Дмитрий Сорокин - Отец, сын и сорок четыре пулемета
- Ох и вздорный же ты старик... Сиди себе там, пухни сколько влезет... Пневмосистема доставки продуктов из магазина, кстати, работает. Пока работает - многозначительно добавил мой сын. Как чего надумаешь - звони. Отбой.
Вполне удовлетворившись разговором, я немедленно решил проверить пневмосистему. Набрал с пульта заказ на шесть бутылок пива и вяленного леща, вставил кредитку в прорезь, нажал "ввод". Зашумело-загудело, через минуту зажглась надпись "заказ доставлен". Вытащил пиво и рыбу из приемной камеры, выпил под леща пару бутылок "Останкинского №15", закурил.
Более детальный осмотр неосмотрительно (простите за каламбур) захваченной мной базы свидетельствовал, что Борис и впрямь долго готовил мне эту ловушку. Моральные пытки были предусмотрены вполне сообразно его фантазии и финансовым возможностям. Начнем с того, что вся моя фонотека была здесь. Он захватил ее в прошлом году, когда я сдал с тяжелыми боями свой особняк в Лобне. Тяжелые уличные бои в наше время - зрелище настолько заурядное, что, когда Борис шарахнул по моему дому противотанковыми ракетами, никто и не почесался. Уцелело тогда только то, что было в бункере, в том числе библиотека, фонотека и компьютер с личным архивом. Меня же контузило, и как я тогда ушел, не помню совершенно.
Библиотека обнаружилась в соседней комнате. Компьютер стоял там же. На клавиатуре лежала записка: "Какая у тебя развеселая жизнь, папаша! Уссаться можно!" Так. Ладно. Идем дальше. На библиотеке трофеи, с которыми Борису не жалко было расстаться, видимо, закончились. Сюрпризов он мне, однако же, приготовил еще предостаточно. Коридор раздваивался. Прямо ход отсутствовал. Наличествовала табличка:
"Направо пойдешь - домой попадешь. Налево пойдешь - мозги потеряешь".
Поразмыслив над нехитрым выбором, я пошел "домой", то есть направо. Правый коридор заканчивался смутно знакомой дверью со стандартным номерком конца ХХ века "427" и вывеской "Музей-квартира всемирно известного негодяя Игоря Стрекалова", выполненной золотыми буквами по белому мрамору. Мне стало нехорошо. Это была дверь той самой, последней моей квартиры эпохи семейной жизни, откуда я двадцать с лишним лет назад пустился во все тяжкие... Перед тем, как войти, я выкурил сигарету. Чтобы успокоиться. И тут же обратил внимание, что мерзавец Борис предусмотрел и это: рядом с дверью к стене оказалась привинчена стальная пепельница, какие во дни моей молодости бывали в тамбурах поездов дальнего следования. Мое спокойствие в планы сына явно не входило.
Вошел. Прихожая. Темно. Справа должен быть выключатель. Да. Это прихожая моей квартиры. Вон то зеркало тридцать пять лет назад подарил мне отец. А шкаф я собрал своими руками из не помню уж каких подручных средств в 1999 году. И светильник тот самый. И обои. Медленно разулся. Галошница полна обуви - мужской, женской, детской. Я узнал белые туфли жены, она еще на нашей свадьбе была в них. Достал свои тапочки и решительно закрыл дверцу. Я, конечно, могу сейчас выключить свет и вернуться в основные помещения базы. Но я все равно сюда приду. Я отлично знал это. Борис, похоже, тоже. Что ж, он отыграл у меня уже не одно очко, и мне приходится играть теперь по его правилам. Сыграем.
После мимолетного шока в прихожей я уже не так остро реагировал на все остальное, хотя, конечно, спокойно все осматривать я тоже не мог. На столе в гостиной специально лежал семейный фотоальбом, открытый на одной из первых страниц: 2001 год, Коктебель. Я, жена и годовалый Борис сидим на оплетенной виноградом веранде у стремительно стареющего Карена. Он же нас, кстати, и снимал тогда... Уже десять лет, как он умер от туберкулеза. Дальше я фотографии разглядывать не стал - еще успею предаться ностальгии и самобичеванию. Мне было важно найти в этой тщательно восстановленной квартире то самое фальшивое звено, ту деталь, которая докажет моей стремительно заводящейся психике очевидный факт: все это - топорная инсценировка, призванная выбить меня из колеи. Увы, инсценировка была не топорной, и заводился я все сильнее и сильнее. Старый обеденный стол еще носил следы моих детских экспериментов с перочинным ножом. Вытяжка на кухне все так же рычала, третья полка в холодильнике треснула пополам аккурат в начале века, когда я поставил на нее пятнадцатилитровую кастрюлю с глинтвейном - чтобы не пропал... Правая кассетная дека в музыкальном центре лишилась крышки по моей же пьяной милости на все тот же 2000 новый год, фонотека... Стоп! Вот оно! Я тщательно проверил ту, первую встретившуюся сегодня мою фонотеку, и вынужден был признать, что она подлинна. Эта же, в таком случае... Я решительно вытащил несколько кассет и компакт-дисков. Ага! Попался! Модели двух из пяти кассет не соответствовали оригинальным, а вот у этого компакта была треснута крышка, а тот вообще был самодельный, этот же фирменный... Я торжествующе расхохотался: распадающемуся разуму теперь было за что зацепиться. Я ворвался в спальню и резко остановился. В спальне царил незабываемый аромат духов моей жены. На чуть смятой постели валялось ее платье, чулки, белье. В душе, что за спальней, шумела вода.
- Милый, ну и где тебя все это время носило? - спросил из душа голос моей жены.
Я вытащил из кобуры "Беретту", открыл дверь... Никого там не было, и вода в кабинке текла просто так. А возле двери лежал примитивный магнитофон с не менее примитивным приспособлением, включающим его, как только открывают дверь спальни. Магнитофон истерично расхохотался голосом Бориса и я всадил в этот ненавистный смех всю обойму. А потом я взбесился. Я перевернул вверх дном все в спальне. Вышвырнул из гардероба все, что нашел там, попутно вспоминая историю каждой чертовой шмотки и проклиная себя за хорошую память и Бориса, эту память унаследовавшего. Разломал и гардероб, и кровать, перебил все бьющееся и после этого перешел к детской. Над восстановлением интерьера своей комнаты Борис трудился особенно прилежно. Игрушки валялись в четко спланированном беспорядке. Передний план занимали те, которые подарил я. На столике лежало письмо шестилетнего Бори, которое он так мне и не написал.
"Дарагой папка! Это я твой боря сын пишу писмо. Тибя нет болше нигде гаварит мама толко я ей ни верю я знаю што ты есть приижжай..."
В детской я буянить не стал. Я сюда еще вернусь. С огнеметом. Я просто поспешил покинуть свой "музей", вернулся в основную часть. Я так и не смог определить назначение пяти комнат, которые здесь занимал Борис - все они играли массу ролей одновременно...
... Залпом осушил бутылку пива, опять закурил. Нет, каков подонок! Мало того, что испоганил мне всю жизнь, так еще и издевается над несчастным одиноким стариком...
"Спокойно, Игорь, спокойно. - сказал я сам себе.- Во-первых, не так уж ты и стар, тебе ж еще шестидесяти нет. А во-вторых, мы еще поглядим, кто кого..".
Мне удалось уговорить себя успокоиться, и, допив пиво, я посмотрел пару фильмов по видео, после чего лег спать.
Москва, 2027 год, 6 октября, 10:04 утра.
Разбудил меня звонок Бориса. Он осведомился, как мне спалось и как понравилось в музее. Ответил как мог вежливо, с ангельской улыбочкой поблагодарил за неустанную заботу, раскланялись. Встал, сварганил кофе, заказал в "Макдоналдсе" гамбургеры. Сжевал, кофейную чашку швырнул в форточку. Ее моментально постигла участь давешнего стакана - пулеметная очередь, стопроцентное попадание. Да, дела...
Не зная, чем себя занять, три часа смотрел телевизор. Новостей никаких. Какой-то кретин покушался на Папу Римского, вот и все новости. Мыльные оперы за последние сорок лет ничего принципиально нового предложить тоже не могли, и я пошел в тренажерный зал.
Позанимавшись два часа, принял душ и засел в библиотеке за компьютер с моим архивом. Помнится, лет пятнадцать назад меня посетила интересная мысль, что рукописи горят, да еще как; и при помощи сканера я за неделю перевел свой архив в компьютер. И с тех пор всю личную переписку аккуратно сканировал. И я не пожалел об этом, когда весь бумажный архив отправился в небытие вместе с дачей...
Времени у меня - сколько хочешь. Еда, питье, выпивка, курево - все есть. Пока есть, как выразился Борис. Ну, пока есть, а там посмотрим. Так что вполне можно просто вспомнить былое, читая страницы и разглядывая фотографии, на самом деле давно сгоревшие в огне.
оз. Селигер, 1982, июль
- Игорь! И-и-игорь! Иди обедать! Ты где, Игорь? - кричит мать, а меня нет. Я спрятался в старом немецком ДОТе на самом конце косы. Даже если б я не залез в эту бетонную будку, меня все равно не было бы видно: кусты столь густы, что все равно мою фигурку - метр с кепкой - видно только с озера... И сижу я в ДОТе, и представляю себе, что кругом война, но только ДОТ этот наш, а не немецкий, и сижу в нем я, а взвод окопался рядом, на косе, и десант подлых фрицев подходит с озера на лодках. И тут я из своего "Максима": тра-та-та-та!!! И ребята, что затаились в окопчиках позади и повыше меня, тоже: тра-та-та-та!!! А потом меня вызывают в Москву, и сам товарищ Жуков говорит мне перед строем таких же молодцов, как я: " За проявленные вами, товарищ Стрекалов, героизм и мужество, присваивается вам звание Героя Советского Союза". И я, стоя навытяжку, отвечаю ему: "Служу Советскому Союзу!". А потом, когда я, покрытый пороховой гарью и славой, дохожу до Берлина, меня ранят в самом последнем бою, и возвращаюсь я домой на носилках, весь перебинтованный, окруженный цветами и красивыми санитарками...
