Александр Грибоедов - Горе от ума (сборник)
Прохоров.
Иван, слуга.
Швейцар.
Трое слуг.
Мальчик из ресторации.
Действие в Петербурге, в доме Звёздова.
Действие первое
Явление 1
Беневольский, Федька, Иван.
Иван. Кого вам надобно-с?
Беневольский. Я уж отвечал на этот вопрос неоднократно внизу человеку, вооруженному длинным жезлом, так называемому швейцару, а тебе повторяю: мне надобно господина здешнего дому.
Иван. Барина самого?
Беневольский. Да, да, барина твоего, Звёздова, его превосходительство Александра Петровича Звёздова. Ведь это дом его?
Иван. Его-с.
Беневольский. А я его гость.
Иван. Разумею-с. Да ваши пожитки и повозку куда же девать? Штукарев, что за домом смотрит, вышел куда-то, барин во дворце, барыня еще почивает, а если изволит проснуться, как прикажете доложить о себе?
Беневольский. Без доклада, любезный, без доклада. А впрочем, имя мое Беневольский: я здесь свой человек, меня ждут давно. Его превосходительство в бытность свою в Казани познакомился с покойным моим отцом, который предложил ему свои услуги, имел хождение за его делами; с тех пор они друг другу дали клятву в дружбе неизменной и утвердили между прочим вот что… Барин твой сказывал, что его супруга воспитывает прелюбезную девицу.
Иван. Варвару Николаевну? Красавица, нечего сказать.
Беневольский. Невинность, ангел, существо небесное, так ли? И мне назначил он ее сопутницею жизни: это было положено между им и покойным батюшкой, также и то, чтоб мне, когда приеду в Петербург, остановиться у его превосходительства. Я тогда возрастал еще в Минервином храме, в университете. С тех пор батюшка скончался, и я, сказав прости казанскому рассаднику просвещения, поскакал сюда, чтоб воспользоваться приглашением твоего барина. В нем, конечно, найду я друга, отца, покровителя, одним словом, всё. Ну, понял ли?
Иван. Понял-с. Так вашей повозке с пожитками постоять покамест на улице?
Беневольский. Всё равно. Вели ей стоять на улице или въезжать на двор. Мне не до того: в голове моей, в сердце такое что-то неизъяснимое, мир незнаемый, смутная будущность!
Иван (отходя, говорит Федьке). Барин-то у тебя, видно, большой искусник.
Явление 2
Беневольский, Федька.
Беневольский. Что он тебе сказал?
Федька. Барин-де твой, видно, большой искусник.
Беневольский. Искусник… Так простолюдины называют артистов. Да, я артист; где мой журнал дорожный? (Федька вынимает из сумки, что у него за плечами, кучу бумаг и медный карандаш.) Подавай сюда! Записать, непременно записать первые чувства при въезде в столицу. (Пишет.) Мирюсь с Тобою, Провидение! я в желанной пристани…
Федька. Ох, кабы перекусить что-нибудь! Да у кого здесь попросишь? все и люди-то смотрят на тебя такими тузами, как будто сами господа; а позывает, ой! позывает: кибитчонка-то всё вытрясла, проклятая.
Беневольский. Вступаю в новый для меня свет. Ну, однако, какой же новый? Я его знаю, очень хорошо знаю: я прилежал особенно к наблюдениям практической философии, читал Мармонтеля, Жанлис, пленительные повести новых наших журналов; и кто их не читал? кто не восхищался Эльмирой и Вольнисом, Бедной Молочницей? Они будут водители мои в этом блуждалище, которое называют большим светом.
Федька. Посидел бы он шесть дней да шесть ночей на облучке, не взбрела бы всякая всячина на ум; попросил бы съестного да завалился бы спать. Правду сказать, ведь и ему не малина была: сидячей частью об книжный сундук, головой об плетеную будку простукался, сердечный, во всю дорогу. Ну, да что им, грамотеям, делается? не давай ни пить, ни есть, дай перо да бумаги, – и сытехоньки, и горя половина.
Беневольский. Не говори вслух, ты мне мешаешь.
Федька. Неужто вы впрямь с дороги да и за дело?
Беневольский (не слушая его). Здесь увижу я эти блестящие собрания, где вкус дружится с роскошью; в них найду женщин милых, любительниц талантов, какую-нибудь Нинону, Севинье, им стану посвящать стишки маленькие, легкие; их окружают вертопрахи, модники – я их устрашу сатирами, они станут уважать меня; тут же встретятся мне авторы, стихотворцы, которые уже стяжали себе громкую славу, признаны бессмертными в двадцати, в тридцати из лучших домов; я к ним буду писать послания, они ко мне, мы будем хвалить друг друга. О, бесподобно! Звёздов ездит во дворец, – он будет моим Меценатом, мне дают пенсию, как всем подобным мне талантам, я наживусь, разбогатею. Федька! Федька! поди сюда, обойми меня.
Федька. Что с вами, сударь?
Беневольский. Сколько ты от меня получаешь жалованья?
Федька. Да вашей милости, я чай, самим известно.
Беневольский. Жалкий человек! ты думаешь, что я занимаюсь этой малостью.
Федька. Ну вот видите, сударь, теперь сами признаетесь, что малость; а как нанимали в Казани, еще торговались: всего сорок рублей на месяц.
Беневольский. Ты будешь получать пятьсот, тысячу.
Федька. С нами крестная сила! рехнулся он. Попросите-ка, сударь, чтоб вам отвели комнату в стороне, да лягте-ка отдохнуть.
Беневольский. Тысячу, тысячу.
Федька. Да где же вы, сударь, возьмете? Вы, помнится, говорили, что у вас всего на всё тысяча рублей взято из Казани, да вышло на прогоны двести сорок рублей с полтиною, да покупок в разных городах на восемьдесят рублей, да мне изволили выдать в зачет жалованья два целковых: вот у меня здесь всё записано.
Беневольский. Тысячу, говорю я, тысячу получишь; дай мне разбогатеть.
Федька. Вот оно что; ну, барин, так богатейте же скорее.
Беневольский. Эту тысячу, что я взял с собой, получил я в награду дарований от преосвященного, от вице-губернатора, от самого губернатора за стихи поздравительные в разные времена; если в губернском городе дали тысячу, здесь дадут десять, здесь могу я напечатать все мои творения, а как их все раскупят… Что ты качаешь головой? думаешь, не раскупят? Врешь: у Звёздова тьма знакомых, он человек знатный, из угождения к нему все подпишутся: чего это стоит? один экземпляр дрянь, а за всё придется важная сумма.
Федька (смотря в окно). Кто-то, сударь, подъехал в коляске.
Беневольский. Сюда взойдут. Выйди в переднюю.
Федька. Да там народ такой неласковый, к тому же, право, я голоден, быка бы съел. Пожалуйте, сударь, полтинник: я схожу в харчевню.
Беневольский. На, убирайся. Ах! досадно, на мне дорожная куртка. Еще подумают: новичок, смешной, необразованный… Воротись, Федор! Федька! вынь из чемодана платье, поновее которое.
Федька. Да там всего, сударь, фрак лиловый да жилет пике, и то, чай, дорогой поизмялось.
Беневольский. Подавай его.
Федька. К чему вам переодеваться!
Беневольский. Какое тебе дело?
Федька. С вас не взыщут: вы человек приезжий.
Беневольский. Молчи!
Федька. Образумьтесь, где теперь выкладывать из чемодана: вам и комнаты еще не отвели.
Беневольский. Не умничай!
Федька. Притом власть ваша: есть хочется, ей-богу! мочи нет.
Беневольский. Прозаик!
Федька. Вот еще ругаетесь… Нет, барин, мне таким способом служить будет не в охоту.
Беневольский. Олух! прибери эту тетрадь и карандаш да ступай за мной: я сам вытащу чемодан и выну платье. Скорей! Скорей! (Уходит с Федькой и в дверях встречается с Полюбиным.)
Явление 3
Полюбин и Иван.
Полюбин. Стало, никого нельзя видеть; а это кто вышел?
Иван. Приезжий, сударь, из Казани.
Полюбин. Из Казани! и зовут его?
Иван. Беневольский.
Полюбин. Ах! Боже мой!
Явление 4
Полюбин и Варинька.
Варинька. Здравствуйте, Полюбин; как умно сделали вы, что приехали! Знаете ли, кто здесь?
Полюбин. Да, этот жених из Казани, выбранный Звёздовым и который, натурально, никогда не будет вашим мужем.
Варинька. О, конечно, нет. Представьте, я давеча сижу перед окном у себя в комнате, только что встала, вижу: подъезжает к крыльцу повозка, из нее выходит… вы еще его не видали?
Полюбин. Он мелькнул в дверь, только что я вошел.
Варинька. Ни на что не похож; я вскочила со стула, послала спросить, кто? Говорят, Беневольский; я онемела от испугу. Ведь это может только Александру Петровичу притти в голову назначить мне женихом человека, которого хуже, по крайней мере на взгляд, сыскать нельзя.
