Максим Горький - Том 25. Статьи, речи, приветствия 1929-1931
Революция вызвала к жизни тысячи молодёжи, которая мучается желанием писать и пишет: стихи, рассказы, романы; пишет, в огромном большинстве случаев, технически безграмотно и неудачно даже тогда, когда в стихах и рассказах молодого писателя чувствуется и знание действительности, и умение наблюдать, и своеобразное отношение к людям, к явлениям жизни.
Количество начинающих писать растёт с каждым годом всё обильнее, и так оно и должно быть. Многие из них торопятся печатать свои стихи и рассказы, а напечатав тощий сборничек стихов или рассказов — перестают учиться. Это очень плохо, — литература от этого не выигрывает, а торопливый писатель обеспечивает себе бестолковую и несчастную жизнь «непризнанного таланта» или графомана — человека, страдающего болезненным зудом к малограмотному пустословию. Многие думают, что труд литератора прост, лёгок и скорее всякого иного труда может дать хороший заработок, сделать их заметными в массе людей, одарить вниманием и славой. Для всех таких людей журнал наш не нужен так же, как и они не нужны для литературы.
Журнал наш издаётся для тех начинающих писать, которые чувствуют, что они по опыту жизни — и даже как бы по природе своей — предназначены для бесед с миром, что они в силах сказать людям нечто своё о жизни — показать людям то, чего они не видят или что они плохо видят.
Стремление к литературной работе есть в основе своей естественное и здоровое стремление человеческой единицы к слиянию с людской массой путём отражения, изображения словом неисчерпаемого разнообразия явлений внутренней и внешней жизни людей. Для того, чтоб изображать эти явления ясно, выпукло, убедительно, требуется всестороннее и глубокое знание жизни в прошлом, знание текущей, творимой людьми действительности и знание языка — обширный запас слов, которыми формируются наблюдения, впечатления, чувства, мысли.
Подлинное словесное искусство всегда очень просто, картинно и почти физически ощутимо. Писать надо так, чтоб читатель видел изображённое словами, как доступное осязанию. Такое мастерство возможно лишь тогда, когда писатель сам отлично знает то, что он изображает. Если он пишет недостаточно просто, ясно, значит — он сам плохо видит то, что пишет. Если он пишет вычурно, значит — пишет неискренно. Если пишет многословно, — это тоже значит, что он сам плохо понимает то, о чём говорит.
Мы оставляем в стороне вопрос о литературном таланте, о врождённом даровании, это вопрос неясный, нерешённый, и решать его — не наше дело. Мы говорим о способности к литературному труду, эта способность заметна у весьма многих начинающих писать рабселькоров, рабочих, крестьян. Развиться ей мешает недостаток у молодёжи исторических знаний, знаний прошлого, а также весьма узкое знание современной действительности в нашей огромной, безгранично интересной стране, и, наконец, мешает крайне плохое знание родного языка — и речевого и, особенно, литературного.
Доказывать человеку необходимость знания — это всё равно, что убеждать его в полезности зрения. Литератор должен знать особенно много, и только тогда он сумеет хорошо изобразить то немногое, к чему сводится его личный опыт, — изобразить в формах достаточно простых, ярких и картинно убедительных. Кроме этого, он должен непрерывно изучать свой родной, богатейший язык.
Наша задача — учить начинающих писателей литературной грамоте, ремеслу писателя, технике дела, работе словом и работе над словом. Это — нелёгкая задача. Как мы будем разрешать её, это читатель увидит из предлагаемой ему первой книги журнала.
Мы надеемся, что он, в свою очередь, поучит нас тому, как лучше мы должны учить его.
Редакционный коллектив журнала не считает себя непогрешимым учителем и мудрецом, он хочет быть другом начинающего литератора, он товарищ начинающего, несколько более опытный в ремесле литератора.
Литератор — глаза, уши и голос класса. Он может не сознавать этого, отрицать это, но он всегда и неизбежно орган класса, чувствилище его. Он воспринимает, формирует, изображает настроения, желания, тревоги, надежды, страсти, интересы, пороки и достоинства своего класса, своей группы. Он и сам ограничен всем этим в своём развитии. Он никогда не был и не может быть «человеком внутренне свободным», «человеком вообще».
Такой совершенно свободный «человек для всех» — Человек Человечества — возможен только в будущем, когда свободному росту его сил и способностей не станет препятствовать искажающее давление идей и эмоций национальных, классовых, религиозных.
А до той поры и пока существует классовое государство, литератор — человек определённой среды и эпохи — должен служить и служит, хочет он этого или не хочет, с оговорками или без оговорок, интересам своей эпохи, своей среды. И, если исторически необходимым стремлениям его класса, его группы препятствует государство, церковь, враждебный класс, — литератор идёт против государства, церкви, класса, рискуя своей свободой, не щадя своей жизни. Он человек действительности более, чем всякий другой человек, если только он, работая над нею как над своим материалом, позаботился всесторонне изучить её.
Но действительностей — две. Одна — действительность командующих, «власть имущих» классов, которые во что бы то ни стало утверждают свою власть над человеком, начиная с малолетства его в семье, затем в школе и церкви, не брезгуя и не стесняясь массовыми убийствами непокорных. В этой действительности сосредоточено всё самое лучшее и социально ценное, что накопило человечество веками труда и творчества, эта действительность обладает всеми изумительными достижениями науки, искусства, техники. Это — «культурная» действительность.
Другая — действительность подвластных, покорённых и покорных — безрадостная жизнь в непрерывном, тяжёлом труде, в нищете, ведущей к физическому вырождению. Ужас и позор этой действительности слишком хорошо известны.
В течение многих веков философы, богословы, учёные социологи пытались примирить эти две резко различные, совершенно непримиримые действительности, но они, всё более различаясь, становятся всё более глубоко враждебны одна другой.
В наше время по этому поводу уже не философствуют, а — изредка и понемножку — дерутся, чаще же торгуются, как делают это, например, вожди социал-демократов Европы, люди, которые убеждают хозяев немножко уступить, а рабочих — поменьше спрашивать.
Есть много людей, которые, видя обострение классовой вражды и понимая, что маленькие драки угрожают разрастись до размеров гражданской войны, — до «социальной революции по-русски», — боятся, что за этой войной последуют: гибель наций, гибель европейской культуры и прочие ужасы. Этот страх заставляет идолопоклонников культуры доказывать возможность мирного сотрудничества классов, доказывать, что только путём эволюции, постепенного и медленного развития политико-экономических отношений люди могут придти к «благоденственному и мирному житию».
Кроме страха перед социальной революцией, никаких иных оснований для проповеди этой — нет. Пролетариат Европы перестаёт верить в дружеское сотрудничество баранов и волков, буржуазия не обнаруживает упадка своей воли к власти. Наоборот: воля её, видимо, весьма укреплена сознанием лёгкости, с которой она, борясь между собою, выдвинула на бойню многомиллионные массы рабочих и крестьян, а в их числе и социал-демократов. И, снова рассчитывая на глупость, на неорганизованность трудового народа, она готовится повторить своё преступление против него, снова намерена столкнуть силы рабочих и крестьян Европы в междоусобной бойне для защиты её интересов, её алчности и жадности, для укрепления её власти над рабочим классом.
Вот таковы те две действительности, в которых родился, воспитался, живёт и работает литератор.
Рабочий класс Союза Советов, взяв в свои руки власть над страной, решил уничтожить эти две непримиримые действительности, насыщенные кровавым цинизмом, наглейшей ложью, лицемерием, жестокостью и позором, решил уничтожить их и создать третью действительность подлинного социального равенства, которая должна исключить из жизни причины основных пороков людей: инстинкт собственности, зависть, жадность и страх перед будущим, — страх за жизнь. Именно такая действительность создаётся в Союзе Советских Социалистических Республик волею, разумом, энтузиазмом коммунистов — рабочих и крестьян.
Необходимым условием создания такой действительности является диктатура рабочего класса, чей труд всегда был основой роста и развития культуры. Главное содержание культуры, суть её и смысл — наука, техника, искусство. А в искусстве — наиболее доступная пониманию масс и поэтому наиболее мощная, как средство культурного воспитания, художественная литература.
Отсюда ясно, как велика может быть в жизни роль писателя и как строги должны быть его требования к самому себе, к своей работе.
