Рудольф Ольшевский - И слово было Вэйзмир
-- Что значит чем? Не перестает удивляться на Бога Семен. -- Воду ты уже отделил от суши. Свет включил. В Палестине скоро будет шестьдесят градусов по Цельсию. Надо быстро делать тень. Сажай деревья. Хотя бы этот каштан, хоть он и цветет на русскую пасху.
-- Ты с ума сошел. Это конский каштан. Сначала нужно сделать лошадь. -Возмутился Создатель. -- Пускай его сажает Буденный. Мы лучше займемся яблоней. У меня есть одна идея.
-- Не думай, что я ничего не понимаю. Ты еще первого дерева не посадил, а уже думаешь, как прогнать Адама и Еву из рая. Я, конечно, дико извиняюсь, это не мое дело, но мне все это не очень-то нравится.
-- Пути Господни неисповедимы, -- сердито говорит Бог. -- Может быть, я еще передумаю. А вообще-то, Сеня, ты начинаешь вести себя, как сын торговца камбалой. Даже Авраам не так нагло торговался со мной насчет Садома, хотя его папа тоже был торговым работником. Я наказал Адама и Еву потому, что они не послушались меня. Пусть знают, что Бог не фраер.
-- Прости меня, но тебе этого больше никто не скажет. -- Думает Гузман, обращаясь к Богу. -- Зачем было наказывать этих двоих, а всем остальным потом разрешать? Ты хотя бы знаешь, сколько стоят яблоки на Привозе? Двадцать копеек килограмм.
-- Что ты говоришь? Надо будет повысить цену.
-- Это скоро сделают и без тебя. Так и быть, сажай уже эту яблоню. А то твой рай похож на херсонскую область. Один голый степ.
Чтобы лучше представить себе, как выглядит это ничем не прикрытая степь, Семен со звездных высот косится в приоткрытое окно красавицы Фаины, которая от духоты спросонья откинула простыню, и в полумраке комнаты белеет ее пышное тело.
Он смотрит на нее стыдливым взглядом, а затем нехотя отворачивается, но боковым зрением продолжает заглядывать в сладкую темноту.
-- Прелюбодействуешь, Сеня, ай как нехорошо. -- Говорит Святой Дух, цокая языком.
-- Господь с тобой, ее еще нет. Она появится через сорок миллионов лет. Витька Глигач из жилкопа читал, что такой возраст земли.
-- Темные вы с Витькой. Кто же столько живет? Она появится через пять тысяч лет с гаком. Поставь правильно свои часы и засекай время.
Через пятнадцать минут сад начинает благоухать, заглушая поток воздуха из туалета и парадных.
-- А, сирень! Как ты додумался до такого амброзия? У-у-у! Акация. "Манит в сень акаций прогуляться." -- Лезут в голову дурацкие слова. -- А это еще что за фрукта?
-- Это фиги. -- Смеется Бог.
-- Понимаю. -- Становится серьезным Семен. -- Название не вполне приличное, но зато сразу ясно -- у нас такие не растут. Их что, едят с маком?
-- При чем тут мак?
-- А есть такое выражение -- фиг с маком. Вкусно наверное. И про фиговый листок я слышал. Это что-то вместо плавок. Летом в Одессе пошли бы.
Бог смеется. Он даже прощает Семену, что тот снова заглядывает в заветное окно.
-- Что будем делать дальше? -- Задает он риторический вопрос, отодвигая в сторону тучу. Смотри на него. Еще не создал человека, а уже готовит потоп. -- Думает Сеня, но не подает виду, что догадался об этом.
-- Что будем делать? Ты что, забыл, птицы. Сначала птицы.
-- Ах, да. И какие появятся первыми?
-- Куры. Разводи курей. Я умею делать фаршированную шейку. У тебя Святой Дух захватит. Когда перейдешь к рыбам, напомни мне. Я из них тоже кое-что приготовлю. Пальчики оближешь.
-- Итак птицы, рыбы, звери.
-- Да, да. И чтоб одни кусались, вторые бодались, третьи убегали, четвертые удирали. Но ради бога, Господи, сделай кого-нибудь, чтобы не бодался и бегал медленно, и улететь не мог.
Гузман вспоминает, как он полз по бесконечному снегу из немецкого окружения. Полз и думал, что он снова Моисей и на этот раз мерзнуть ему в снежной пустыне сорок лет. И ужасно хотелось есть. А зверья разного вокруг было великое множество. Зайцы, белки, глухари, даже лось встретился. Жратвы на целую жизнь хватило бы. А взять в рот нечего. Все убегает, улетает, упрыгивает.
Нос у Семена большой и горбатый, как у хищной птицы. А клюнуть им невозможно. Когти отросли, как у дикой кошки, а никого ими не поцарапаешь. Зубы, как у обезьяны, а кусать ими некого.
-- Плохо, Господи, сделал ты еврея. Может быть, действительно, не собирался выгонять его из рая. А потом прогнал, да еще так далеко. В следующий раз, когда начнешь все сначала, я тебе все-таки кое-что посоветую.
И умер бы Семен Гузман на российском снегу, если бы в этой северной пустыне не попалась ему деревушка с крайней бревенчатой избой. Скрипнули в сенях двери, передразнивая его интонацию -- к вам можно?
Хозяйка только руками всплеснула:
-- Господи Иисусе, какой худой еврейчик!
Немцев в этом крошечном селе не было. Русские друг к другу в гости не ходили. Разве что за углями, если печь остынет. И жили Семен с Марией, как Адам с Евой после того, как их из рая выгнали.
Сидит Гузман на тумбе крана и думает: "Господи, куда это я перескочил со своей дурацкой памятью, когда мы с тобой еще и человека не сотворили?" Однако вернуться сейчас не может. Нужно ему додумать то, что случилось на земле, а потом возвращаться в небо.
У Марии тоже был бог. И знала она о нем совсем немного. Ночью Семен снимал с нее крестик, чтобы два божества не переплетались. И жили они вчетвером, друг другу не мешая -- двое на земле, а двое на небе.
Некоторые разговоры Семена смущали душу Марии. Она, например, никак не могла поверить, что Бог Семена не еврей, а ее Бог еврейской национальности.
-- Неужели моему и обрезание делали? -- спрашивала она у Семена.
-- Да ,-- отвечал он. -- В Назарете в начале первого века нашей эры.
Гузману было приятно, что он имеет отношение к ее Богу.
А перед самым концом войны вернулся из госпиталя без обеих рук муж Марии, на которого она давно получила похоронку.
Молча посумерничали они втроем. Распили две пол-литры. Поплакали. А утром Гузман уехал в Одессу, где дядька определил его в свою рыболовецкую артель.
Прошло еще два года из тех пяти с лишним тысяч лет, и вдруг от Марии пришло письмо.
Одесские почтмейстеры все-таки великие психологи. В прошлом веке они запросто нашли бы деда Ваньки Жукова. На конверте Мария всего и написала -"В Одессу- маму Гузману еврею". Таких Гузманов в Одессе было не меньше пятисот. И между прочим, все евреи. А они все-таки взяли и нашли его.
-- Ты был прав. -- Писала Мария. -- Мой Бог твоей нации. Я теперь молюсь вам обоим."
Не такой уж дурак был Гузман, чтобы не понять, на что она намекала. Но отвечать ей не стал. Как представлял, что в стылой избе каждый день человек выпивает стакан водки, зажав край его зубами и запрокидывая голову, так начинала ныть его душа, которую Господь Бог как раз в это время вдувал в розовеющие губы Адама.
-- А какого душа цвета, Господи? -- спрашивает Семен, возвращаясь на небеса.
-- Голубая, Сеня. Потому и небо будет такого цвета, что туда летят человеческие души.
И снова Гузман на земле в плену у своей памяти.
В камерах смерти, думает он, выпускали голубую и вдували красную душу. Соревновались с Богом. Где-то в Польше в начале войны, в лагере, вдохнули эту красную душу смерти в губы его жены Рахили. Рахили, что поила овец водой из колодца Лавана. А тяжелую колодезную крышку откинул тогда молодой Иаков. Как молод был мир.
Смещаются в голове у Семена времена и пространства.
-- Извини меня, Господи. Такое ты сейчас дело совершаешь. Человека создаешь. А я к тебе со своим личным лезу.
-- Куда это ты все время пропадаешь? -- Смотрит на Семена Бог.
-- Это я ненадолго в жизнь свою спускаюсь. Считай, по малой нужде бегаю.
-- А нравится тебе, как я слепил человека? Хорошо ведь! А?
-- Пока да. И глину для плоти подобрал отличную. Сливочное масло, а не глина. Слона слепил чуть ли не из простой земли. Для черепахи пошел кусок камня. Змею скатал из мокрой пыли. А тут такую глину нашел -- кровь с молоком.
-- Да, да . Но хватило ее на одного Адама. Граждане, не занимайте очередь. Продукт закончился.
-- Что значит, закончился? А Ева? Мы что, появимся, потому что Адам начнет размножаться делением?
-- Фу ты, черт, увлекся, про женщину забыл. Ты бы лучше, чем мотаться туда-сюда, напомнил мне. Ну да ладно, материал еще мягкий. Слепим Еву из Адамова ребра. Пока Адам поймет, что к чему, она подрастет.
-- Еще как подрастет.
Семен снова заглядывает в окно Фаины. Подросла-таки, нивроку. Если бы Фаина знала, что ее сейчас сотворяют, она сделала бы умное выражение лица, поджала бы губы, соединила бы ноги. А то раскинулась, как Черное море, растопырила губы. Ей снится, что сосед Алешка плюет на проходящий мимо автобус. Это потому, что Одесса соревнуется со Львовом, какой город чище. И возле ворот их дома висит плакат "Что ты сделал, чтобы победить в соревновании со Львовом?" А внизу кто-то приписал: "Плюнул на Львовский автобус."
-- Не отвлекайся. -- Говорит Бог. -- Потрогай Еву. Ты посмотри, какая гладкая глина.
Семен не может трогать первую женщину грязными руками. Вот Фаину бы другое дело. Он наклоняется, открывает кран и моет руки.
