Сулейман Велиев - Усатый ага
- Молодец, Эльдар, ты настоящий мужчина! - подбодрил его похвалой "хан-повелитель".
- А как же! - крикнул тот, продолжая плясать. - Курицей, что ли, я должен быть? Я гордый! Голодать буду, а подхалимом не стану!
Ему, должно быть, было за пятьдесят. Но в бороде ни одного седого волоса, взгляд живой и быстрый, движения легки. При всем том он неказист с виду - коротконог и кривоплеч. Так его и звали за глаза - Кривоплечий. Быть может, левое плечо было ниже правого оттого, что на нем всегда висело ружье? Он был караульщиком на промыслах и с ружьем расставался только по крайней нужде, вот как сейчас...
Рабочие нефтепромысла любили его, жизнерадостного, веселого человека, шутника и балагура.
Однажды хозяин промысла Шапоринский, заметив Эльдара без дела, прикрикнул:
- Нечего тут шататься, иди в сарай!
А Эльдар был родом из селения Сарай. Он прикинулся дурачком и махнул с промысла в село. Живет там день, живет два, потом возвращается. Шапоринский в ярости решил его уволить за прогул.
- В чем же я виноват? - сделав глупое лицо, спрашивал Эльдар. - Вы же сами приказали мне идти в Сарай!
Шапоринскому пришлось уступить, и рабочие с неделю хохотали над проделкой своего товарища.
Кончив плясать, Эльдар остановился у фаэтона и, заглядывая в глаза Мустафе, сказал:
- Рабочие люди и веселятся и работают вместе. Помнишь забастовку? Тогда мы многому научились, распознали и друзей, и врагов.
Мустафа, один из организаторов прошлой забастовки, охотно поддержал разговор:
- Верно, Эльдар. Мы сильны товариществом. Некоторым выпали на долю тяжелые испытания. Но никто не продал свою честь...
Разговор продолжался. В него включились еще несколько рабочих, а зурначи тем временем играли лезгинку. Молодой парень лихо шел по кругу на носках, окружающие хлопали в ладоши и кричали:
- Асса!
- Асса!
Рабочие одним ухом слушали музыку, а другим - Усатого агу. Снизив голос, он доказывал: надо снова бастовать, прижал хозяин рабочих, дышать нечем.
Странно было слышать эти слова от человека, одетого в костюм богатого хана, сидящего в лакированном фаэтоне и только что потешавшего публику забавными шутками.
Мустафа зорко следил за толпой. Вот он заметил протискивающегося к фаэтону незнакомого господина и закричал:
- Наш хан настоящий мужчина! Ура хану-повелителю!
Толпа дружно его поддержала.
- Сумасбродный наш хан, - язвительно сказал Абдулали.
Он завидовал Усатому аге и искал случая уколоть его, но немедленно получил сдачи. Из толпы кто-то выкрикнул:
- Сумасбродный, но не гнусный, как некоторые другие!
Коварный Абдулали сделал вид, что не понял намека, и заговорил льстиво:
- А кто сказал, что наш хан гнусный? У него чистое сердце. Сумасбродный маленько...
Его перебил Мустафа:
- Правильно говорят: если хочешь спокойно есть, кусок хлеба, то либо подхалимничай перед хозяином, либо обладай тигриной силой.
- Где же нам взять тигриную силу? - наивно спросил Эльдар.
- Рабочее единство - вот наша сила! - громко воскликнул Мустафа. - Все за одного, один, за всех!
Рабочие зашумели. Послышались возгласы одобрения,
Эльдар приблизился к "хану" и, не глядя на него, сказал одно слово: "Послезавтра". Усатый ага в недоумении вытаращил на него глаза, а потом, сообразив, в чем дело, молча кивнул Эльдару - дескать, понял - и заговорил, обращаясь к толпе как хан-повелитель:
- А ну, кто еще спляшет?
Мустафа наклонился с козел к Эльдару и сказал ему шепотом:
- О послезавтрашней забастовке пока помалкивай. Тут есть и ненадежные люди. Вон, смотри. - И он глазами показал на сновавшего в толпе Касума. Видишь, навострил уши! Так и рыщет, так и вынюхивает!
- Да, это не к добру, - согласился Эльдар. - Надо придумать, как избавиться от этого подлеца.
Это был высокий, полный, бритоголовый мужчина, с виду напоминавший борца. Про него говорили: "Грозен, пока молчит". Дело в том, что у него был писклявый голос. Заговорит - и все над ним смеются. Это злило Касума. Самолюбивый и мстительный, он против многих носил камень за пазухой. А со времени последней забастовки рабочие подозревали его как провокатора-доносчика. Как он ни старался быть осторожным, никто уже не сомневался, что Касум служит в полицейском управлении и является лакеем хозяина Шапоринского,
Вот и сейчас - как только появился в толпе Касум, все деловые разговоры смолкли. Только и были слышны музыка да задорные выкрики молодежи.
- Асса!
- Асса!
И топот танцующих.
Потом подошли группы новых рабочих. О Касуме забыли, и разговор возобновился. Слышались голоса:
- Надо требовать!
- Бастовать!
- В тюрьму закатают!
- Пусть другие бастуют, а я погожу...
- К хозяину решил подладиться, шкура?!
- Да нет, он просто трус!
- Хватит терпеть!
- Двум смертям не бывать, а одной не миновать!
- Тише! Хозяин едет!
Под гору, по извилистой дороге, со стороны замка катился фаэтон хозяина нефтепромысла Шапоринского. Игравший роль хана-повелителя Усатый ага со свирепым лицом обернулся к зурначам.
- Что приумолкли? Видите, хозяин едет! Играйте! - И с веселой улыбкой к зрителям: - А вы не жалейте денег! Деньги пойдут на великую пользу! И ног не жалейте, пляшите!
Снова грянула музыка, снова защелкали в хлопках ладони, снова понеслись по кругу танцоры. Эльдар, накинув на голову черное покрывало, извиваясь, стал танцевать "халабаджи". Кружась, он то расширял круг, то сужал его, то, опускаясь на колени, плавно водил руками по воздуху и, трясясь, поднимался. Это было смешно, и все дружно хохотали. А танцор снова шел по кругу и "мимоходом" принимал от зрителей деньги. "Мимоходом" же бросал их в фарфоровую чашу, стоявшую в фаэтоне перед зурначами, и снова, пританцовывая, шел по кругу с вытянутыми руками. Все знали, что деньги пойдут в общую рабочую кассу на случай новой забастовки.
Фаэтон Шапоринского, несшийся под гору как на крыльях, круто остановился рядом с фаэтоном "хана". Шапоринский, пожилой, низкорослый, толстопузый, скуластый и курносый мужчина, тотчас понял, что попал на праздник, приветливо заулыбался и особо поклонился "хану".
Капиталист хорошо знал местные обычаи и нравы и потакал им. Праздник весны Новруз-байрам он считал только религиозным. Пусть празднуют! Образованный человек, Шапоринский считал любую религию своим союзником. Мусульманство, как и православие, воспитывает у верующих уважение к частной собственности и послушание власти. Ему и в голову не приходило, что подпольная рабочая организация использует Новруз-байрам для сбора средств на забастовку, которая начнется послезавтра... Он с интересом глядел на закутанного в чадру человека, исполнявшего танец "халабаджи". Это был чудаковатый рабочий, кривоплечий Эльдар. Движения танцующего заинтересовали Шапоринского. "Тоже культура! - с усмешкой подумал он. - Пусть развлекаются как хотят, лишь бы работали хорошо".
Его мысли прервал "хан-повелитель":
- Хозяин, мы просим вас сплясать.
Шапоринский благодушно рассмеялся:
- Тут и без меня плясунов много.
"Хан" Усатый ага сделал свирепое лицо и сказал голосом судьи:
- За непослушание хану-повелителю штрафую вас... - Усатый ага сделал многозначительную паузу, и все замерли, - на двадцать рублей!
- Здорово! - воскликнул кто-то с восторгом.
- Вот это штраф так штраф!
- Двадцать рублей? - переспросил Шапоринский.
- Да, хозяин, - уверенно подтвердил "хан".
Шапоринский не стал возражать, хвастливо достал из кармана изящное портмоне с серебряной монограммой и, передавая "хану" деньги, шутливо сказал:
- Берите, только, ради бога, не бейте меня этой дрянной плетью!
Шутка понравилась, и все засмеялись.
Усатый ага, поблагодарив щедрого хозяина, принял деньги, бросил их в фарфоровую чашу и сделал комический поклон в сторону Шапоринского. Тот многозначительным взглядом окинул Усатого агу и сказал:
- Видите, я уважаю ваши национальные обычаи, так уважайте же и вы меня!
Артист от природы, Усатый ага разыграл искреннее недоумение:
- А что случилось?
Шапоринский сморщился, как от зубной боли.
- Ничего пока не случилось, а чувствую - может случиться. Ведете вы себя на промысле неспокойно.
- Я? - Усатый ага старался выгадать время. - Что вы, хозяин! Я самый смирный из рабочих!
- Не о тебе речь... Хотя и ты в последнее время изменился. Быть может, Мустафа тебя подбивает, а?
В толпе моментально установилась тишина. Все устремили взгляд на Мустафу, а тот с любопытством смотрел на Шапоринского.
- А что плохого сделал Мустафа? - спросил Усатый ага.
- А что он может сделать? - Шапоринский пожал плечами. - Мне он вреда не причинит, а на себя и на своих друзей беду навлечет. Язык у него...
Мустафа очень хотел сказать резкое слово, но сдержался. Значит, Шапоринский заподозрил что-то неладное в этой игре в "ханы". А может быть, и о забастовке пронюхал?
