Алберт Бэл - Тибрик
- Не годится! Зимой машину трудно спрятать. Покататься по городу можно. Пока не зацапают.
В уборной появился парень в телогрейке, в кирзовых сапогах, шапке-ушанке. Оглядел Тибрика с Бородой, потоптался немного, подошел.
- Кореша, огонька не найдется? Курить страх как хочется. А? - Он вытащил из кармана пачку "Примы". - Сигареты есть, а спичек нет. Так что найдется?
Тибрик проворно отыскал в кармане спички, взял предложенную сигарету, Борода тоже. Все трое закурили. Парень махнул рукой на раковину.
- Дерябнули, а? Что за штука? - У незнакомца испитое лицо, на щеке шрам, глаза с прищуром - узкие щелочки. Борода не проронил ни слова, а Тибрик даже крякнул от удовольствия.
- Луковки! Вещь что надо.
- Не приходилось этой дряни пробовать! - Незнакомец взял пузырек, изучил наклейку. Борода тем временем оглядел его с ног до головы. Глаза у Бороды светло-серые, почти стальные, взгляд проницательный, острый.
- Из заключения? - спросил он. - Сколько отгудел?
Незнакомец швырнул пузырек обратно в раковину.
- Трояк за драку. Сегодня выскочил. Выпить страх как хочется. А вы, кореша?
Тибрик сделал рукой многозначительный жест.
- А мы тут по Риге. Свои ребята... Хе, старик! - Последние слова прозвучали криком изумления, потому что незнакомец вытащил из кармана рубль, за ним еще один.
- Где они продаются, а? - спросил он, кивнув на пузырьки. Тибрик хихикнул.
- Вещь что надо. Только по блату. Тебе не дадут, а вот ему пожалуйста. - Тибрик посмотрел на Бороду. - Он дамочке из аптекарского приглянулся.
- Мне в этой дерюге не охота людям глаза мозолить. На, возьми на все. Закуска есть? Ну, и жратвы какой-нибудь.
Он дал еще полтинник.
Борода скрылся за дверью, Тибрик пошарил по карманам, достал ломоть хлеба.
- Один завалялся. Может, пожуешь?
Незнакомец взял хлеб, глотал жадно и торопливо.
Не потому, что голоден, просто повадка такая: хватать и хапать.
Вернулся Борода. Карманы оттопырены, в руке завернутый в бумагу кусок колбасы.
- Три часа. Пора мотать отсюда, - сказал он.
Борода раздал каждому по четыре пузырька. Ловко сковырнул лак с головки, вынул пробку, вылил содержимое в горло.
Тибрик глядел на Бороду с восхищением: сколько выпил - и ни в одном глазу. А Тибрик захмелел.
Незнакомец в этом деле тоже слабак. После третьего пузырька понесло его на откровенность, руками размахался. Фамилия его, говорит, Админис, звать Янкой, живет в районе Саркандаугава, сейчас прямой дорогой домой. Как-то еще баба примет?
В половине пятого выпили по последнему пузырьку, Раковина доверху завалена склянками.
Тибрик не помнил, где и когда потерял Бороду и Админиса. Пришел в себя у входа в Центральный универмаг. Между двумя дверьми его обвевает потоком теплого воздуха, и так это приятно, так хорошо. Постоял, прижавшись спиной к стене, обогрелся, надумал войти в магазин.
Покупатели говорливой толпой мелькают перед глазами, плывут вдоль прилавков. Тибрик через все это многолюдье добрался до молочного отдела.
На прилавке - рукой достать - стоят три бутылки со сливками. Кто-то из покупательниц отвлек продавщицу.
Тибрик машинально взял бутылку, сунул в карман, затем - другую.
Перед глазами голубая дымка, кажется ему, сейчас раннее утро, и он совершает обычный обход гастрономов.
Третью бутылку взять не успел. Поднялся переполох.
Кто-то стиснул его плечо, кто-то прокричал прямо в ухо:
- Что ж это вы, молодой человек! - И Тибрик вдруг осознал, что стоит у прилавка молочного отдела и что перед ним сержант милиции.
Из кармана извлекли бутылки, и глаза Тибрика расширились от ужаса.
Он украл сливки! Теперь не оберешься неприятностей. Так и есть. Сержант повел к выходу, двое свидетелей следом.
Свежий воздух привел его в чувство, в отделение милиции он пришел совсем протрезвевшим.
Там майор и двое сержантов. Пока майор изучал его паспорт, Тибрик успокоился. Паспорт в порядке, прописка есть, есть и печать с места работы - тиснул свой парень из отдела кадров на одном заводе. Все чин чинарем.
Вот только бутылки, будь они прокляты, но, чтобы там ни было, просить и хныкать Тибрик не станет, пускай сажают на пять суток. Больше не дадут. Он бутылки не крал, взял у всех на виду. Мелкое хулиганство! Пять суток, не больше.
Майор отложил в сторону паспорт.
- Обыскать.
Сержант, составлявший протокол, махнул ему:
- Подойди сюда! Выкладывай все из карманов!
Оба свидетеля сидят на скамье у стены. Тибрик послушно выложил содержимое карманов на стол.
Два рубля, связка ключей, самописка, носовой платок, перочинный ножик, открывалка для пивных бутылок, зеркальце.
- Все? - спрашивает сержант. Майор посмотрел на пухлый карман пиджака и бросил:
- Проверить!
Сержант поднялся, быстро ощупал одежду Тибрика.
Из кармана пиджака вытащил записную книжку в красном переплете.
Тибрик залился румянцем, невольно сделал шаг вперед и просительно вытянул руку.
Не для посторонних глаз эта книжка. Но майор говорит сержанту:
- Посмотри, что там.
Сержант раскрывает ее, читает про себя, и лицо его расплывается в улыбке.
- Эге! Товарищ майор! Да ведь он поэт. Вот послушайте. - И сержант читает не своим, изменившимся голосом:
Неспокойно стало в море.
Ветер мчится во всю прыть.
Мне б хотелось с ним в просторе
Биться насмерть, победить.
У Тибрика такое чувство, будто его раздели. Просто ужасно! Он сам себя вывернул наизнанку, словно старую рукавицу, - все заплаты на виду. А дальше будет о его беспокойстве, о его тоске и желании быть честным, ничего не красть и...
Это его тайна, его мечта. Для себя писал, не для других.
Один прыжок, и он рядом с сержантом, вырвал книжку, еще два шага, и он у бумажной корзины.
Яростно выдирает и рвет страницы, мелькают клочки бумаги, белые, неуловимые. Через несколько мгновений и красная обложка сиротливо лежит на полу.
Все произошло так быстро, что милиционеры рты пораскрывали от удивления, смотрят на Тибрика ошарашенно.
Последние клочки бумаги медленно опускаются на пол.
