Максим Горький - Том 24. Статьи, речи, приветствия 1907-1928
«Объят тоской за чашей ликованья» — он бросает жизнь столицы и едет в деревню «насладиться простотой речей и ума народного игрою».
Этот человек не мог под именем «черни» подразумевать народ — его он уважал и о силе его догадывался чутьём.
Кто же та чернь, о которой поэт говорит с таким отвращением?
Несомненно, что под именем черни он подразумевал то светское, столичное общество, в котором жил. Посмотрим, как он характеризует это общество и не сольются ли эти характеристики с отношением Пушкина к черни.
Говоря о светском обществе, он восклицает:
Достойны равного презренья
Его тщеславная любовь
И лицемерные гоненья.
Далее:
……………………………….
К доброжелательству досель я не привык,
И странен мне его приветливый язык.
Смешон, участия кто требует у света!
Холодная толпа взирает на поэта,
Как на заезжего фигляра: если он
Глубоко выразит сердечный тяжкий стон
И выстраданный стих, пронзительно унылый,
Ударит по сердцам с неведомою силой —
Она в ладони бьёт и хвалит иль порой
Неблагосклонною кивает головой.
Постигнет ли певца внезапное волненье,
Утрата скорбная, изгнанье, заточенье, —
«Тем лучше», говорят любители искусств:
«Тем лучше! наберёт он новых дум и чувств
И нам их передаст». Но счастие поэта
Меж ними не найдёт сердечного привета,
Когда боязненно безмолвствует оно…
И ещё: Алеко, в поэме «Цыганы», говорит своему сыну:
Расти на воле без уроков,
Не знай стеснительных палат
И не меняй простых пороков
На образованный разврат.
Изображение светского общества в «Онегине» достаточно — я не буду его повторять.
«Какой это ужас родиться в России талантливым человеком!» — сказал он однажды, и много раз пришлось ему повторять эту горькую и верную фразу.
Пока Пушкин шёл тропой романтизма, протоптанной до него, пока он подражал французам, Байрону, Батюшкову, Жуковскому, — общество, замечая его удивительный талант, ценя музыку нового стиха, одобряло поэта.
Но как только он встал на свои ноги и заговорил чистым русским, народным языком, начал вводить в литературу народные мотивы, обыденную жизнь, стал изображать жизнь реально, просто и верно, — общество стало относиться к нему насмешливо и враждебно, чувствуя в нём строгого судью, беспристрастного свидетеля русской пошлости, невежества и рабства, жестокости и холопства пред силою власти.
Про него говорили, что ссылка в Сибирь заменена ему ссылкой в Одессу потому, что он позволил себя высечь. В Одессе его травили, рассматривая как ссыльного, мелкого чиновника и не считаясь с его дарованием. Он озлоблялся и был вынужден «противопоставлять табели о рангах то демократическую гордость таланта и ума, то своё 600-летнее дворянство».
В семье к нему относились подозрительно и грубо: отец даже однажды обвинил поэта в покушении на убийство, что грозило каторгой.
Его травил Булгарин, искажала цензура, Бенкендорф преследовал выговорами. Стихотворения «Моя родословная», «На выздоровление Лукулла» и насмешливые четверостишия вызвали, наконец, непримиримую злобу к поэту; ловкие люди искусно раздували общее недоброжелательство к нему, наконец против него была пущена в ход клевета, и — вскоре его застрелили.
Его судьба совершенно совпадает с судьбою всякого крупного человека, волею истории поставленного в необходимость жить среди людей мелких, пошлых и своекорыстных, — вспомните, что говорилось здесь о Леонардо да-Винчи и Микель-Анджело.
Пушкин для русской литературы такая же величина, как Леонардо для европейского искусства.
Мы должны уметь отделить от него то, что в нём случайно, то, что объясняется условиями времени и личными, унаследованными качествами, — всё дворянское, всё временное — это не наше, это чуждо и не нужно нам.
Но именно тогда, когда мы откинем всё это в сторону, — именно тогда пред нами и встанет великий русский народный поэт, создатель чарующих красотой и умом сказок, автор первого реалистического романа «Евгений Онегин», автор лучшей нашей исторической драмы «Борис Годунов», — поэт, до сего дня никем не превзойдённый ни в красоте стиха, ни в силе выражения чувства и мысли, поэт — родоначальник великой русской литературы.
Повторим ещё раз его самохарактеристики — они поучительны как взгляд поэта на задачи его в жизни.
«ЭХО»
«ПРОРОК»
«ПАМЯТНИК»
Что же даёт Пушкин читателю-пролетарию? Во-первых — на примере его творчества мы видим, что писатель, богатый знанием жизни, так сказать перегруженный опытом, в своих художественных обобщениях выходит из рамок классовой психики, возвышается над тенденциями класса — и объективно рисует нам этот класс с внешней стороны как неудачную и нестройную организацию части исторического опыта, с внутренней — как психику своекорыстную, полную непримиримых противоречий.
Чисто и резко классовый писатель стремится представить свой класс владыкой и собственником неоспоримых социальных истин, которые для всей массы народа имеют обязательное значение, для всех являются догматами, требующими безусловного подчинения им; такой писатель изображает идеи, чувства и верования своего класса как единственно правильное, полное и верное отражение всех сторон жизни — всего опыта человечества.
Несомненно, что Пушкин — дворянин, он сам одно время кичился этим, но нам важно знать, что уже в юности своей он почувствовал тесноту и духоту дворянских традиций, понял интеллектуальную нищету своего класса, его культурную слабость и — отразил всё это, всю жизнь дворянства, все его пороки и слабости с поразительной верностью.
В примере Пушкина мы имеем писателя, который, будучи переполнен впечатлениями бытия, стремился отразить их в стихе и прозе с наибольшей правдивостью, с наибольшим реализмом, чего и достигал с гениальным уменьем.
Его произведения — драгоценное свидетельство умного, знающего и правдивого человека о нравах, обычаях, понятиях известной эпохи; все они суть гениальные иллюстрации к русской истории.
Писатель классовый, группируя свои наблюдения по шаблону интересов своего класса, говорит нам:
— Вот истина, извлечённая мною из наблюдений над жизнью человеческой, — иной истины нет, не может быть!
Это — превращение тенденции одного класса в догмат, обязательный для всех других, это — проповедь необходимости подчинения всей массы народа моральным и правовым нормам, выгодным только командующей силе. Здесь искусство приносится в жертву интересам воинствующей политики, низводится до орудия борьбы и — не убеждает нас, ибо мы видим или чувствуем в нём внутреннюю фальшь.
«…От кого бы я ни происходил, — говорит Пушкин, — …образ мыслей моих от этого никак бы не зависел».
Это слова человека, который чувствовал, что для него интересы всей нации выше интересов одного дворянства, а говорил он так потому, что его личный опыт был шире и глубже опыта дворянского класса.
Эстетическое значение поэзии Пушкина не стану доказывать, это потребовало бы сравнений стихов его со стихами лучших писателей наших дней, исследований языка со стороны богатства слов, простоты, меткости и так далее.
Вы слышали его стихи в моём плохом чтении, вы знали их и до сего дня, — вы знаете, что никто из современных поэтов не может, не способен написать такого великолепного гимна радости, как «Вакхическая песня» Пушкина.
Что смолкнул веселия глас?
Раздайтесь, вакхальны припевы!
Да здравствуют нежные девы
И юные жёны, любившие нас!
Полнее стакан наливайте!
На звонкое дно,
В густое вино
Заветные кольца бросайте!
Подымем стаканы, содвинем их разом!
Да здравствуют музы, да здравствует разум!
Ты, солнце святое, гори!
Как эта лампада бледнеет
Пред ясным восходом зари,
Так ложная мудрость мерцает и тлеет
Пред солнцем бессмертным ума.
Да здравствует солнце! да скроется тьма!
О писателях-самоучках
К сведению господ авторов, из произведений которых составлена эта статья: гонорар за статью поступает в фонд по организации в С.-Петербурге детского дома имени Льва Николаевича Толстого.
Орфография и пунктуация авторов сохранена.
Надо остановить внимание на участи русской интеллигенции и трагическом характере отношений ее и народа.
(А.И. Эртель)Сейчас народился новый читатель, который хочет не только читать, но и творить. Он не хочет уже больше слушать, что говорят другие, он хочет слушать свою мысль, свое сердце и исполнять призывы их. И вот, мне кажется, сейчас надо сбирать эти силы, искать их.
