KnigaRead.com/

Георгий Жженов - Этап

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Георгий Жженов, "Этап" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Колыма не дождалась тогда многих...

5 ноября 1939 года. Оттепель... Крупными влажными хлопьями валит снег, оседает на мокрых тряпках кумачовых полотнищ, славящих нерушимую дружбу партии и народа... На белесых от оттепельной изморози стенах портовых зданий, как пятна крови, рдеют флаги, предвестники близкого праздника... Столица Колымы прихорашивается в преддверии "Великого Октября".

Магадан встречает гостей.

Вся территория порта оцеплена войсками НКВД и ВОХРа. На пирсе много начальства. Шпалеры солдат у причала и всюду собаки... собаки... собаки... Пронзительно кричат чайки...

У причала белый пароход с поэтическим названием "Джурма".

Закончена швартовка, брошен якорь, спущены на берег трапы - рейс окончен. Очередной этап заключенных из Владивостока - печально знаменитый "дизентерийный этап" - прибыл.

За пять суток пути корабль полегчал на несколько сот заключенных умершие от дизентерии были выброшены за борт - похоронены в холодных водах Охотского моря.

Бедолаги не оправдали возложенного на них доверия Родины - обманули ГУЛАГ, посмели умереть раньше положенного... Колымским безымянным погостам они предпочли братскую могилу Охотского моря.

Из распахнутых трюмных люков валит пар: идет разгрузка. На палубу из недр трюма струится нескончаемый поток заключенных и стекает по трапам вниз, на берег. Под понукающий мат конвоя, крики охраны и истошный лай собак их гонят сквозь плотные шеренги охраны на берег, выстраивают по пятеркам, на ходу перестраивают в сотни. Сформированную партию в сто человек подхватывает конвой и "без последнего" рысью гонит прочь из порта, на выход, в сторону магаданской транзитной тюрьмы.

Режиссура та же, что и при погрузке этапа во Владивостоке. Повторяется зеркально, только тогда нас гнали с берега на корабль, теперь - с корабля на берег.

В сутолоке разгрузки перемешались политические и уголовники. В нашей сотне, кроме нескольких блатных (неведомо когда приблудившихся к нам), оказались в основном те, с кем я прошел весь этапный путь от Ленинграда до Магадана. Это были военные: старший и средний командный состав Советской Армии. Большинство - работники штаба Ленинградского военного округа. Многие из них, как это ни странно, к тюремным лишениям оказались малоприспособленными.

Из последних сил, подгоняемые конвоем, они тащили на спинах огромные узлы бесполезного имущества - скорбный, прощальный дар убитых горем жен, матерей, родственников, переданный при последнем свидании в ленинградской пересылке.

Несчастные женщины! Откуда им было знать, что все это святое добро, с такой мукой собранное, добрыми людьми от сердца даренное, слезами политое, не поможет их близким... Не обогреет, не сохранит здоровье, скорее наоборот - обернется лишней обузой, бесконечной тревогой, станет пристальным объектом внимания уголовников.

Откуда им было знать, что все эти десятки килограммов дорогих, добротных вещей окажутся зряшными, бесполезными, что они только усложнят этапную жизнь заключенного и в конце концов неизбежно перекочуют к блатным или окажутся добычей лагерных придурков.

Откуда им было знать, что дорогие сердцу личные вещи (последняя зримая память о доме) совсем скоро покинут своих владельцев - будут отняты, разворованы, разграблены в бесконечных лагерных передрягах... Из вещей дорогих, личных станут лишними, чужими, превратятся в лагерные "шмотки", в разменную карточную монету блатных. Все лучшее, в качестве "лапы", приживется у начальства.

Воры, более опытные (или заранее наслышанные насчет порядков магаданской транзитки, или успевшие побывать там сами), шли налегке никаких вещей! Только то, что на себе и что полегче... Приклад в спину им не грозил - они хорошо знали, что такое "без последнего".

К своей чести должен сказать, что у меня, кроме длинной кавалерийской шинели на плечах да штанов и рубахи на теле, ничего больше не было. Шинель подарил мне земляк-ленинградец, неожиданно вызванный с этапа на переследствие (бывало и такое - помоги ему Бог!). Он же и научил меня не иметь в этапах лишнего. Поэтому шел я легко, приклада конвойного не боялся.

Очень худо пришлось нашему подопечному другу - Борису Борисовичу Ибрагимбекову. Кроме тяжелого кожаного реглана на плечах со споротыми полковничьими знаками отличия, он тащил на себе, согнувшись как японский самурай, целый вигвам роскошных бесполезных вещей: новый полковничий китель, штаны с лампасами, сапоги и прочие принадлежности офицерского гардероба, с которыми, из гордости, ни за что не хотел расстаться. Шатаясь, подгоняемый тычками и матом, старик упорно продолжал тащить свой "крест"... И как мы с Сергеем Чаплиным его ни уговаривали, сколько ударов в спину он ни получал от конвойного, ничего не действовало... В ответ старик крутил головой и кричал:

- Вы нелюди!.. Вы звери, животные!.. Неужели не понимаете, что я офицер? Я давал присягу!.. Я не могу лишиться чести!

- Старый дурак! - втолковывали мы ему. - Конвой забьет тебя до смерти вместе с твоей честью, пропади она пропадом! Вместе с твоим упрямством! Бросай шмотки к чертовой матери, пока не сдох!

Ничего не действовало. Старик продолжал получать тычки в спину. Стало ясно, что он вот-вот упадет под прикладом конвойного и уже не встанет. Кончилось тем, что пришлось насильно стащить с его спины вещи и выбросить их через забор на кладбище, мимо которого в этот момент нас гнали.

Подхватив упиравшегося старика под руки, мы с Чаплиным поволокли его в середину колонны, подальше от конвоя.

Странно было, почему блатные, шедшие рядом и с удовольствием наблюдавшие эту сцену, сами не проявили ни малейшего интереса к добротным шмоткам полковника. Впрочем, очень скоро эта загадка объяснилась.

Борис Борисович Ибрагимбеков (Ибрагим-Бек!) - высокий, худощавый старик с породистым узким лицом, украшенным внушительным, как у Сирано де Бержерака, кавказским носом... Его гордый нос не единственное, что роднило его с ростановским романтичным гасконцем. Оба - поэты, настоящие мужчины, люди чести!.. Идеалисты, мушкетеры, романтики! Оба блаженны и в доброте своей, и в благородстве... У обоих в крови - шампанское!..

Разница между ними лишь в том, что Сирано де Бержерак вымышленный литературный герой, а Ибрагим-Бек - живой человек, действительно существовавший на белом свете. В течение пятидесяти с лишним лет он украшал своим благородным существованием эту грешную землю.

Потомственный военный. Окончил кадетский корпус в Петербурге. Воевал в империалистическую 1914-1918 годов. За личное мужество и храбрость награжден четырьмя орденами Георгия (полный Георгиевский кавалер!). В гражданскую войну воевал на Кавказе. Будучи одним из командиров в легендарной Дикой дивизии, награжден двумя орденами Боевого Красного Знамени (за мужество и храбрость!). В советское время - инспектор кавалерии штаба Ленинградского военного округа. Полковник. Арестован в 1938 году. Приговорен к десяти годам лагеря по статье 58-1а (измена Родине). Женат. Любил жену самозабвенно... Очень страдал в разлуке. Жить не хотел. Умер в 1942 году, на инвалидной командировке Дукчанского леспромхоза.

Мне выпала судьба и честь знать этого замечательного человека, быть свидетелем последних лет его жизни...

А почему, собственно, я называю Бориса Борисовича стариком?

Ему в тридцать девятом году был всего лишь пятьдесят один год! Это мне он казался стариком. Наверное, потому, что я был моложе его вдвое. Тогда все, кому перевалило за пятьдесят, были для меня глубокими стариками...

...Наконец показалась и знаменитая "транзитка". Этап остановили на вытоптанном снегу перед вахтой. Над воротами вахты красовался выцветший кумачовый транспарант, в категоричной форме предупреждавший, что "путь в семью трудящихся - только через труд".

Рядом с вахтой находился административный корпус - несколько одинаковых двухэтажных строений, оштукатуренных глиной.

Дальше, через всю зону "транзитки", тянулись бесконечные ряды низких одинаковых бараков с покатыми крышами, напоминавших совхозные теплицы, доверху занесенные снегом... Лишь дым из труб да расчищенные в снегу ходы в бараки говорили о присутствии в них самих "трудящихся"...

Вся территория "транзитки" была обнесена густым забором из колючей проволоки. Через каждые сто метров торчали в небо охранные вышки ("скворечники"), оснащенные прожекторами и пулеметами... Отдельно от зоны, рядом с дорогой маячила уродливая громадина транзитной бани. Всю нашу сотню в нее и загнали, предварительно пересчитав. В огромном, пустом и холодном помещении без окон, освещенном лишь несколькими тусклыми лампочками под потолком, заперли.

Когда глаза попривыкли к темноте, оказалось, что помещение не так уж пусто, как показалось спервоначалу: весь пол под ногами был завален полуметровым слоем в беспорядке брошенной одежды. Вперемешку валялись видавшее виды, заношенное тряпье и добротная, свежая, еще незнакомая с лагерной "вошебойкой" и прожаркой гражданская одежда. Меховые шубы, шинели, куртки, пальто, всевозможное белье напоминали свежие могильные холмики на этом жутком кладбище человеческой одежды...

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*