Юзеф Принцев - Там вдали, за рекой
Ни колониальных товаров, ни самого Петухова с сыном давно не было в Петрограде. На витрине ржавела железная штора, на дверях болтался амбарный замок. Только неизвестно для чего поставленная у входа чугунная тумба напоминала о тех временах, когда папаша Петухов сидел в лавке, а сын не вылезал из распивочных.
Теперь на эту тумбу взгромоздился Женька и, придерживаясь одной рукой за вывеску, а другой сжимая помятую гимназическую фуражку без герба, митинговал перед длинной очередью, которая выстроилась в булочной напротив лабаза.
В очереди стояли молчаливые женщины, привыкшие с весны семнадцатого к любым митингам и ораторам, но попадались подростки, и к ним-то была обращена Женькина страстная речь.
- Среди свиста пуль и грохота орудий, среди орошаемых кровью полей, среди развалин, среди слез рождается обновленное человечество!..
Женька перевел дух. Двое малышей-погодков, брат и сестра, смотрели ему в рот. Белоголовые, голубоглазые, с веснушками на курносых носах, они держались за подол материной юбки и терпеливо ждали, когда опять заговорит этот то ли большой мальчик, то ли маленький дяденька с блестящей пряжкой на ремне и такими же веселыми пуговицами на рубахе. Рядом с Женькой, у тумбы, стоял угрюмого вида парнишка в больших, не по росту, сапогах и потертом картузе. Он слушал Женьку и поглядывал по сторонам. Ждал кого-то или охранял, не поймешь.
Степан и Санька появились неожиданно. Перемахнули через соседний забор - видно, бежали огородами. Степан придержал рванувшегося вперед Саньку, неторопливо подошел к лабазу, отодвинул плечом парнишку в картузе и, сунув руки в карманы, остановился перед Женькой.
- В терновом венце страданий восстает из праха новая Россия, и мы, юноши, должны быть достойны ее! - заливался Женька. - Единым путем нам идти к высоким идеалам добра, братства и просвещения! Я призываю...
- Передохни. Захлебнешься, - посоветовал Степан и легонько стукнул Женьку ребром ладони под коленками.
Женька покачнулся на тумбе и пропахал бы носом по булыжной мостовой, но Степан подхватил его за ворот, поставил на ноги и сказал:
- Проваливай отсюда.
- Я не понимаю... - растерялся Женька. - Давайте будем лояльны!
- Чего? - переспросил Степан.
- Будем уважать друг друга! - храбрился Женька. - Я делегирован к вам группой учащейся молодежи. Мы протягиваем вам руку!
- Тебе сказано: проваливай, а то ноги протянешь! - Санька вынырнул из-под локтя Степана, размахнулся, но парнишка в картузе перехватил его руку.
- Контру защищаешь?! - вырвался Санька. - Ну, Кузя, получишь!..
- Они за революцию, за молодежь! - оттолкнул его Кузьма и обернулся к Степану: - Ты послушай.
- Слыхали! - сплюнул Степан. - Единым путем, говоришь, гимназер?
- Единым! - подхватил Женька. - Забыв прежние распри и разногласия. Рука об руку!
- Под ручку, значит... - подытожил Степан. - И куда идти?
- Не понимаю вопроса, - пожал плечами Женька.
- Идти куда нам, спрашиваю! - повысил голос Степан. - Путем этим твоим?
- А-а! - обрадовался Женька. - В светлое завтра России! Мы встретим его во всеоружии. Создадим свои цеха культуры. Будем коллективно посещать театры, выставки, организуем здоровые игры...
- Будут сейчас тебе игры! - пообещал Санька и опять было сунулся вперед, но Степан оттер его плечом и спросил:
- У тебя батя кто, гимназер?
- У меня? - удивился Женька. - Врач. А какое это имеет значение?
- Доктор, значит... - Степан упорно не желал изъясняться Женькиным высоким слогом. - Дышите, не дышите... Скажите: "а-а"... Платите деньги. А у него вот, у Саньки, отец без работы, мать с утра до ночи над чужим бельем спину гнет.
- Но какое отношение это имеет... - попытался возразить Женька, но Степан перебил его:
- Может, мне с тобой под ручку разгуливать? Я с тринадцати лет своим горбом хлеб зарабатываю! Ты кому пришел красивые слова говорить? Им?! - Он обернулся к очереди и увидел Глашу. Она только что подошла и остановилась рядом с тетей Катей и женщиной в темном платке.
Женщина погрозила Степану пальцем, он отмахнулся и крикнул:
- Иди сюда, Глафира!
Глаша нерешительно повела плечом, а тетя Катя поджала губы и заметила женщине в платке:
- Твой-то, поперечный... Раскомандовался!
Женщина в платке не ответила, только вздохнула, а тетя Катя сердито обернулась к Глаше:
- И не вздумай ходить.
Глаша перекинула косу за спину и пошла к лабазу.
Лицо у тети Кати покрылось пятнами, женщина в платке покачала головой и беззлобно сказала:
- Все они поперечные...
Глаша остановилась у дверей лабаза, кинула быстрый взгляд на Женьку и спросила:
- Звал, Степа?
- Звал, - буркнул Степан и крикнул Женьке: - Вот! Попробуй скажи ей... А ты знаешь, что она...
- Не надо, Степа... - быстро сказала Глаша.
- Надо! - жестко ответил Степан, и на скулах у него заходили желваки. - Без отца с матерью она росла. Подкинули добрым людям - кормить было нечем! Ты небось про подкидышей только в книжках читал? Вот, смотри!..
Глаша метнулась к нему, серые глаза ее потемнели, она закусила губу, вскинула голову, хотела что-то сказать, но не смогла, задохнулась от обиды и гнева, повернулась и медленно пошла вдоль улицы мимо очереди у булочной, мимо домишек с подслеповатыми окнами, мимо серых от дождей, покосившихся заборов, и было видно, как опустились у нее плечи, сгорбилась спина и, наверно, потому такими длинными казались руки.
Степан только головой мотнул - так жалко вдруг стало ему Глашу - и, злясь на себя за эту ненужную, как ему казалось, жалость, рассвирепел окончательно, схватил Женьку за ворот рубахи, притянул к себе и, заглядывая в Женькины растерянные глаза, заговорил коротко и резко, будто камни кидал:
- Ты что тут про Россию стрекотал? Светлое завтра, добро, братство! А что сегодня делается, ты знаешь? Контра жмет! А ты что сулишь? По театрам ходить, игры какие-то придумывать... Ты кто есть? Скаут? Юк?
- Союз учащихся, - с трудом выговорил Женька.
- Нет такого Союза! - закричал Степан и оттолкнул Женьку так, что тот стукнулся затылком о дверь лабаза.
- Есть! - подбирая фуражку, крикнул в ответ Женька.
- Развелось вас... как вшей! - зло выругался Степан и оглянулся на очередь у булочной.
Санька нетерпеливо топтался за его спиной, и лицо у него было такое, что Женьке стало ясно: сейчас будут бить.
- Степан! - крикнула из очереди женщина в темном платке. - Ну-ка, иди сюда!
Степан подернул плечом и шагнул к Женьке.
- Кому сказано!.. - Женщина в платке вышла из очереди и направилась к Степану.
- Проваливай, пока цел! - процедил сквозь зубы Степан. - Я сегодня злой.
- Грубо! - Женька выбил фуражку о колено. - Грубо и неубедительно!
Степан оглянулся на подходившую мать и почти ласково сказал:
- В другой раз будет убедительно. Это я тебе обещаю.
Женька пожал плечами, надел фуражку, повернулся к Кузьме:
- Идемте, товарищ Кузьма!
Кузьма, стараясь не смотреть в колючие глаза Степана, пробормотал:
- Пойду... Посмотрю, что там у них... Может, на работу пристроят...
- По дешевке купили? - задохнулся Санька. - Эх ты!..
- Никто меня не покупал... - затравленно оглянулся Кузьма. - Я учиться хочу. На механика. У меня руки по инструменту скучают. Я каждое утро просыпаюсь и гудка жду. А он не гудит! Куда податься?..
Он подождал ответа, махнул рукой и пошел за Женькой, все убыстряя и убыстряя шаг. Степан и Санька молча смотрели ему вслед. Потом Степан сказал:
- Ладно... Я с этим механиком еще на узенькой дорожке встречусь... Увидел подошедшую мать и нахмурился, а та спросила:
- Бить, что ли, будешь?
- Еще как! - кивнул Степан.
- Ну, а дальше?
- Чего дальше? - исподлобья взглянул на нее Степан.
- Что ты ему кулаками докажешь? - Она покачала головой и усмехнулась: - Больно у тебя все просто. Чуть не по-твоему - бей! И в кого ты такой? Отец вроде тихим был...
- Вот и заездили! - буркнул Степан и оглянулся на Саньку: не любил, чтобы его домашние разговоры слушали посторонние. Но Санька сидел на тумбе и посматривал в ту сторону, куда ушли Кузьма с Женькой. Степан свистнул. Санька встрепенулся и вскочил с тумбы.
- Пошли! - коротко сказал Степан.
- Теперь не догнать! - с укором посмотрел на него Санька. - И народу на тех улицах...
- Домой пошли, - прервал его Степан и поддернул штаны. - Ты, маманя, тоже налаживайся. Нечего тут стенки подпирать!
- А хлеб? - недоуменно глядела на него мать.
- Не привезут, - отрезал Степан. - Время вышло.
- Нет уж, я постою... - вздохнула мать. - Дома-то ни крошки.
- Стой, если охота! - пожал плечами Степан и вразвалку пошел по улице.
Санька вприпрыжку бежал рядом...
Степан увидел Глашу издали. Она сидела на крыльце барака и, склонив голову к плечу, как-то сбоку, наверно, чтобы не слепило солнце, смотрела вверх, где две ласточки то стригли крыльями над самой крышей, то взлетали ввысь и исчезали в потоках света. Степан потоптался около крыльца и присел на ступеньку подальше от Глаши. Покосился на Саньку, откашлялся и спросил:
