Михаил Бобров - Палач
Пауза. Пусть подумают, как это так - несправедливо. И причем тут доброта. Вот изменились лица. Подумали. Теперь следует напомнить, что решение выносится не само собой, что за ним всегда кто-то стоит, и этот кто-то тоже платит:
- Но я осудил его на Обрыв...
Молчание. Точно рассчитанная пауза в два-три неуловимых мгновения, удара сердца.
- ... Потому, что есть вещи, которые нельзя поощрять милосердием.
И теперь на искренность. Если они не поверят произнесенным словам, пусть почувствуют, что я сам верю в то, что сказал. Пусть задумаются, что заставило верить меня. Если это приведет их к вере, они станут надежнее. Если нет - это толкнет их уходить; тогда надежнее станем мы.
- По крайней мере, я имею смелость сказать это вам всем в лицо.
И последний гвоздь:
- Если кто хочет спросить, сейчас я отвечу.
Молчание. Долгое молчание. Обдумывание. О чем спрашивать? Они видели. В этот миг слова весят совсем мало. Нет, один все-таки нашелся: выходит солдат, копье оставляет товарищу. Чуть кланяется - значит, родом из Колючих Краев, это у них принято так здороваться.
- Опоясанный сказал, что на слова ему хватает смелости...
Вот как! Он обращается к ним, не ко мне. Первой же фразой он вербует строй в свидетели.
-...А хватит ли у Опоясанного смелости сделать такое?
Да, парень, в щитоносцах ты проходишь недолго. Быть тебе Судьей, если не кем похуже. Какие вопросы задаешь. С подтекстом. Говорить, мол, все горазды, а как делать, так палач. И что ответить?
Опоясанный поднимается в рост и глухо отвечает:
- Когда я командовал группой Дождь в Корпусе "Вирхамат", и мы взяли городок на западе за Колючими Краями, за Последним Хребтом, на улицах города происходило то, что обычно происходит в захваченных городах. Наши союзники из разных земель решили, что им позволено все. Тогда многим из нас приходилось делать то, что вы видели сегодня. Мне в том числе. Принимаете ответ?
Против такого ни один солдат не возразит. Этот тоже не пытается. Кланяется, берет копье и уходит на свое место в строю. Все остальные отворачиваются, строятся. Больше вопросов не будет, по крайней мере, сейчас. Разговор, по их мнению, на какое-то время окончен. Опоясанный незаментно с облегчением выдыхает воздух. Завтра стражу заменят. Придут другие. Если в огромном Лесу завтра также произойдет убийство или иное насилие, уже другие поведут палача и его противника на Лысую Гору. Опоясанного тоже должны заменить, уже где-то через месяц. Скорее бы!
Медведь поворачивается к носилкам и спрашивает лежащего на них:
- Идти можешь?
- Да.
- Хочешь?
- Нет.
- Не возражаешь, что понесут привязанным, а то дорога сам видишь, какая?
- Не возражаю.
- Спи.
Отряд между тем уже выстроился и ровным мелким шагом выходит на дорогу вниз. Стянулись серые тучи, поднявшийся ветер несет пыль в лицо. Вот-вот посыплется дождь. Опоясанный поднимает большую косматую голову к небу: он помнил его утренним; где-то сейчас чистая синева?
И кто же из нас палач?
