Лидия Чарская - Особенная
Князь Гарин по-прежнему был изысканно почтителен и предупредителен с нею и с каждым разом все больше приходил к убеждению, что лучшей жены, нежели Лика, ему не найти. Лишь бы молодая девушка согласилась осчастливить его самого и будущность маленькой Ханы.
Свадьба Рен должна была состояться в середине ноября, а к Рождеству молодая чета стремилась уехать в Финляндию, где у барона было большое поместье, которое он важно называл своим замком, хотя на замок оно и не походило ничуть.
Мария Александровна, несмотря на ярое сопротивление будущих молодых, решила все-таки отпраздновать свадьбу Рен с возможною пышностью. Она радовалась предстоящему торжеству и тому, что холодная, эгоистичная, всем недовольная Рен нашла наконец себе партию, да еще такую хорошую партию, по мнению матери.
«Хоть бы и Лике впору, несмотря на то, что она умница, красавица и воплощенная доброта!» — мысленно рассуждала Марья Александровна, вглядываясь в лицо младшей дочери и мечтая теперь о еще более прекрасном жребии судьбы для Лики.
«Все эти питомники, благотворительность, вся эта возня с чужими ребятишками, как это должно изводить бедную дъвочку! — тревожно рассуждала госпожа Карская, — она даже похудела заметно. Немудрено. Только и заботы о том, что здоровы ли, сыты ли, веселы ли ее питомцы!»
А молодая девушка, которою были сейчас полны мысли ее матери, тщательно занятая в это время рассматриванием подвенечного платья сестры, быстро повернула голову в сторону Марьи Александровны, увидела ее озабоченный любящий взгляд и низко опустила над каким-то затейливым кружевным воланом свою золотистую головку.
— Дитя мое, Лика! Что с тобой? — Сердце Марии Александровны невольно сжалось при виде осунувшегося личика дочери. Она давно не говорила так ласково, так просто и сердечно с Ликой. Сердце и инстинкт матери разом заглушили ее прежнее недовольство молодой девушкой. — Моя девочка, что с тобою?
Что-то родное, давно утраченное и вновь приобретенное послышалось Лике в звуках материнского голоса. Через минуту она уже очутилась в объятиях Марии Александровны, вся дрожала, билась как подстреленная птичка на ее груди и, плача и смеясь в одно и то же время, шептала:
— Мама! Мама! Дорогая моя! Вы — моя, вы вернулись ко мне! Я знала, о, мама! Как я счастлива снова!
— Дитя мое, скажи, чем ты несчастна? — размягченная, взволнованная и испуганная спрашивала дочь Мария Александровна.
— О, как я страдала без вас, без вашей ласки все это время, мама, моя родная! — чуть слышно вырвалось у Лики. — Я ведь чувствовала свою вину перед вами и… и…
Мария Александровна обняла и расцеловала Лику…
— Все забыто! Все забыто и прощено… Ведь я сама так горячо люблю мою «особенную» маленькую девочку! — шептала она, сама едва удерживаясь от рыданий.
— Слезы? В самый день моей свадьбы! Весьма любезно с твоей стороны, Лика! — внезапно появляясь на пороге, вскричала недовольная Рен.
— Дайте ей лавровишневых капель, она успокоится! — коротко бросила она мисс Пинч, как тень следовавшей за нею всюду. — Ехать в церковь с красными глазами нельзя… Советую тебе прийти в себя и успокоиться хорошенько, — закончила она своим обычным ледяным тоном.
— В самом деле, девочка моя! Постараемся успокоиться обе! — шептал на ухо плачущей девушки нужный и взволнованный материнский голос.
Но Лика уже овладела собою. Счастливая, успокоенная и обрадованная внезапной материнской лаской, она, крепко поцеловав мать, вбежала в свой розовый будуар, где все говорило ей о нежных заботах той же милой мамы, и в этой розовой комнатке дала полную волю своему радостному порыву. Ах, как она снова счастлива сегодня! ее дорогая мама снова горячо приласкала ее! Она ее простила вполне и больше не будет сердиться на нее, Лику. И Лика впервые с восторгом взглянула на нарядное розовое платье, тщательно разложенное на маленьком канапе, которому до сих пор не уделяла никакого внимания. Она наденет сейчас это розовое платье, этот венок розовых маргариток, приготовленных для нее тою же баловницей мамой, и без тени недавних тревог поедет на венчание сестры.
— Феша! — крикнула Лика тем радостным голосом, которого не слышно было за последнее время в огромной квартире Карских, — дайте мне скорей одеваться, Феша!
И, весело напевая, принялась за свой туалет. Расторопная Феша ловкими руками поспешила нарядить свою «любимую» барышню, как называла в глубине души молодая горничная Лику в отличие ее от нелюбимой Рен.
Она отлично понимала всю разницу между обеими сестрами. От Лики Феша не слыхала ни одного резкого слова, тогда как сестра последней всегда презрительно и свысока обращалась с ней.
Через полчаса младшая Горная, уже вполне готовая, вышла в гостиную со счастливым лицом, с сияющими, хотя и заплаканными глазами. Надо было ехать в церковь. Она быстро подбежала к матери, прижалась к ней на минуту и прошептала глубоким, прочувственным тоном:
— Мамочка! Милая, родная! Так вы все-таки любите свою Лику?
— Глупышка маленькая! И ты смеешь еще сомневаться в этом?
И притянув к себе дочь, Мария Александровна еще раз горячо поцеловала ее в знак полного своего прощения.
XV
Как и в обычное, обыденное время, так же и сейчас, во все время венчания, Рен была невозмутимо спокойна по своему обыкновению.
Бросая вокруг себя гордые, самодовольные взгляды, она высоко поднимала свою чопорную голову, гордясь, казалось, перед сверстницами выпавшим на ее долю счастьем.
И мистер Чарли не уступал в этом своей невесте. Он был вполне доволен ею и самим собой.
— Поздравляю тебя от души, сестра, — обратилась к новобрачной с искренним сердечным порывом Лика, когда, по окончании обряда, Чарли и Рен остались на амвоне, чтобы принять поздравления приглашенных. — Я надеюсь, ты будешь счастлива вполне!
— Надеюсь, — ответила Рен и ее деревянный голос прозвучал такой не допускающей возражения самоуверенностью, что Лика сама преисполнилась уверенностью за счастье сестры.
— Брат Чарли! Поздравляю вас!
— Сестра Лика! — барон нагнулся и поцеловал руку своей новой belle soeur по обязанности родственника.
Лика поспешно отдала ему поцелуй в голову или, вернее, в тщательно подстриженную щетинку волос и поспешила в смежный с церковью зал, где приглашенных ждали конфеты, фрукты, шампанское и чай.
— Позвольте поздравить вас, Лидия Валентиновна! — послышался Лике звучный, уже хорошо знакомый голос.
— С чем? — улыбнулась она, радуясь видеть снова своего друга князя. — С чем поздравить? Ведь не я же венчалась, Всеволод Михайлович, а сестра.
— Да, но это так принято поздравлять родных и знакомых новобрачных, — пояснил ей улыбаясь князь, передавая ей бокал с искрящимся в нем вином.
Лика неудобно приняла его из рук князя, намереваясь подойти с ним еще раз поздравить молодых, что хрупкая хрустальная вещица выскользнула из ее руки и упала на пол, разбившись на мелкие кусочки.
Лика вспыхнула до слез от смущения за свою неловкость.
— Ничего, Ликушка, бей больше, это счастливая примета! — весело подхватил Толя, состоящей шафером Рен, подбегая к младшей сестре, и тут же поправил ее оплошность, подавая ей новый бокал, до краев наполненный искрящимся вином.
— За вашу идею, князь, за ваше учреждение, за ваш милый питомник! Да? — с доброй улыбкой чокнулся с Гариным веселый, жизнерадостный юноша.
— И за наших детей, — подтвердил князь Всеволод, — не правда ли, вы согласитесь выпить за наших детишек, за здоровье Феди, Митюши, Тани и других, — протянул свой бокал к брату и сестре Гарин. И Лика, снова сияя, выпила за здоровье своих любимцев-малышей.
XVI
Елка в приюте была назначена на третий день праздника. Лика пригласила на это скромное торжество самых близких и симпатичных из своих друзей. Баронесса Циммерванд, Сила Романович, его кузина Бэтси и Анатолий должны были присутствовать на торжестве приютских малышей. Мария Александровна была не совсем здорова и поневоле осталась дома, хотя и рвалась поглядеть ее приют.
Лика приехала еще задолго до назначенного часа в питомник и деятельно занялась последними приготовлениями к елке.
Последняя вышла на славу. Сила Романович не пожалел денег, чтобы побаловать ребятишек и прислал целый транспорт всевозможных украшений, сюрпризов и конфет, навешанных усилиями Лики, Валерии Ивановны и няни на пышные ветви огромного дерева.
В ожидании почетных гостей, детишки толпились в зале, ахали, пищали, восторгались и с каким-то трепетом и благоговением смотрели на пышную ветвистую красавицу, наполнявшую запахоме лесной хвои небольшой приютский зал.
— Ну-с, детвора, а теперь помолимся, пока нет никого; помолимся хорошенько за ваших благодетелей и за то счастье, которое Господь Бог даровал всем вам! — произнесла Лика, покончив с последними украшениями и соскакивая на пол с высокого табурета, на который она вскарабкалась, чтобы возможно удобнее украсить верхушку зеленого деревца.
