Павел Андреев - Шанс
Уже все кончилось. Пулеметчик спрыгнул с крыши в сад, расположенный за домом. Но, видимо, из двух мусульман, имеющих одинаковые шансы умереть в этот день, Аллах наказал пулеметчика -- он подвернул ногу при приземлении на мягкую землю сада. Наш хлопкороб спокойно, словно гвоздями, пришил короткими очередями бедолагу к его родной земле.
Помещение, из которого снайпер заставлял нас с Иргашевым лежа глотать пыль, оказалось вульгарным туалетом. Пол здесь был усыпан гильзами от автоматической винтовки, найти которую мы не смогли. В стенах туалета были проделаны аккуратные бойницы. Выглянув в одну из них, я увидел проулок, в котором лежал несколько минут назад. В этот миг я понял, что только чудом не стал точно таким же мешком с костями, как тот убитый в доме дух. Снайпера ребята так и не нашли. Добросовестно закидав сортир гранатами, группа покинула этот дом. Уже сразу же за углом мы столкнулись с группой замполита. Пара ласковых слов в ответ на наши сбивчивые объяснения -- вот и весь протокол нашей встречи. Мы задерживали роту, задача которой была выйти на рубеж и замкнуть кольцо оцепления. Всего лишь. Вспоминая позже этот день, я думал, остался ли жив тот снайпер из туалета?
...Я прислонился к стене туалета, рассматривая проулок в бойницу. Внизу, в глубине ямы с дерьмом, раздался непонятный то ли всплеск, то ли шлепок. Я осторожно подошел к краю уж слишком узкой дыры и ничего не увидел, но, невольно отклонившись назад, вдруг заметил его, вернее его тело. Он висел, зацепившись за что-то. Видимо понимая, что его могут заметить, стрелок судорожными движениями переместился вправо. По тому, как дрожало тело, я понял, что провисит он недолго. И я оставил ему шанс, точно так же, как и он мне, там, в проулке...
Когда я узнал, как легко можно умереть, я могу сказать, что жить тоже можно легко. Но тяжелая смерть не подразумевает легкой жизни и тяжелая жизнь -- тоже не пропуск к легкой смерти. Хотя, кто может сказать, кому из нас было легко в тот день. Может быть, шанс, подаренный мной стрелку, был самым тяжелым его испытанием. Может быть, моя доброта зародила зло и ненависть в его сердце так же, как в моем сердце -- нерасторопность убитого мной духа. Приписывая себе победу, мы забываем, что в основе ее лежит чья-то ошибка, потерянное кем-то самообладание. С годами парад наших побед превращается в больничный обход чужих жертв и поражений. В Азии всегда милость к побежденному была признаком слабости, а усилие над собой -- верным признаком присутствия воли.
Я тогда думал, если мы побеждаем себя, переставая быть рабами собственного тела, то чья ошибка лежит в основе нашей победы, кто тот, что упустил шанс, найденный нами? Видимо, платить приходится всем. Не здесь, так там. Не сегодня, так завтра.
Потом война продолжилась и я потерял обе ноги. Пешком, при подрыве на противопехотном итальянском фугасе (много позже жизнь сведет меня с человеком, который гордо мне заявит, что является офицером шестого отдела, но до этого он был сапером в Кундузе. И когда на его вопрос, как меня угораздило, я ответил про противопехотный итальянский фугас, он мне с пониманием прошамкал, что, мол, он такие видел (!?). Я еще поддакнул, мол, с веревками вместо ручек. Я уже знал, кто сидит передо мной, и что ему до фени моя история. Он такой же сапер, как я -- барабанщик, а нужна ему была информация про тех, кто "проходит мимо" афганских дел).
А пока я приходил в себя на больничной койке после взрыва тридцати грамм взрывчатого вещества, упакованного в пластмассовый жесткий корпус диаметром около восьми и высотой около трех сантиметров. Я искал врага, борьбе с которым должен был посвятить оставшиеся у меня силы, кому бы я мог отомстить за свой подрыв: И я нашел его -- это был я сам, растолстевший на больничных хлебах, купающийся в лучах боевой славы, одембелевший от тишины и покоя мирной жизни.
Я выиграл эту войну. Тот парень, с ужасом взиравший на свои первые протезы, на которых он должен был если не летать на самолете, то танцевать уж точно (согласно принятым в стране традициям), к счастью, умер вместе с его кожно-шинными протезами образца 1911 года. Он умер от моральных побоев, наносимых ему сержантом Кандагарской бригады. Этот сержант забил его до смерти. Он приходил в самые неудобные моменты, когда делался выбор между тем, как надо и тем, что легче всего сделать. Что это были за драки!!! Внутри меня шла настоящая война и сержант победил. Он был напорист и прямолинеен в своих желаниях. Его аргументы были просты и очевидны: "Ты что чмонеешь? Не позорь бригаду! А для чего ты, урод, выжил? И это все, на что ты способен? А так ты можешь? Если нет, то твой номер 320 и становись в очередь на раздачу, желудок!.." Самый сильный аргумент он мне выдвинул, когда шел очередной боевик, где герой заявил: "...Ты думаешь, мне все это -машина, вилла, деньги, бабы -- надо? Мне нужно немного: картонная коробка, скамейка в парке и надувная подружка, а остальное -- это моя предъява обществу!" "А что ты можешь им предъявить?" -- спросил меня мой сержант.
В тот день безногий выпускник института, муж жены, дождавшейся его с войны, сын, не оправдавший надежд своих родителей, друг своих друзей и враг своих врагов умер тихо и спокойно. Сержант похоронил его скромно со словами : "Ты свою войну проиграл, сынок". Ему досталось все наследство: высшее образование, остатки здоровья, налаженный быт, Отто Бокковские протезы, машина, гараж, старые враги, старые друзья, старые проблемы и нерешенные вопросы.
Он по-деловому подошел ко всему этому. Часть он выкинул сразу, остальное отвалилось само. Когда в моей черной сумке уместилось все мое имущество, оставшееся после развала семьи и краха семейного замка, он с гордостью заявил мне: "Нужно иметь две вещи в жизни: смелость и страсть. Смелость -- изменить жизнь, а страсть -- исполнить мечту. У тебя есть возможность спрыгнуть с этой лодки, боец". Я решил остаться и не жалею об участии в этой афере, которую принято называть жизнью. Но ответить на вопрос, в кого промахнулся тогда тот снайпер-неудачник, я так и не смог. Может я умер раньше, чем тот безногий студент, умер от страха при столкновении с бородачом ?
Мне кажется, что всем видна надпись на моей майке, сделанная моим сержантом: "Добро пожаловать в Кандагарскую бригаду, черепа !!!"