитков получили по выговору, их начальство многократно, если говорить о материальном, компенсировало вчерашний урон.
- Пижаму выберешь сам, - сказала Ляззат, когда я вышел из ванны и поблагодарил за вещи. - Сегодня понедельник, утро, бутики, хотя и не все, откроются через пару часов. Так что её купим позже...
- Купим? - спросил я.
- А что ещё делать до четырех?
"Конец света, - подумал я. - Как говорят в романах матерые контрразведчики, нам все известно..."
Было отчего испортиться аппетиту. Проглотив кофе, я прикидывал, в какую игру теперь затеет Ляззат играть кукленком Бэзилом. Эдакий Кен, друг Барби. Отчего бы не предложить маркетинговым пройдохам "Кена Шемякина" со сменой одежек? Не запатентовать ли эту "интеллектуальную собственность"?
- Ешь лучше, - сказала Ляззат. - Это вкусно. Салаты, морские продукты, вот это кисло-сладкое... Я соус выпью, не возражаешь? Некоторые с похмелья рассол тянут. Муж так делает...
- Ты замужем?
- Давно, - ответила она. - Но... без детей. А ты?
Она споткнулась, хотела сказать "пока без детей", я почувствовал. И опять, как вчера, неприметно перевела нас на "ты".
- Все у меня нормально.
Наверное, микрофон пристроили в её бюсте. Было на что посмотреть.
"Я же ещё и должен помогать заполнять досье на себя, - подумал я. - Да пошли они все со своим вопросником..."
Мне и понравилось, и не понравилось, как цепко она накрыла длинными пальцами с фиолетовым маникюром мою ладонь. Иногда трудно разобраться в таких женских поступках. Если бы меня спросили, хочу ли я по-прежнему с ней путешествовать, я бы не знал что ответить. Наверное, нет, не захотел бы...
- Расслабься, - сказал она - Все предрешено... Скоро поедем.
Я подумал: минувшей ночью, может быть, Ляззат и прикрывала меня во хмелю и с горя, бессознательно, в "подкорке" заменяя мною Усмана, но теперь она именно меня караулит так же, как караулили люди в двух "Жигулях", караулит вместо них. И ещё я подумал, что следовало бы все-таки потискать её в кровати. Микрофон определенно держался на ней на присосках. Теперь-то я не сомневался в его существовании. Силен задним умом...
Но чего ждет и ждет её командование? Когда Матье ввалится в мышеловку, где на роли сыра дергается крестный?
3
Обедать Ляззат отвела меня, назовем это так, на второй этаж гостиницы в ресторан, где ленивого официанта с меню пришлось ждать четверть часа. Одновременно с ним появилась кампания французов с переводчицами, и я молил Бога, чтобы они уселись за соседний столик. Они и уселись. Когда, приняв у Ляззат заказ, увалень на кривоватых ножонках унес меню, я развернулся на стуле и, извинившись за беспокойство, попросил ближнего из французов одолжить для уточнения его экземпляр. Де, мол, рассеянность, забыл про десерт. Я старался наговорить как можно больше французских слов.
Кудрявый парень воскликнул:
- Смотрите-ка, соотечественник! Вы давно здесь, месье?
И все они уставились на Ляззат. Действительно, было на что посмотреть.
Она пребольно пнула меня под столом носком туфли. И, растянув пухлые губы в улыбке, прошипела сквозь перламутровые зубы:
- Говори только по-русски... Понял?
- Недавно, два дня... Но я не француз, - сказал я. - Вот приехал делать предложение. Познакомились по переписке, знаете ли...
Второй тычок туфлей.
- Только по-русски, это приказ, - прошептала Ляззат.
Толстенькая переводчица выпустила дым в нашу сторону и сказала:
- Дама ревнует своего спутника, Энцо!
- Но я не голубой, честное слово! - ответил француз с итальянским именем.
Я засмеялся, и за мной все за французским столиком.
- Парень подумал, что ты ревнуешь, Ляззат, и говорит, что он не голубой, - перевел я.
Ляззат засмеялась, и за французским столиком тоже из вежливости.
- Больше на языках общаться не буду, обещаю, - сказал я Ляззат.
Выяснено: французского она не знает, блокировка становится жесткой, хотя выданный ею же мобильный телефон остается в кармане моего пиджака. Обеспокоенность Ляззат свидетельствовала, что микрофон с неё тоже сняли...
До четырех оставалось два с половиной часа. Я бы мог набрать номер Матье и, когда он снимет трубку, попросить к телефону Иванова-Петрова-Сидорова, а затем извиниться за ошибку. Крестник узнает голос, сообразит, что я в западне, и контакт, во-первых, оборвет, а во-вторых, возможно и предпримет что-то. Разумеется, выданный мобильный на "жучке", куда я звонил, определят, но ошибка, даже если в неё не верят, может и в действительности оказаться ошибкой. Другого хода в голову не приходило.
Она не спросила, кому я позвонил. Да и зачем? Контакт записан, кому следует им займутся, допрос на этот счет - тоже их дело. А Ляззат - страж, продолжение забот о моей персоне, начатых вчера "сладкой парочкой".
Я захлопнул крышку мобильного телефона и протянул его Ляззат. Мне показалось, у неё слегка дрогнули губы. Она отвернулась и сделала знак кривоногому официанту.
- Десертов будет три, - сказала она, когда он подошел.
Коренастый казах в казенной пиджачной тройке и с омертвелым, изношенным лицом появился в дверях ресторана. Не осматриваясь, мягко ступая небольшими ступнями, направился ко мне. Прямиком. Это ощущение возникло немедленно. Приближаясь, из фигуры он превращался в портрет. Кожа на скулах, носу и залысинах казалась навощенной. Отвратительное сравнение пришло само по себе: резиновая маска, как у хирурга перчатки на руках...
Когда он сел, я приметил лысину, прикрытую редкими прядками, начесанными с виска. Их слегка задирало сквозняком. Растянулись тонкие губы. В углах ничего не выражающих глаз возникло по морщине. Действительно, как на резиновой маске. Он улыбнулся, должно быть.
