В Вересаев - На повороте
Токарев прошел к себе наверх умыться и переодеться. Он не был рад приезду гостей. Опять повеет этим духом молодого задора и беспечной прямолинейности - духом, который был ему теперь прямо неприятен.
Он напился кофе, поговорил с Конкордией Сергеевной и пошел в сад. Солнце клонилось к западу, лужайки ярко зеленели; от каждой кочки, от каждого выступа падала длинная тень. Во фруктовом саду, около соломенного шалаша, сторожа варили кашу, синий дымок вился от костра и стлался между деревьями.
Сергей притащил к пруду в подоле рубашки яблок и груш. Компания расположилась на берегу и уписывала фрукты. Токарев подошел, поздоровался. Таня быстро встала и отвела его в сторону - оживленная, радостная.
- А знаешь, Володя, я таки устроила Варино дело!
- Да ну?
- Помнишь, мы тогда у Будиновских встретились с Осьмериковым. Учитель гимназии, ушастый такой,- еще ужасно ненавидит одаренных людей. Пошла к нему в гости и убедила, что Варя совершенно удовлетворяет его идеалу труженика, что нельзя ей позволить оставаться фельдшерицей. А он хорош с председателем управы. Словом, Варю отправляют на земский счет в Петербург в женский медицинский институт! Понимаешь? Пять лет в Петербурге!
- Ну... преклоняюсь перед тобою! Это действительно очень хорошо!
- Вот ты все преклоняешься и преклоняешься, а сам ничего не хотел сделать. Все - "нелов-ко" да "с какой стати" .. Ужасно вообще ты стал какой-то... неподвижный. А уж ты бы, со своею солидною фигурою, мог гораздо скорее добиться всего. На меня как взглянет солидный человек, так сразу почувствует ненависть... Вообще я своим пребыванием в Томилинске очень, очень довольна. И люди есть, и всё. Стоит только поискать... Если бы не нужно было ехать в Питер, обязательно бы осталась здесь...
Сергей стоял на коленях перед грудою фруктов. Он крикнул:
- Владимир Николаевич, возьмите груш! Смотрите, какие,- что твой дюшес!
Токарев и Таня подошли к остальным. Таня сказала:
- Да, Володя, вот что! Ты все-таки поговори об этом деле с Будиновским, чтоб и он со своей стороны посодействовал. Ты с ним, кажется, хорош...
- Приятелями стали! - с легкою улыбкою заметил Сергей.
Токарев холодно ответил:
- Не вижу ничего позорного быть его приятелем. По-моему, он очень дельный и симпатич-ный человек.
- Я против этого не спорю. Но только, при всей своей симпатичности, он всегда как-то... умеет прекрасно устраиваться. И жить со всеми в ладу. Мне это не нравится.
Токарев начал раздражаться.
- Скажите, пожалуйста, что же в этом плохого? Почему дельный человек непременно должен жить в грязной собачьей конуре и хватать зубами за ноги каждого проходящего?
Сергей лениво потянулся.
- Совсем этого не нужно. А вот это действительно нужно,- чтоб для дельного человека дело было его жизнью, а не десертом к сытному обеду. Для Будиновского же жизнь - в уюте и комфорте, а дело - это так себе, лишь приятное украшение жизни. Скажите, пожалуйста, чем этот тепленький человек пожертвует для своего "дела"? За это я по крайней мере ручаюсь, что ни одной из своих великолепных латаний он за него не отдаст. А мотив, конечно, будет очень благо-родный: "На меня и так все косятся"... Только поэтому он и не хочет,- не хочу делу повредить, а то бы рад всею душою... И подумаешь,- кто на него косится!.. Ведь какое вообще характерное явление для нашей жизни такие люди! Чуть что,- сейчас: ах, боже мой, поосторожнее! вы нам по-мешаете!.. Брр! Лучше мерзавцы, чем все эти смирные и благонамеренные либеральные господа!
- Это, разумеется, дело вкуса,- иронически процедил Токарев.- Я же лично думаю, что именно эти смирные и блестящие "господа" вынесли и выносят на своих плечах всю великую культурную работу, которою жива страна. И далеко до них не только мерзавцам, а и всякого рода "героям", которые больше занимаются лишь пусканием в воздух блестящих фейерверков,- резко закончил Токарев.
Таня подняла брови, с удивлением приглядывалась к брату. Шеметов встал. Он пренебрежи-тельно отвернулся от Токарева и ворчливо сказал:
- Будет, Сережка, спорить! Можно найти дело поинтереснее!
- Верно!..- Сергей вскочил на ноги.- Давайте, господа, покатаемся на лодке.
К мосткам была привязана большая, старая, насквозь прогнившая лодка, вполовину залитая водой. У Тани весело загорелись глаза.
- Давайте!
Токарев возмутился.
- Ну, Таня, посмотри же, какая лодка! Ведь она совсем гнилая!
- Что ж такое? Еще приятнее... Сашка, Катюха, едем! - крикнул Сергей и прыгнул в лодку.
Лодка тяжело закачалась, на ее дне с шумом забегала вода.
Таня и Шеметов со смехом сошли в лодку. Катя, волнуясь и стараясь поборот страх, спустилась за ними.
Сергей с насмешливым ожиданием глядел на Токарева.
- Владимир Николаевич, едем!
- Благодарю покорно, мне купаться не хочется! - с усмешкою ответил
Токарев.
Стоя на почерневших, склизких перекладинах, они оттолкнулись от берега. Лодка накренялась то вправо, то влево, вода в ней плескалась. Сергей вложил в уключины мокрые, гнилые весла и начал грести.
Лодка выплыла на середину пруда. Солнце садилось, багровые облака отражались в воде красным огнем Шеметов, стоя на корме, запел вполголоса:
Из-за острова на стрежень,
На простор речной волны
Выплывают расписные
Острогрудые челны,
На переднем Стенька Разин.
- Что же это лодка не тонет? - с любопытством спросил он.- Странно! Должна бы знать, что по законам физики ей давно следует пойти ко дну.. Ну ты, шалава! - крикнул он и качнул лодку.
Катя, придерживая рукой юбку, засмеялась, стараясь не показать, что ей страшно.
Токарев сидел на берегу, возмущенный и негодующий. Какая глупость! Пруд очень глубок, вода холодна. Если лодка затонет, то выплыть на берег одетым вовсе не просто, и легко может случиться несчастие. Это какая-то совсем особенная психология - без всякой нужды, просто для удовольствия, играть с опасностью! Ну, ехали бы сами, а то еще берут с собою этого ребенка Катю...
На пруде раздались крики и смех. У Сергея сломалось весло. Сильный и ловкий, в заломлен-ной на затылок студенческой фуражке, он стоял среди лодки и греб одним веслом. Лодка с каждым ударом наклонялась в стороны и почти достигала бортами уровня воды.
И они плыли вперед, веселые и смеющиеся. Токарев с глухою враждою следил за ними. И вдруг ему пришла в голову мысль: все, все различно у него и у них; души совсем разные - такие разные, что одна и та же жизнь должна откликаться в них совсем иначе. И так во всем - и в мелочах и в самой сути. И как можно здесь столковаться хоть в чем-нибудь, здесь, где различие - не во взглядах, не в логике, а в самом строе души?
Горничная Дашка появилась на горе и крикнула:
- Сергей Васильевич! Барыня зовут!.. Поскорей! Поскорее все идите!
- Что там такое?
- Телеграмма из города пришла... Поскорее, барыня зовут! Идите, я в ригу побегу за барином!..
Конкордия Сергеевна, бледная, с замершим от горя лицом, сидела в спальне и неподвижно глядела на распечатанную телеграмму. В телеграмме стояло:
"Приезжайте поскорее. Варенька опасно больна.
Темпераментова".
XVI
В тот же вечер все приехали в Томилинск. Доктор, взволнованный и огорченный, сообщил, что Варвара Васильевна, ухаживая за больными, заразилась сапом.
- Сапом?..- Конкордия Сергеевна растерянно глядела на доктора остановившимися глазами.- Это... это опасно?
Доктор грустно ответил:
- Очень опасно.
Варвара Васильевна лежала в отдельной палате. На окне горел ночник, заставленный зеле-ною ширмочкою, в комнате стоял зеленоватый полумрак. Варвара Васильевна, бледная, с сдвину-тыми бровями, лежала на спине и в бреду что-то тихо говорила. Лицо было покрыто странными прыщами, они казались в темноте большими и черными. У изголовья сидела Темпераментова, истомленная двумя бессонными ночами. Доктор шепотом сказал:
- Побудьте, господа, немного и уходите. Не нужно долго оставаться.
Жалким, покорно-молящим голосом Конкордия Сергеевна возразила:
- Милый доктор, я... я не уйду отсюда... хоть казните меня...- Глаза ее были большие-большие и светлые.
Доктор вышел. Токарев нагнал его.
- Скажите, доктор, есть какая-нибудь надежда?
Доктор хотел ответить, но вдруг лицо его дернулось, и губы запрыгали. Он глухо всхлипнул, быстро махнул рукою и молча пошел по коридору.
Утром Варвара Васильевна пришла в себя, весело разговаривала с матерью, потом заснула. После обеда позвала к себе Токарева и попросила всех остальных выйти.
Токарев сел в кресло около постели. Варвара Васильевна с желтовато-серым, спавшимся лицом, усеянным зловещими прыщами, поднялась на локоть в своей белой ночной кофточке.
- Владимир Николаевич, я вам хотела сказать... Я третьего дня написала директору банка и напомнила ему его слово, что он примет вас на службу... Он ко мне хорошо относится, я была при его дочери, когда она была больна дифтеритом... Он сделает...
