KnigaRead.com/

Всеволод Гаршин - Встреча

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн "Всеволод Гаршин - Встреча". Жанр: Русская классическая проза издательство неизвестно, год неизвестен.
Перейти на страницу:

Друзья вошли в кабинет. Здесь было уютнее. Большой письменный стол, заставленный разною бронзового и фарфорового мелочью, заваленный бумагами, чертежными и рисовальными принадлежностями, занимал середину комнаты. По стенам висели огромные раскрашенные чертежи и географические карты, а под ними стояли два низеньких турецких дивана с шелковыми мутаками. Кудряшов, обняв Василия Петровича за талию, подвел его прямо к дивану и усадил на мягких тюфяках.

- Ну, очень рад, очень рад встретить старого товарища, - сказал он.

- Я тоже... Знаешь ли, приехал, как в пустыню, и вдруг такая встреча! Знаешь ли, Николай Константиныч, при виде тебя так много зашевелилось в душе, так много воскресло в памяти воспоминаний...

- О чем это?

- Как о чем? О студенчестве, о времени, когда жилось так хорошо, если не в материальном, то в нравственном отношении. Помнишь...

- Что помнить-то? Как мы с тобою собачью колбасу жрали? Будет, брат, надоело... Сигару хочешь? Regalia Imperialia, или как там ее; знаю только, что полтинник штука.

Василий Петрович взял из ящика предлагаемую драгоценность, вынул из кармана ножичек, обрезал кончик сигары, закурил ее и сказал:

- Николай Константиныч, я решительно как во сне. Каких-нибудь несколько лет - и у тебя такое место.

- Что место! Место, брат, плюнь да отойди.

- Как же это? Да ты сколько получаешь?

- Каких? Жалованья?

- Ну да, содержания.

- Жалованья получаю я, инженер, губернский секретарь Кудряшов второй, тысячу шестьсот рублей в год.

У Василия Петровича вытянулось лицо.

- Как же это? Откуда это все?

- Эх, брат, простота ты! Откуда? Из воды и земли, из моря и суши. А главное, вот откуда.

И он ткнул себя указательным пальцем в лоб.

- Видишь вон эти картинки, что по стенам висят?

- Вижу, - ответил Василий Петрович: - что же дальше?

- Знаешь ли, что это?

- Нет, не знаю.

Василий Петрович встал с дивана и подошел к стене. Синяя, красная, бурая и черная краски ничего не говорили его уму, равно как и какие-то таинственные цифры около точечных линий, сделанные красными чернилами.

- Что это такое? Чертежи?

- Чертежи-то чертежи, но чего?

- Право, друг мой, не знаю.

- Чертежи эти изображают, милейший Василий Петрович, будущий мол. Знаешь, что такое мол?

- Ну, конечно. Ведь я все-таки учитель русского языка. Мол - это такая... как бы сказать... ну, плотина, что ли...

- Именно плотина. Плотина, служащая для образования искусственной гавани. На этих чертежах изображен мол, который теперь строится. Ты видел море сверху?

- Как же, конечно! Необыкновенная картина! Но построек я не заметил.

- Мудрено и заметить, - сказал Кудряшов со смехом. - Этот мол почти весь не в море, Василий Петрович, а здесь, на суше.

- Где же это?

- Да вот у меня и у прочих строителей: у Кноблоха, Пуйциковского и у прочих. Это - между нами, конечно: тебе я говорю это как товарищу. Что ты так уставился на меня? Дело самое обыкновенное.

- Послушай, это, наконец, ужасно! Неужели ты говоришь правду? Неужели ты не брезгаешь нечестными средствами для достижения этого комфорта? Неужели все прошлое служило только для того, чтобы довести тебя до... до... И ты так спокойно говоришь об этом...

- Стой, стой, Василий Петрович! Пожалуйста, без сильных выражений. Ты говоришь: "нечестные средства"? Ты мне скажи сперва, что значит честно и что значит нечестно. Сам я не знаю; быть может, забыл, а думаю, что и не помнил; да сдается мне, и ты, собственно говоря, не помнишь, а так только напяливаешь на себя какой-то мундир. Да и вообще ты это оставь; прежде всего, это невежливо. Уважай свободу суждения. Ты говоришь - нечестно; говори, пожалуй, но не брани меня: ведь я не ругаю тебя за то, что ты не одного со мною мнения. Все дело, брат, во взгляде, в точке зрения, а так как их много, точек этих, то плюнем мы на это дело и пойдем в столовую водку пить и о приятных предметах разговаривать.

- Ах, Николай, Николай, больно мне смотреть на тебя.

- Это ты можешь; можешь душою болеть, сколько тебе угодно. Пусть будет больно; пройдет! Приглядишься, присмотришься, сам скажешь: "какая я, однако, телятина"; так и скажешь, помяни мое слово. Пойдем-ка, выпьем по рюмочке и забудем о заблудших инженерах; на то и мозги, дружище, чтобы заблуждаться... Ведь ты, учитель мой любезный, сколько будешь получать, а?

- Тебе все равно.

- Ну, например?

- Ну, тысячи три заработаю с частными уроками.

- Вот видишь: за три-то тысячи таскаться всю жизнь по урокам! А я сижу себе да посматриваю: хочу - делаю, хочу - нет; если бы фантазия пришла хоть целый день в потолок плевать, и то можно. А денег... денег столько, что они - "вещь для нас пустая".

В столовой, куда они вошли, все было готово для ужина. Холодный ростбиф возвышался розовой горой. Банки с консервами пестрели разноцветными английскими надписями и яркими рисунками. Целый ряд бутылок воздвигался на столе. Приятели выпили по рюмке водки и приступили к ужину. Кудряшов ел медленно и с расстановкою; он совершенно углубился в свое занятие.

Василий Петрович ел и думал, думал и ел. Он был в большом смущении и решительно не знал, как ему быть. По принятым им убеждениям, он должен был бы поспешно скрыться из дома своего старого товарища и никогда в него больше не заглядывать. "Ведь этот кусок - краденый, - думал он, положив себе в рот кусок и прихлебывая подлитое обязательным хозяином вино. - А сам что я делаю, как не подлость?" Много таких определений шевелилось в голове бедного учителя, но определения так и остались определениями, а за ними скрывался какой-то тайный голос, возражавший на каждое определение: "Ну, так что ж?" И Василий Петрович чувствовал, что он не в состоянии разрешить этого вопроса, и продолжал сидеть. "Ну что ж, буду наблюдать", - мелькнуло у него в голове в виде оправдания, после чего он и сам перед собой сконфузился. "Для чего мне наблюдать, писатель я, что ли?"

- Этакого мяса, - начал Кудряшов, - ты обрати внимание, не достанешь в целом городе.

И он рассказал Василию Петровичу длинную историю о том, как он обедал у Кноблоха, как его поразил своим достоинством поданный ростбиф, как он узнал, откуда доставать такой, и как, наконец, достал.

- Ты попал как раз кстати, - сказал он в заключение рассказа о мясе. Едал ли ты что-нибудь подобное?

- Действительно, ростбиф отличный, - ответил Василий Петрович.

- Превосходный, братец! Я люблю, чтобы все было как следует. Да что ты не пьешь? Постой, вот я тебе налью вина.

Последовала не менее длинная история о вине, в которой участвовал и английский шкипер, и торговый дом в Лондоне, и тот же Кноблох, и таможня. Рассказывая о вине, Кудряшов попивал его и, по мере того как пил, оживлялся. На щеках его вялого лица обозначались румяные пятна, речь становилась быстрее и оживленнее.

- Да что ж ты молчишь? - наконец спросил он Василия Петровича, который действительно упорно молчал, выслушивая эпопеи о мясе, вине, сыре и прочих благодатях, украшавших собою стол инженера.

- Так, брат, не говорится что-то.

- Не говорится... вот вздор! Ты, я вижу, все еще киснешь по поводу моего признания. Жалею, очень жалею, что сказал; с большим бы удовольствием поужинали, если б не этот проклятый мол... Да ты лучше не думай об этом, Василий Петрович, брось... А? Васенька, плюнь, право! Что ж делать, братец, не оправдал я надежд. Жизнь не школа. Да я не знаю, долго ли и ты удержишься на своей стезе.

- Пожалуйста, не делай обо мне предположений, - сказал Василий Петрович.

- Обиделся?.. Конечно, не удержишься. Что дало тебе твое бескорыстие? Разве ты теперь спокоен? Разве не думаешь каждый день о том, согласны ли твои поступки с твоими идеалами, и не убеждаешься ли каждый день в том, что несогласны? Ведь правда, а? Выпей вина, хорошее вино.

Он налил и себе рюмку, посмотрел на свет, попробовал, щелкнул губами и выпил.

- Ведь вот, любезный мой друг, ты думаешь, я не знаю, какая у тебя в голове теперь мысль сидит? Доподлинно знаю. "Зачем, думаешь ты, я у этого человека сижу? Очень он мне нужен! Разве не могу я обойтись без его вина и сигар?" Постой, постой, дай договорить! Я вовсе не думаю, что ты сидишь у меня из-за вина и сигар. Вовсе нет; если бы ты и очень захотел их, так не стал бы лизоблюдничать. Лизоблюдство - вещь очень тяжелая. Ты сидишь у меня и говоришь со мною просто потому, что не можешь решить, действительно ли я преступник. Не возмущаю я тебя, да и все. Конечно, для тебя это очень обидно, потому что в твоей голове расположены под разными рубриками убеждения, и, подогнанный под них, я, твой бывший товарищ и друг, оказываюсь мерзавцем, а между тем вражды ко мне ты никакой чувствовать не можешь. Убеждения - убеждениями, а я сам по себе товарищ, добрый малый и даже, можно сказать, добрый человек. Ведь ты знаешь, что я не способен никого обидеть...

- Постой, Кудряшов. Откуда у тебя все это? - Василий Петрович обвел рукой. - Сам говоришь, чужое: ну, тот и обижен, у кого похищено.

- Легко сказать: у кого похищено. Я вот думаю, думаю, кого я обидел, и все не могу понять, кого. Ты не знаешь, как это дело делается; я расскажу тебе, и ты, может быть, согласишься со мною, что найти обиженного не так-то легко.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*