KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Русская классическая проза » Натиг Расул-заде - Дождь в праздник

Натиг Расул-заде - Дождь в праздник

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Натиг Расул-заде, "Дождь в праздник" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Он застенчивее обычного, робко произнес:

- Виноват !

Но к изумлению это "виноват" у него вышло каким-то вызывающим, далеко не робким.

- Ясно, что виноват! - громко сердито пророкотал парень. - Еще и гордится этим.

- Что вы? - сказал Ибадов, и почувствовал, что краснеет.

Жил Ибадов в однокомнатной квартире. В комнате, кроме двух маленьких письменных столов, составленных, как и на работе, буквой "т", ничего примечательного не было. Да еще на стене висел позапрошлогодний японский календарь подаренный Ибадову приятелем в прошлом году, и раскрытый теперь на августе, хотя август давно прошел. Но именно на листе этого месяца красовалась полуобнаженная, самая очаровательная, по мнению Ибадова, женщина из всех имевшихся в календаре.

Придя домой, Ибадов первым делом разоблачался, надевал старую в полоску пижаму, и какие-то невиданные, тоже полосатые шлепанцы, купленные по случаю лет семь назад, и в этой зебриной шкуре, приняв недрессированный и воинственный вид, усаживался на кухне и выпивал стакан сладкого чаю с пресной булочкой. Это был ужин, а обедал Ибадов в столовой недалеко от управления, в котором работал. Поужинав булочкой, Ибадо,в тщательно собирал крошки, чтобы не лезли на стол тараканы, бросал крошки в раковину и смывал мощной струей из крана. Потом умывался в ванной и чистил зубы. После этого проходил в комнату и садился за свою букву "т". Тут тоже стояли два стула по краям второго стола "для посетителей". Постепенно, сидя за столом, Ибадов начинал мечтать, сначала нерешительно, робко, как бы с опаской, словно не веря "что же из этого вылупится?" Потом втягивался, мечтал широко, с размахом, с бьющимся сердцем, с холодеющими руками. Мечта уносила его на своей натруженной спине, и казалось, что даже уши Ибадова начинали шевелиться от волнения, словно стараясь взмахнуть изо всех сил, так, чтобы Ибадов взлетел, взмыл ввысь, вслед за своей каждодневной, привычной мечтой, разношенной, как его полосатые тапочки. Мечтал Ибадов одно и то же. Мечтая, видел, как столы его становятся все больше, достигают громадных размеров, комната принимает вид огромного кабинета (справа-книжный шкаф и сейф, нет, два сейфа, слева в окнах кондиционеры, по левую руку - три, нет, четыре телефона, ковры, хрусталь, блестящий паркет, удобные кресла, дорогие сигареты). В мечтах Ибадов способен был видеть даже сквозь стены - ну, например, за стеной своего кабинета он видел в приемной хорошенькую секретаршу за хорошенькой портативной пишущей машинкой и много разных людей, ожидающих его, Ибадова, причем, среди них, в основном, находились давние и недавние обидчики Ибадова, и просто люди, несимпатичные ему, которых, бог знает, что привело в его оживленную приемную. Ибадов в исступленных грезах своих доходил до того, что забывшись, ласково разговаривал со своими приятелями (людьми хорошими) в своем кабинете и делал для них все возможное, или важно отчитывал людей неприятных (нехороших), или нажимал несуществующую кнопку звонка сбоку своего стола, приглашая смазливую секретаршу, или приложив к торчащему уху кулак, и таким образом, с удовольствием прижав ухо к голове, говорил по воображаемому телефону с мифическими управляющими и председателями. Говорил строго, резко, с сознанием выполняемого долга.

Кончив мечтать, Ибадов шел в ванную принимать душ, и стоя под теплым душем, с тоской разглядывал в зеркале напротив свои чрезмерно торчащие уши, выпуклые глаза, круглый животик и маленький, съежившийся, ни одной женщиной не обласканный, источник однообразных, заунывных, как тоска по несбывшимся надеждам, наслаждений.

Приняв душ, он лениво, расслабленно, долго вытирался, туго стягивая голову шерстяным платком, чтобы не топорщились и не подвертывались во сне уши (кто-то сказал ему, что если каждую ночь повязывать уши, то они со временем перестанут топыриться. Ибадов поверил этому, а через некоторое время придумал, что это ему посоветовал врач, и постепенно поверил своей выдумке, потому что ему вообще нужно было слишком мало, чтобы верить выдумкам), ложился в постель и, с наслаждением вытянув ноги, скоро засыпал. Но бывало среди ночи затоскует Ибадов, заноет у него сердце по другой, неизведанной, яркой жизни, неоднообразной и стремительной, и громко, громко застонет, вздохнет, или всхлипнет он в темноте...

Приближались праздники. Шоферы в управлении чаще обычного, беспричинно и безобидно поругивали своих подружек, ласково называя их "телками". Любе чаще звонили, пожилая тетя Роза с наслаждением и завидной энергией выкапывала со дна своей юности все более фантастические шляпки и сумочки, в магазинах торопливо раскупали вино, в автобусах нетерпеливее рвались к дверям перегруженные покупками женщины, а водитель ездил быстрее, неспокойнее, и был мрачен и темен, и важен, будто от его быстрой езды зависело скорое наступление праздника. Все вокруг Ибадова были возбуждены и озабочены.

А Ибадов все так ж возвращаясь с работы, ужинал булочкой с чаем, сидел за столом, уносясь в недосягаемо-прохладную, с кондиционированным воздухом, мечту, стоял под теплым душем, повязывал уши платком, и, просыпался среди ночи от чего-то яркого, нестерпимо - голубого, пахнувшего детством, когда были папа и мама, и он, единственный ребенок был окружен их посильным вниманием и страстной любовью...

И вот наступил праздник, когда Ибадов с туго завязанными ушами проснулся в одиннадцать часов утра. Он тупо уставился в потолок, зевнул, потянулся, и, сложив руки на животе, поискал в себе праздник и не обнаружил его. Чувствуя, как ломит тело от того, что переспал, он вяло поднялся, поплелся в ванную и умылся.

Бодрость после умывания частично охватила Ибадова, распространившись, в основном, на руки и ноги, и он заходил бодрыми ногами по квартире, побрился, пока голова носила еще сонную, неясную одурь. Но скоро прояснилась голова, и подумав ею, Ибадов тепло оделся, сел в автобус и поехал в центр города погулять. Сошел он у Баксовета, по-привычке, как сходил ежедневно с автобуса, спеша на работу. Он погулял часа два по улицам, зашел перекусить в кафетерий пирожок, чашка какао - и когда вышел на улицу, ему вдруг сделалось тревожно от снующих вокруг людей. Он почувствовал себя на этой улице немножечко лишним. Чуть-чуть. Его потянуло домой.

На одной из улиц он заметил Любу, садящуюся в новенькие "жигули", за рулем которого сидел очень молодой паренек, почти мальчишка. Ибадов уже хотел отвернуться, сделать вид, что не заметил ее, чтобы не смущать девушку, но она сама его окликнула:.

- Привет, товарищ инженер!

Он закивал, натянуто улыбнулся и торопливо, по-деловому прошел мимо. В памяти отпечаталось, как распохнулся дешевый плащ на Любе, когда она садилась в машину, и задралось и без того короткое ее платье, обнажив белую, крепкую, красивую ногу гораздо выше колена. Ибадов представил, что вот так с распахнутым плащом и задранным платьем она будет сидеть в машине, и мальчик за рулем может положить руку на ее колено, когда захочет, и она, наверное, не уберет его руку .Ибадов чаще задышал, сердце, тоскуя, забилось, и он прибавил шагу. Он теперь не гулял, а шел торопливо и сосредоточенно, и был похож на всех этих спешащих рядом с ним людей. Люди, как муравьи - каждый что-то тянул домой - спешили с покупками.

Народу в автобусе было непривычно мало, и он с удовольствием уселся у окошка. Через четыре остановки автобус, пыхнув, распахнул свои двери напротив винного магазина. Ибадов вспомнил, что праздник, быстро, не успев еще обдумать, вышел из автобуса и стал в очередь. Когда дошла его очередь, он взял бутылку шампанского и снова вышел на остановку. "Ничего, можно, праздник же" оправдывался перед собой непьющий Ибадов. И все-таки ему казалось странным как это так случилось, что он, не подумав, выскочил из автобуса, едва завидев винный магазин, и стал в очередь и взял вино. Как все это? В цепи обычно обдуманных и тщательно взвешенных поступков, этот был чудовищно нелепым и диким, совершенно неоправданным. И это казалось удивительным и неожиданным, словно где-то в таблице логарифмов, среди колонки сухих цифр, ему попались прекрасные из детской молитвы слова: "Боже, сохрани папу и маму" И так как Ибадов был человеком дотошным, он стал ковыряться в своих непроизвольных поступках, стараясь выковырять оттуда что нибудь логичное, впрочем, заранее зная, что ничего у него не получится. И сидя у окошка уже второго автобуса, он скоро утомился от этих бесполезных мыслей, махнул на них рукой и стал смотреть на улицу. В стекло зачертили косые струи дождя. Небо потемнело. Ибадов, зажав холодную бутылку между колен, поднял воротник, хотя, казалось бы, здесь, в салоне автобуса в этом не было никакой необходимости, вытащил из кармана плаща предусмотрительно захваченный коричневый мягкий берет и натянул его, прихватив краями берета кончики ушей, которые перестали топорщиться и послушно прижались к голове. Сойдя на своей остановке, Ибадов тут же обеими ногами угодил в лужу. Бурая лужа заволновалась, и пока Ибадов не успел вылезть, обдала его штанины небольшой, им же созданной волной. И тут, застыв в луже, он услышал женский смех. Он поднял голову и обомлел - до того красивой показалась ему девушка, стоящая рядом, на остановке - и забыл вылезть из лужи. Так и стоял, смотрел на нее - в берете по брови, с бутылкой в руке, в луже. А она все смеялась, звонко, громко, совсем не стесняясь. Впрочем, под дождем, на остановке автобуса никого и не было, кроме них. Кончив смеяться, она спросила:

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*