Татьяна Жарикова - Средь колосьев и трав
Они вышли на улицу, и пошли по широкой заасфальтированной тропинке мимо пыльной кирпичной стены пятиэтажного больничного корпуса с правой стороны. Слева был сквер. Листья на деревьях еще по-весеннему свежи. Трава нежная, ярко-зеленая. Тихо. Слышно только, как лениво перебрасываются словами два парня, нагружая машину белыми узлами простынь. Иван Сергеевич и Николай Кондратьевич шли молча, друг на друга не смотрели. Поздняков ждал, когда заговорит хмурый спутник. Ведь недаром же он пригласил его на прогулку.
- У меня тоже рак... - наконец заговорил Николай Кондратьевич. - И у соседей наших тоже, - добавил он, потом продолжил раздраженно: - И ведь знают, знают! И темнят, себя обмануть стараются! А толк-то, толк-то какой от этого!
- Может, им легче так... - тихо ответил Иван Сергеевич.
- Легче! - усмехнулся Николай Кондратьевич. - А что же ты?..
Он не договорил, но Поздняков его понял.
- Да срок, видать, пришел... Чего же маяться?
- Вот я и спросить у тебя хотел... Ты теперь знаешь, что жить осталось с гулькин нос, и тебе, я вижу, не страшно умирать... Срок, говоришь, пришел! Ну а жил-то ты зачем? Зачем жил-то?
- Как зачем? Жил, и все... Детей растил... Трое у меня! Внуки есть! Игорек в первый класс ходит... Работал... Землю пахал...
- Пахал! В том-то и дело, что всю жизнь пахал, а счастье, радость хоть видел? Знаешь хоть, что это такое?
- Счастье...- задумался Иван Сергеевич и вспомнил, как ждали они с женой первенца, как в том же году переехали в новую избу, вспомнил кудрявые серебристые ветлы возле калитки, желтое волнующееся поле, ровный стрекот комбайна... - А ты женатый? - спросил он, вспомнив, что к Николаю Кондратьевичу в больницу никто ни разу не приходил.
- Был... - буркнул тот, - Давно уж...
- Не ужились, значит... А у меня баба хорошая! И девки тоже ничего живут! А сын вообще, дай Бог каждому... тут он, в столице! В школе, директор...
- Сын, девки! А сам-то, сам-то был счастлив?
- А как же! Сын, говорю, директором! И девки дружно живут...
Сын Сергей почти каждый день навещал Позднякова. Часто приходил вместе с женой Ириной и шестилетней дочерью Светланой. Ира тоже работала учителем. Они были в отпуске и никуда не поехали, чтобы почаще бывать с отцом. Когда пришел срок Ивану Сергеевичу выписываться из больницы, Сергей привез его домой, привез на такси как генерала, прямо к подъезду. Поздняков после лечения чувствовал себя хорошо. Боль в груди рассосалась, успокоилась, лишь изредка напоминала о себе. "Поживу я еще! Поживу! - бодрился сам перед собой Иван Сергеевич. - Курносая потомится, ожидаючи!" Ира к их приезду приготовила стол. Поздняков, посмеиваясь, рассказал, как Николай Кондратьевич выспрашивал у него о счастье, как маялся. Видать, не сумел жизнь построить, хоть и при должности хорошей был, и бабы, говорит, его любили, а ослабел, навестить в больнице некому. Вот и начал томиться, зачем жил, да так ли жил?
- Спросил он у меня о счастье, - рассказывал Иван Сергеевич, - а я Марусю вспомнил, вас еще маленькими, вот такими, - прижал он к себе внучку. Она сидела рядом. - Избу, ветлу возле нее, деревню, поле... Нет, думаю, счастье не обошло меня, не обошло!
- Пап, - сказал Сергей, обнимая зачем-то Иру за плечи, - а ты знаешь, мы Светланке братика покупать собрались! К Новому году купим... Света ему уже имя придумала. Пусть, говорит, будет, как деда, Иван Сергеевич!
- Ну, внучка! Ах ты, озорница! Братца ей захотелось! - снова прижал к себе Поздняков Свету и заметил, что сноха покраснела, взглянула на Сергея с укором, зачем, мол, до времени говоришь. - А ты, дочка, не стесняйся! обратился он к ней. - Это дело главное, тут стесняться нечего... Вам, я соображаю, нужно, раз такое дело, отдохнуть от духоты городской. Собирайтесь-ка вы к нам, в деревню!
- Пап, мы в Прибалтику хотели съездить, на море, - сказал Сергей.
- На море? Это тоже нужно... Только Светку я с вами не отпущу! Отдыхайте одни...
- Мы с Ирой тоже так думали, - продолжал обнимать жену за плечи Сергей. - Отвезти Свету в Коростели - и в Прибалтику. А оттуда за ней заедем...
- Не, вы езжайте одни, а Светку я с собой возьму! Обратно поедете, заберете. Нечего деньги туда-сюда катать!
- Пап, а как же ты... тебя самого везти!
- Ну, уж, вы меня совсем в калеки записали!.. Поедешь со мной, а? Свет? В деревне у нас просторно! Помнишь, как рыбу ловили, а? Ай, забыла?
- А удочка моя цела? - спросила девочка.
- А как же, ждет тебя не дождется! Соскучилась по тебе. Поедем, а?
Света посмотрела на отца, потом на мать, стараясь узнать, отпустят они ее или нет.
В Березовке на автобусной остановке Иван Сергеевич встретил соседа Федьку Чекмарева.
- Иван, ты! - растерялся Чекмарев, столкнувшись с Поздняковым. Помолодел-то как! Гляди-ка, даже краска на щеках проступила. Вот так столица!
Поздняков в вагоне чисто выбрился и выглядел отдохнувшим, свежим. Соседу он сильно обрадовался, глаза повлажнели. Ему казалось, что год целый знакомого лица, кроме сына со снохой, не видел.
- А вы чо, небось, уж хоронить меня вздумали! - засмеялся он радостно и похвастался: - Сын так устроил, болезню напрочь изгнали! Я еще попрыгаю!
- Вылечили? А говорят, нельзя...
- Говорят, курей доят... А ты не слушай, гляди на меня!
- Ну да! - удивился Чекмарев. - Я вижу!.. А это Сережкина, что ль? Внучка? - взглянул он на девочку.
- Сережкина, Светлана! Светлячок! - потрепал девочку по белесым волосам Иван Сергеевич.
- Большая какая! Вроде совсем недавно на руках была!
- Растут! Как трава растут! Это мы стареем...
- Ну да! - согласился Чекмарев.
В автобусе, когда подъезжали к Андреевке, Ивану Сергеевичу захотелось заглянуть на кладбище, показать внучке могилы прадедов. Может, запомнит? Шесть лет! Все должна запоминать. Да и могилку отца с матерью надо в порядок привесть. За лето теперь там бурьян поднялся. Вырвать надо. Да и себе местечко приглядеть. Из Коростелей-то некогда будет на кладбище добираться.
- Федь! - обратился Иван Сергеевич к Чекмареву. - Ты, это самое, сумку Маруське не занесешь, а? Мы прогуляться хотели...
- Занесу...
- Маруське скажи, через час явимся... Пусть готовится внучку встретить!
Иван Сергеевич вылез из автобуса и ссадил Светлану. Двери скрипнули, закрылись за ними. Автобус заурчал и покатился дальше, а Поздняков с внучкой спустились с грейдера и пошли по узкой дороге по пшеничному полю. Иван Сергеевич держал девочку за руку. Солнце стояло высоко над Андреевским колхозным двором. Ветерок порывами шелестел спелыми колосьями, шевелил волосы на голове девочки. От поля шел хорошо знакомый аромат спелого хлеба.
- Чуешь? - радостно спросил Иван Сергеевич.
- Чую!
- А что ты чуешь?
- Птичка поет!
- А-а! - засмеялся Иван Сергеевич. - Это жаворонок. А я и не слышу.
- А ты что чуешь? - спросила Света.
- Хлебный дух чую! Ишь какой!
- Не, хлеб не так пахнет!
- Это печеный, что ль? Я вот об этом говорю, - указал он на поле. Дыши, глубже дыши! Такого воздуха в столице нету!
На кладбище девочка притихла, крепко вцепилась в руку Позднякова. Он подвел ее к просторной оградке, где стояла четырехугольная серебристая пирамидка с крестом на вершине. С передней стороны пирамиды с овального фарфорового медальона смотрели отец и мать Ивана Сергеевича. Продолговатый холмик зарос травой. В дальних углах ограды росли два вишневых дерева. Спелые ягоды ярко блестели на солнце среди листьев.
- Видишь! - указал Иван Сергеевич на пирамидку. - Это мои папа с мамой.. Тут они отдыхают...
"Скоро я к ним приду! - подумал он. - Рядом лягу! Вот здесь!"
Светлана молча смотрела на фотокарточку. Иван Сергеевич вошел в ограду, нарвал горсть спелых вишен и подал притихшей внучке.
- Это тебе гостинец от прадедов. Ешь! А я бурьян вырву!
Поздняков очистил холмик от травы, сложил ее в кучу возле ограды, постоял молча рядом с могилой родителей и повел внучку к выходу.
- Пошли прямо по полю, а? - спросил он у девочки, когда они вышли.
- Пойдем...
Девочка сразу повеселела и начала есть вишни. На кладбище она не притронулась ни к одной. Спелые стебли пшеницы шуршали, хрупали под ногами. Год урожайный. "Сяду-ка я снова на комбайн! - подумал Иван Сергеевич. - Как же это так! Люди будут работать, а я в стороне. Нет, не годится!.. Какой же это будет сезон у меня? Сколько же я урожаев собрал? С сорок девятого, почитай, с комбайна не сходил. Вот если бы все зерно, какое я намолотил, в кучу собрать, высокая гора будет! Поместится на элеваторе иль нет? Работал я справно!.. А если из муки того зерна хлеб испечь? Можно ли всю страну день прокормить, а? Хватит? Ну, если не на день, так на раз-то обязательно хватит!.. Нет, Николай Кондратьевич, не зря я жил! Шутка ли, всю страну накормить!"
Вышли к оврагу скоро, и сразу внизу открылись Коростели.
- Вот мы и дома! - радостно сказал Иван Сергеевич и остановился. Давай отдохнем?
Поздняков прилег на траву на краю поля, жадно вдыхая сладкий запах родной земли.
