В Белов - Привычное дело
Ворота в КПЗ были распахнуты, дежурный ушел, пришлось уходить и Ивану Африкановичу.
В недоумении он приблизился к остановке грузотакси.
Где же Митька? Ну, ладно, Мишку в колхоз отправят, а Митька? Иван Африканович затужил еще больше. Когда думал, что Митька в определенном месте и под охраной, что никуда не девается, ну отсидит пятнадцать суток-не беда, пока оставались эти твердые мысли, было вроде бы спокойнее. Теперь же Иван Африканович расстроился понастоящему. Что же он, Иван Африканович, бабам-то скажет?
Домой приехал в полной растерянности, без аппетита попил чаю, Евстолье ничего про Митьку не сказал.
Почти в одно время с Иваном Африкановичем домой приехал Мишка с коротконогим сержантом. Сержант хотел запереть Мишку на ночь в Дашкину баню и уже наладил большой амбарный замок, Мишка и сам не отказывался. Но за чаем они выпили бутылку, потом еще, и, когда пришли коровы, Мишка уже обнимался с этим сержантом. Они хлопали друг дружку по плечам. Сержанта повалили спать на поветь... Дашка устроила ему полог от комаров, и он уснул как убитый.
А Мишка и рассказал Ивану Африкановичу, что получилось с Митькой.
В милицию они приехали вместе. Митька еще в деревне отказался подписать акт об увезенном сене, но, когда ему вручили повестку явиться в милицию, задумался. В милиции они часа два ждали в коридоре. Был там и сосновский парень Колька Поляков, которого Мишка хорошо знал. Митькин однофамилец, в Сосновке почти вся деревня одни Поляковы. Этот Колька накануне подрался с кем-то, а в тот день зашел в милицию вместе с Мишкой.
Просто так зашел, ради интереса, вместе с Мишкой.
Пришел дежурный - коротконогий сержант со списком - и начал выкрикивать фамилии. Выкрикнул Мишку Петрова:
"Становись в этот угол!" Мишка встал. Выкрикнул еще одного, и тот встал, потом дежурный выкрикивает:
"Поляков!" И вот вместо Митьки тот сосновский парень сдуру кричит: "Я!"-"Становись к этим двум!"-это дежурный говорит. Парень встал к тем двум, а Митька сидит на полу да покуривает. Дежурный подошел к тем троим: "Шагом марш!" Ну те и пошли, в том числе и Мишка, а Митька посидел, видать, еще, никто его не вызывает, пошел в чайную. Больше Мишка про Митьку ничего не знал.
Сержант, что по ошибке увел в КПЗ не того Полякова, видать, позднее смикитил, но было уже поздно, а Митькин и след уже простыл. Всем троим, в том числе и сосновскому парню, оптом дали по пятнадцать суток ареста. Даже и в суд не водили, и все трое, четвертыйсержант, остались довольнехоньки, что так дело кончилось.
Мишку в сопровождении сержанта послали отрабатывать пятнадцать суток в свой же колхоз, а сосновский парень долго гадал, кто ему принес передачу, пирог с рыбой и пять яиц, - рыбу в Сосновке не ловили, и озера нету, куриц у парня в хозяйстве тоже не было. Думал, думал, гадал, гадал, но голод не тетка, передачу Ивана Африкановича съели одним махом.
Сосновский парень сидел в КПЗ первый раз и гордился, и все рассказывал, как он подрался на днях. И драка была плевая, а он гордился, что попал в КПЗ...
Коротконогий сержант уехал из деревни через два дня, и Мишка оказался на свободе.
Митька между тем дождался, когда уехал из деревни Мишкин конвой-этот коротконогий сержант, и объявился дома цел и невредим, веселый и быстрый, будто заводной:
- Привет, архаровцы!
Уже потом "архаровцы" узнали, что он все эти дни жил в Сосновке у Степановны, пережидал, пока все успокоится.
Вот только врозь Митька спал с Нюшкой или вместеэтого никто не знал, и бабы гадали и на все лады обсуждали этот вопрос. Сам же Митька ничего не рассказывал.
ГЛАВА ПЯТАЯ
1. ВОЛЬНЫЙ КАЗАК
Тебе соха и борона, А мне чужая сторона (Из частушек)
У Митьки еще были деньги. Много денег, рублей шестьдесят, а то все восемьдесят, но он перестал пить, когда узнал, чем кончилась история с сеном.
Иван Африканович отвез сено на общественное гумно и вскоре забыл об этом, дело привычное. Митька же вернулся из Сосновки, забрел на поветь по нужде и увидел пустой перевал. Митька даже ремень не застегнул, забыл, зачем пришел на поветь. Вбежал в избу.
- Сено где?
Мать Евстолья, укачивая последнего "клиента" Ивана Африкановича, даже не повернулась, она тихо, поколыбельному пела коротушки для засыпающего младенца.
Митькин вопрос вызвал в ее памяти еще одну песенку:
Ты не блей-ко, баран, Сена волоти не дам.
Летом жарко косить, Зимой холодно возить
- Сено где, спрашиваю?-Митька весь побелел и остановил зыбку.
Старуха спокойно встала, поглядела загнетку, ухватом выставила чугунок.
- Чего ты, Митька, кричишь? Парень-то усыпать начал, а ты как с цепи сорвался. А сено свозили. Все свезли, у кого не из своей загороды, вся деревня.
- Как свезли?
- Так и свезли, на телегах.
Митька вскочил как с горячей сковороды. Даже заикаться начал:
- В-в-ввы это чего, дд-дураки, что ли?
- А ты у нас умник,-улыбнулась бабка.-В Нюшкином-то сеннике кто три дни отсиживался? Митька выскочил из избы, забежал опять:
- Он где сегодня? Пашут, что ли?
- Пашут...
Дверь хлопнула так, что зазвенела в шкафу пустая посуда.
...Иван Африканович действительно пахал с Мишкой на тракторе под озимой сев на старом дрыновском отрубе.
Пахать выехали поздно, дело чего-то не клеилось, а раскиданный бабами навоз еще вчера весь пересох. Сухая серая земля туго поддавалась плугам, лемеха тупились быстро. У Ивана Африкановича болела душа при виде пыльного, поросшего молочником поля, вспаханные места были ненамного черней невспаханных.
Когда объезжали телеграфный столб, то передний плуг скользнул, и за ним весь прицеп выскочил на поверхность, потащился, царапая землю.
- Стой! Стой!-закричал Иван Африканович, но Мишка тарахтел дальше, словно бы и не слышал.-Стой, говорят!-Иван Африканович вне себя спрыгнул с прицепа, схватил комок земли и бросил в кабину.-Оглох, что ли?
Мишка нехотя остановился:
- А-а, подумаешь! Все равно ничего не вырастет.
- Это... это... это как не вырастет?
- И чего ты, Африканович... Везде тебе больше всех надо.
- Да ты погляди! Ты погляди, что мы с тобой творимто?
- Ну и что?-Мишка скорчил шутовскую рожу.-Три к носу...
В бешенстве Иван Африканович уже замахнулся на эту шутовскую рожу, но в этот момент увидел идущего от деревни шурина. Повезло Мишке.
Митька шел по полю дергающейся походкой, и Мишка с хитрым прищуром следил за ним. Митька не поздоровался, сел на плуг.
Иван Африканович покосился:
- Ты это что? Вроде не с той ноги встал.
Митька сплюнул и презрительно долго глядел на зятя.
Ивану Африкановичу стало не по себе, он растерялся.
- Сено где?-резко обернулся шурин.
- Да где... в гумне вроде.
- А чего ж оно в гумне-то?
- Дак ведь...
- Дак, дак!-Митька вскочил на косолапые, сильные ножищи.-Лопухи чертовы! В гумне, да? Свез, да? А чего ж ты свез-то? Расстреляли бы тебя, если б не свез? Пентюхи вы все, пыль на ушах... и...-Митька горько выругался, ехидно потрепал пальцем свое же ухо, словно бы стряхивая с него пыль.
Он ушел сутулой, какой-то скорбной походкой (до этого ходил по-другому), не напился, а пришел к реке и сел под свежим, еще не осевшим стогом. Иван Африканович не видел его до завтрашнего вечера.
...Однажды раным-рано Иван Африканович зашел в огород, чтобы перед работой обрыть грядку картофеля. Он только хотел воткнуть в землю лопату, как увидел Митьку.
Тот сидел на камне и глядел на еще сонную, но уже без тумана реку, в зубах у него торчала травинка. Сидел босиком и глядел на реку. Что-то не замечал Иван Африканович, чтобы Митька вставал с восходом,-всегда парень спал до обеда.
Митька услышал кашель и, ополоснув лицо, поднялся к Ивану Африкановичу:
- Ну, Африканович, хватит.
- Чего хватит?
- А маячить хватит.
- Поедешь, что ли?
- Ну! И ты тоже поедешь.
- Я-то поеду,-улыбнулся Иван Африканович.-С печи на полати.
- А я говорю, поедешь!
- Это куда я поеду?
- Со мной!-Митька решительно пнул ботинком ком земли. - На Север поедешь, я всерьез говорю. Ты сколько отхватил вчера? В получку-то? У вас ведь вчера получка была?
- Была.
- Ну и сколько тебе шарахнули?
- Восемнадцать рублей дали.
- За месяц?
- За месяц.
- Отхватил... Ну, а зимой ты и того не заработаешь. А если корову не прокормишь? У тебя этих... архаровцев-то сколько, девять?
- Оно конешно...-Иван Африканович подзамялся, но вдруг обозлился:-Ты с кем думал? Я с тобой поеду? Нет, брат, мое дело дома сиди, не ерепенься. А кто меня отпустит? Ты об этом, видать, и забыл, что у меня вся документация-одна молошная книжка. Где бабам молоко записывают, сколько сдадено. Нет, Митя, друг мой... Ты это перемудрил. Некуда мне ехать, надо было раньше думать, после армии. Дело привычное.
Иван Африканович отмахнулся и взялся за лопату, а Митька отнял у него эту лопату и опять:
- Ты меня послушай. Сена у тебя пшик, с одной загороды, так? Так! Рыба да охота тоже не доход, так? Так!
