Викентий Вересаев - Юра
Новая няня – старушка, очень религиозная. Раз пришли с прогулки. Мать спрашивает:
– Где ты гулял, сынок?
– Мы гуляли в большом, большом доме. Там Петровна голенького дядю нюхала.
Няня ахнула.
– Что ты, Юра, врешь? Какого я дядю нюхала?
– Да, да! На стенке был дядя голенький нарисован, в простынке. Петровна подошла, рукой возле лица машет и дядю нюхает… А старушки всё баловались: станут на колени и лбом об пол. И Петровна тоже. А я не баловался!
– Что же там еще было?
– Еще два дяди, только совсем как тети, и волосы длинные. В очень красивых платьицах. На платьях много цветов, настоящий сад. Ходили, руками махали и все кричали: оо-оо-ооо!
Шел раз с матерью по лесу. На полянке табун лошадей. Стоят и отмахиваются головами от мух. Юра остановился, долго смотрел.
– Мама, я думал, одни только старушки молятся, а оказывается, и лошадки тоже.
В речи его – постоянная смесь простонародных слов от няни и самых интеллигентных, как «оказывается», – от родителей.
Родителям весьма не нравится, что няня говорит ребенку о боженьке. Строго запретили.
Юре очень понравился «Крокодил» Чуковского. Запомнил из него много звонких стихов, все снова и снова пересматривает картинки, где подвизается гражданин с противной крокодильей мордой, в английском клетчатом пальто.
Любовно называет его «крокодильчик».
Укладывали Юру спать. Он засунул в рот угол простыни. Отец строго сказал:
– Нельзя в рот совать простыню.
– А что можно совать?
– Хлеб, котлету, печенье.
– И конфетку.
– Да, и конфетку.
Все-таки держит простыню во рту. И никакие уговоры отца и матери не помогают. Тогда отец сказал:
– Ну, я скажу крокодильчику. – Снял трубку телефона. – Алло! Тутушка, ты? Позови крокодильчика.
Юра потихоньку вытащил простыню изо рта и сконфуженно стал прислушиваться. Отец спрашивал в телефон:
– Крокодильчик, ты? Юра сует в рот простыню… Нельзя? Я ему говорю, что нельзя, а он не слушается… Юра, крокодильчик сказал, что нельзя простыню совать в рот.
Юра смиренно ответил:
– Я не буду.
Мне было смешно: недоглядели родители! Выгнали боженьку в дверь, а он перекинулся гражданином с крокодильей мордой, облекся в клетчатое пальто и по телефону стал передавать мальчику свои приказы.
Спрашивает отца:
– Кто дождь капает?
– Видал, как губка намокает? Вот так и тучка: намокнет, и тогда из нее начинает капать дождь.
Объяснение Юрку не удовлетворило. Спросил бабушку.
Она долго говорила об испарении, об охлаждении. Юра слушал внимательно, почтительно и ничего не понял. Однако сказал:
– А папа какой глупый! Говорит: оттого, что тучка намокла.
Мать принесла абрикосов. Жадно стал расспрашивать, на чем вырос, кто деревцо посадил.
– Кто лазил на деревцо его поливать?
Мать смеется:
– Он убежден, что нужно влезть на дерево и поливать его сверху.
А я возражаю:
– Юра прав. Вы, ученые люди, вы знаете, что вода нужна именно корням дерева. А нам с Юрой откуда это знать? Цветы поливают сверху, дождик мочит деревья сверху. Почему же и абрикос нужно поливать не сверху?
У Юры была белая, оструганная палка, это была его лошадка; все прогулки он делал на ней верхом. Раз он этой палкой ударил мальчика с соседней дачи. Мать отобрала палку, поставила ее в угол террасы и неделю не давала Юре. Потом с наставлением возвратила.
Через три дня Юра с ревом несет матери на террасу свою палку.
– Ты что?
– На, поставь ее в угол, а то я мальчика побить хочу!
Попадают ему иногда и шлепки. Взгляд на наказание не как на возмездие, а как на неотвратимое последствие дурного поступка.
Плача, кричит матери из садика в окно:
– Мама, возьми меня за руку, дай шлепка: я мальчику плохое слово сказал.
– Юра, отчего ты так тихо идешь? Устал?
– Нет, я не устал, а просто у меня сегодня ноги тихие.
– Мама, каша горячая, прямо мне в сердце попала.
Виктор Гюго писал: «Имейте жалость к русым головкам». Взрослые мало имеют этой жалости. На серьезные вопросы ребенка, потешаясь, дают дурацкие ответы: лгут для временных целей.
– Мама, поедем в зоопарк.
– Нельзя, детка, дождь идет.
– А почему в дождь нельзя?
– В дождь птички и звери бывают сердитые.
– Кусаются?
– Да.
Прояснилось. Поехали в зоопарк. Юра бегал по дорожкам, пытался ловить перелетавших с пруда уток. Вдруг остановился, робко прижался к матери.
– Ты что?
– Дождик пошел.
– Маленький дождик, это ничего.
– Птичка стала кусачая.
– Что ты глупости говоришь!
– А дождик пошел.
Мать прикусила губу.
Крепыш, здоровяк, с звонким голосом и озорными глазами. Мать его – научный работник, умная и талантливая, но у нее циклотимия, и губы, когда молчит, – страдающие. У Юры тоже в губах страдание. И бессознательно, но настойчиво он охраняет маленькую свою душу от ранящих впечатлений.
Рассказываю ему сказку: мама поехала с Юрой за город на автомобиле. Вдруг (страшным голосом) – на дороге большой слон!
Юра поспешно:
– Он хороший!
– Стоит, машет хоботом. Машина дальше не может ехать, остановилась.
Юра настойчиво:
– Он не сердитый!
Мне непонятно: для меня в детстве – чем страшнее, тем интереснее.
Но невольно подчиняюсь.
– Слон говорит: «Не бойтесь меня, а вот я вижу, у вас в машине свободное место. Покатайте моего слоненка».
Юра радостно кричит:
– Покатаем! Садись!
– Поехали дальше со слоненком. Вдруг – трррррр!! Машина свалилась в яму…
– И никого не ушибла!
– Ну, да… Не ушибла. А только яма глубокая. Никак не могут вылезти.
Вдруг видят, сверху заяц смотрит…
Юра торжествует.
– И зайчик нас вытащил!
– Юра, подумай: зайчик маленький. Как он может вытащить?
– Ну что жа?
Приходится устроить так, что зайчик сообщает о беде слону, папа-слон и мама-слониха прибегают и всех вытаскивают из ямы.
И теперь у нас с Юрой выработалась точная, хотя и не формулированная в словах договоренность: в сказке все гармонично, светло, участники – хорошие и несердитые и конец совершенно благополучный.
Плакатный рисунок в газете: по черному откосу поднимается вверх большой грузовик, а под откосом лежит разбившийся автомобиль; колеса валяются отдельно. Около стоит человек и протягивает руку к грузовику.
– Что это такое?
– О! Это очень интересная история!.. Ехал в гору автомобиль. Вдруг слетел в овраг. Колеса сломались. Мимо едет грузовик. Человек кричит: «Дядя! дядя! возьми меня с собой!» Шофер остановился, взял его. Приехали в город. Человек купил новые колеса, поехал назад, починил свою машину и – ууу! Покатил.
Юра слушал с горящими глазами.
– Куда покатил?
– Ну, домой.
– А потом?
– И все.
Рассказ произвел на Юру потрясающее впечатление. Глядя на картинку, он стал пересказывать его сам, потом еще раз заставил меня рассказать, опять пересказывает.
Подошла мать.
– Юра, иди творог есть.
Он нетерпеливо отстранил ее, с одушевлением продолжает рассказывать.
– А тогда он кричит: «Дядя, дядя! Возьми меня с собой!» А колеса на земле, сломанные.
Целую неделю только об этом говорил, показывал всем картинку и рассказывал. Приду я – заставляет рассказывать меня, а когда кончу, каждый раз спрашивает:
– А потом?
Непонятно было, что ему еще нужно «потом»? Один раз я кончил так:
– Приехал домой и сел чай пить.
Юра с огромным удовлетворением повторил:
– И сел чай пить.
И несколько раз повторил:
– И сел чай пить.
В прежней редакции для него не хватало концовки.
Четырех лет– Мама, отчего, когда большие ушибутся или упадут, им не больно?
И вопросы, вопросы без конца – для взрослых смешные и дурацкие, а на деле – говорящие об огромном стремлении осмыслить непонятные явления жизни. Не раз уже, кажется, отмечавшийся, удивительно умный вопрос над ночным горшком:
– Мама, почему из меня всегда льется в горшок только чай, а молоко никогда не льется?
– Бывает гусеница, а зайка? Червячок, а верблюд?
– Юра, ну что ты какие спрашиваешь глупости!
Сейчас же – «глупости». И сейчас же предположение, что ребенок болтает зря, только чтобы болтать. Юра краснеет.
– А как же бывает жук-олень, жук-носорог?
Винкельман замечает: «В детстве мы смотрим на все происходящее вокруг нас как на нечто необычайное». Верно. В детстве мы видим жизнь собственными, не предвзятыми глазами и улавливаем то, что взрослыми совершенно не замечаем.
Юра спросил:
– Почему очень скоро пососать называется поцеловать?
Я был поражен: как верно подмечено! Ведь правда: поцеловать – это коротко пососать. Как мы этого не замечали?
Логика, действующая по своим, совсем отличным от нашей законам. То так умно, что поражаешься, то так глупо, что недоумеваешь. Мать сидела с Юрой на дворе; на дворе – гараж. Машина собралась ехать. Мальчишки бросились цепляться сзади. Бросился и. Юрка. Мать отозвала его. Юра охотно отошел и спросил мать:
