Николай Лейкин - Два соперника
— Не желаю я нарушать вашъ пріятный тетъ-а-тетъ съ пасторомъ… или какъ онъ тамъ? Съ бритымъ ксендзомъ, что-ли… — рѣзко проговорилъ молодой человѣкъ, сердито дернулъ калитку и вошелъ. въ садикъ.
— Послушайте. Петръ Аполонычъ, да чего вы сердитесь? — недоумѣвала дѣвушка.
— Я не сержусь, но я оскорбленъ, за васъ оскорбленъ. Выходить замужъ за старика, который втрое старше васъ! — негодовалъ молодой человѣкъ.
— Ужъ и втрое! Ему всего сорокъ лѣтъ.
— Съ большимъ хвостикомъ, а вамъ восемнадцать. Ну-ка, сорокъ девять, дѣленные на восемнадцать?
— Да и съ чего вы взяли, что я выхожу за него замужъ?
— А не выходите замужъ, такъ нечего брать и подарковъ. Вѣеръ, корзинка съ яблоками… Гдѣ тутъ благородство?
— Это сплетня, совсѣмъ сплетня… — растерялась дѣвушка. — Пойдемте къ намъ и вы увидите, что никакого тетъ-а-тета у меня съ Иваномъ Артамонычемъ нѣтъ. Онъ пріѣхалъ къ намъ поиграть въ винтъ съ папенькой и маменькой и ужъ они сидятъ и играютъ втроемъ съ болваномъ.
— Не пойду. Сердце обольется кровью… Вѣеръ… яблоки… И какое неблагородство!
Молодой человѣкъ снялъ фуражку и сѣлъ на скамейку, поспѣшно вытирая на лбу обильный потъ.
— Послушайте, что жъ это такое?.. начала дѣвушка. — Пришли проститься, а сами вдругъ дерзости говорите… И наконецъ, по какому праву?..
— По какому праву? По праву любви-съ… Я Надежда Емельяновна, въ васъ влюбленъ, влюбленъ безумно! Я готовъ на все, на всѣ жертвы…
Дѣвушка попятилась и потупилась.
— Вы влюблены въ меня? Я этого не знала, — проговорила она.
— Да-съ… влюбленъ… Съ послѣдняго спектакля влюбленъ, со «Вспышки у домашняго очага». Влюбленъ безумно. Я даже и учиться не могу… Да и Богъ съ нимъ, съ ученьемъ… Довольно… Я теперь въ послѣднемъ классѣ, а послѣдняго класса мнѣ и не надо. Люди живутъ и получаютъ на службѣ хорошія деньги и безъ послѣдняго класса. Наденька! Будь моею! Я люблю тебя…
Молодой человѣкъ ринулся къ дѣвушкѣ и схватилъ ее за обѣ руки.
— Тише, тише! Что вы кричите! шептала она, но не освобождала рукъ.
— О любви своей я могу кричать на всѣхъ перекресткахъ. Тутъ ничего нѣтъ постыднаго. Это чувство благородно, возвышенно… Это не то что взять отъ старика вѣеръ и яблоки.
— Ахъ, вы все съ попрекомъ… Какая-же это любовь, коли вы такія слова…
— Истинная любовь, благородная, безкорыстная. Я знаю, что у васъ ничего нѣтъ, но я рѣшился трудиться, какъ волъ, и потому отвѣтьте — любите-ли вы меня?
Произошла пауза.
— Я право не знаю… Вы такъ вдругъ… пробормотала дѣвушка, совсѣмъ растерявшись.
— Старикъ? Хотите продать себя богатому развратнику? Ну, будьте счастливы… А у меня есть револьверъ… трагически прошепталъ молодой человѣкъ и отвернулся.
— Послушайте, Петръ Аполонычъ… Мнѣ жалко васъ… Я люблю васъ, но… Сядемте, поговоримте, сказала дѣвушка.
— Любишь? Любишь? Такъ дай-же обнять тебя! Дай сжать въ жаркихъ объятіяхъ и запечатлѣть передъ небомъ и землей…
Молодой человѣкъ обхватилъ дѣвушку за шею, привлекъ къ себѣ на грудь и осыпалъ ее поцѣлуями. Она отбивалась.
— Петръ Аполонычъ… что-жъ это такое! Такъ нельзя… Насъ съ балкона увидѣть могутъ… Да и съ улицы видно… Такъ не хорошо… Вы знаете, здѣсь сплетня… Пронесутъ — и завтра-же все будетъ извѣстно. Оставьте, Бога ради оставьте… Сядемте лучше… бормотала она и наконецъ вырвалась и стала поодаль, оправляя помятое платье.
— Пусть всѣ смотрятъ… Душа моя чиста… Я хочу благородно… Не боюсь я ни людскихъ пересудъ, ни сплетенъ! съ пафосомъ шепталъ молодой человѣкъ, поднимая съ земли фуражку, которая упала у него во время объятій.
— Вы-то не боитесь сплетенъ, да я-то боюсь… Я дѣвушка… Я должна беречь себя… бормотала дѣвушка, озираясь то на балконъ, то по направленію къ рѣшеткѣ, граничащей садъ съ улицей — Ей Богу… Какъ вы не осторожны…
— И не долженъ быть остороженъ, ежели знаю, что за мной никакой старикъ… то есть никакая старуха не подсматриваетъ.
— Вы все дерзничаете, а между тѣмъ говорите, что любите! вздохнула дѣвушка.
— Не дерзость это, Наденька, а благородное негодованіе, оскорбленіе за васъ, которую я считаю своей святыней. Ну-съ, теперь сядемте и поговоримъ, на что я рѣшился.
Дѣвушка была какъ на иголкахъ.
— Хорошо, сядемте вонъ на той скамейкѣ, но только говорите скорѣе, потому меня дома хватиться могутъ… сказала она.
— Скорѣй я говорить не могу, потому здѣсь программа цѣлой жизни.
— Какой жизни?
— Моей и вашей…
— Петръ Аполонычъ, объ этомъ мы лучше въ другой разъ, ежели вамъ надо долго разговаривать.
— Сегодня надо рѣшить или никогда, потому завтра мы съѣзжаемъ съ дачи, послѣ завтра начнутся классы и надо знать, вносить-ли деньги за ученье или не вносить.
— Да зачѣмъ вамъ бросать ученье?
— Ахъ, неразумная наивность! Наденька! Молю васъ, рѣшимте это дѣло.
— Ну, погодите, я прежде посмотрю, что папенька, маменька и гость дѣлаютъ. Спрячтесь вонъ тамъ за кустами, а я сейчасъ…
Дѣвушка пошла на балконъ, побыла немного въ комнатахъ и вскорѣ вернулась.
— Играютъ въ винтъ. Въ самый азартъ вошли сказала она. — Ну, сядемъ.
И они сѣли на скамейку.
III
Молодой человѣкъ обнялъ дѣвушку и спросилъ:
— Надя! Любишь-ли ты меня настолько, чтобъ пойти на всѣ жертвы?
— Постойте, не обнимайте меня. Я боюсь, что наша горничная Феня побѣжитъ сейчасъ за водкой къ ужину для Ивана Артамоныча и папаши и увидитъ насъ, отвѣчала дѣвушка, освобождаясь изъ объятій и отодвигаясь отъ него.
— Ну, такъ что-жъ изъ этого? Ежели ты рѣшилась пойти на всѣ жертвы и лишенія, то пускай всѣ видятъ нашу любовь.
— Я не знаю, Петръ Аполонычъ, про какія жертвы и лишенія вы говорите…
— Зачѣмъ — Петръ Аполонычъ? Называй меня просто Пьеръ…
— Ну, Пьеръ… Ну, хорошо… Только я не знаю, какія жертвы.
— Первое время, разумѣется, мы должны жить въ бѣдности, въ одной комнатѣ и снискивать себѣ пропитаніе случайными работами.
— То есть какъ это?
— Да вѣдь завтра утромъ я явлюсь къ твоимъ родителямъ и буду просить твоей руки.
— Ахъ, нѣтъ! И не дѣлай этого. Меня не отдадутъ за тебя.
— Не отдадутъ? спросилъ молодой человѣкъ. — Ну, въ такомъ случаѣ бѣжимъ и обвѣнчаемся тайно.
— Зачѣмъ-же бѣжать-то? Вы сначала найдите себѣ хорошее мѣсто, тогда и отдадутъ. Папенька еще недавно сказалъ: «ежели попадется человѣкъ, который получаетъ двѣсти рублей жалованья»…
— Пока я найду такое мѣсто, я умру съ тоски и печали. Намъ нужно обвѣнчаться не позже будущаго мѣсяца.
— Да вѣдь у васъ даже и на свадьбу-то денегъ нѣтъ. Вѣдь свадьба-то дорого стоитъ. Вотъ мой дядя, маменькинъ младшій братъ, вѣнчался по веснѣ, такъ ему свадьба-то сколько денегъ стоила!
— Я продамъ всѣ мои книги, атласъ, словари, даже лодку — и вотъ деньги на вѣнчанье…
— Полноте, полноте… У васъ даже фрака нѣтъ. А фракъ-то что стоитъ!
— Фрака нѣтъ? Можно и безъ фрака…
— А безъ фрака какое-же это вѣнчанье!
— Стало быть, ты не рѣшаешься на всѣ жертвы?
— Да я и рада-бы, но что это за женихъ, у котораго фрака нѣтъ!
Молодой человѣкъ подумалъ и отвѣчалъ:
— Ну, хорошо, фракъ у меня будетъ. Я продамъ револьверъ. Кромѣ того, маменька моя хоть и живетъ только пенсіей, но она скопила на выигрышный билетъ Дворянскаго банка. Онъ стоитъ сто тридцать пять рублей, заложенъ только за пятьдесятъ, я упаду ей въ ноги…
— Петръ Аполонычъ, оставьте покуда все это. Я люблю васъ, но поступите прежде на мѣсто. Ну, гдѣ мы будемъ жить, ежели у васъ нѣтъ мѣста? Гдѣ? Какъ? Чѣмъ?
— Мать настолько меня любитъ, что она позволитъ мнѣ жить и женатому въ той комнатѣ, въ которой я теперь у ней живу. Тамъ въ комнатѣ диванъ и кровать. Тебѣ я уступлю кровать, самъ буду спать на диванѣ.
— Нельзя, нельзя такъ. Кто-же мнѣ сошьетъ подвѣнечное платье, ежели я убѣгу отъ папеньки съ маменькой? У меня подвѣнечнаго платья нѣтъ, доказывала дѣвушка.
— Но вѣдь это предразсудокъ. Ты можешь вѣнчаться даже вотъ въ этомъ платьѣ, которое теперь на тебѣ. Наконецъ, у тебя есть бѣлое платье, я знаю, ты въ немъ играла со мною «Вспышку». Ну, захвати съ собой это платье, когда побѣжишь отъ своихъ.
— Нѣтъ, нѣтъ. Это платье не вѣнчальное. Да оно и не мое. Я брала его отъ Агнички Лестоновой, чтобы играть въ немъ въ спектаклѣ.
Молодой человѣкъ снялъ фуражку, вздохнулъ и схватился за волосы.
— Нѣтъ, я вижу, мнѣ придется погибать! сказалъ онъ.
— Да зачѣмъ-же погибать-то, Петръ Аполонычъ? возразила дѣвушка. — Вы подождите, пока у васъ хорошее мѣсто найдется — вотъ тогда мы и поженимся. Ну, посудите сами, ну, чѣмъ мы будемъ жить?
— Жертвы, жертвы. Я требую жертвы… Самъ я на все готовъ.
— Да вѣдь съ жертвами-то съ голоду помрешь.
— Первое время мать меня не покинетъ. Мы какъ жили, такъ и будемъ жить, а гдѣ двое сыты, тамъ и третій будетъ сытъ. Тебѣ у насъ всегда кусокъ найдется. Наконецъ, мы оба будемъ зарабатывать. Я буду репетировать съ гимназистами, буду писать въ газетахъ.
