Федор Чернин - Вячик Слонимиров и его путешествие в непонятное
Мешает Бахус, и никто другой, так, кажется, сказал поэт. Выпивающего человека, это известно, постоянно преследуют демоны, даже, и особенно, если человек этот очень хороший. Ибо сказано: одна святость только у скучных разумом бывает, а человеку с искрою Божьей намеренно тяжкие искушения и испытания посылаются. Кроме того, как в метрополии, так и в кругах русскоязычной иммиграции за границей выпить иногда и покуролесить - нормально, и по традиции, восходящей еще к Киевской Руси, особым грехом не считается. А восторг похмеления в русской культуре нашел отражение даже в классическом балете.
Однако тут был случай особый, и питавшая его энергетика, несомненно, происходила от того, кто украсил ядовитый вискарь этикеткой "Христианские братья". Не зря продвинутые мыслители утверждают, что главной задачей и главным достижением Сатаны было убедить человечество в том, что его не существует. Иллюстрация: известное выражение "сам черт не страшен": т.е. когда обычно после третьей-четвертой рюмашки русский человек не боится ни черта, ни дьявола, ни прочей нечисти, даже если бы ее существование было научно доказано.
Коша кричала и плакала. Арик, в недоумении от такого резкого выпада, утирал тем, что недавно было рукавом дорогой красивой рубашки, поврежденный профиль (единственный нацеленный удар, который прошел по Пицункеру). А сам Вячеслав, как валькирия, пронесся из дома, захватив макинтош, и через некоторое время бессистемного плутания вышел к вполсвета светившемуся в ночи огоньку станции метро. К Валгалле своей, стало быть.
Трезвая мысль о том, что следует взять такси, не пришла ему в голову, потому что была мыслью именно трезвой, то есть по определению для основательно налегавшего на вискарь человека нехарактерной. Он опоздал и на тот самый, последний, полуночный троллейбус. В метафизическом, понятно, плане, поскольку троллейбусы, особенно по ночам, в Нью-Йорке не ходят. Вот и ломанулся в метро, через огромный и потенциально опасный под покровом ночи город. "Не дождетесь!" - время от времени произносил он, сжимая кулачки и глотая слезы. Что и кому он этим хотел доказать?
* * *
На этом месте, впрочем, наступила амнезия, и как он ехал, на каком именно транспорте, каким таким хитрым маршрутом и где пересаживался, он, как ни старался, припомнить, увы, не мог. Кажется, на пересадке "Манхэттен Трансфер" он еще пил из пакета у незнакомого опустившегося субъекта что-то удивительно мерзкое, типа абсента, а вокруг смеялись какие-то гнусные хари (впрочем, не хари, вполне симпатичные лица, правда, чернокожие). Потом Вячик исполнял дикий танец на рельсах, пытаясь преградить дорогу бруклинскому экспрессу, его хватали за пальто и куда-то тащили под руки. Вырвавшись, он убежал в темноту коридоров и, каким-то образом снова сев в поезд, орал: "Следующая станция Петушки!", распугивая ночных пассажиров. Дальше была темнота. Умолкаем и мы, в наивной попытке замаскировать неизбежные москва-петушкинские ассоциации.
Итак, полуприсутствие. Пока, на всякий случай не открывая глаз, Вячик пытается оценить тяжесть своего состояния. Что и говорить, состояние типа "чудо-колокол" - голова из бронзы, упал, раскололся, встать не могу, все гудит. По десятибалльной шкале хорошие восемь с половиной баллов, т.е. ни петь, ни рисовать. Обязательное в этой ситуации обещание себе и Богу, что больше к отраве не притронется никогда, мы, что называется, оставим без комментариев. Жизнь хотя и преподнесла ему сигнальчик (как любил говорить его папа, жареный петух еще не клюнул, но уже с интересом поглядывал из-за угла), однако надо было прежде всего жить и, следовательно, выпутываться из данных конкретных обстоятельств. Он прислушался, пытаясь выяснить, рядом ли находится Коша, но из-за отсутствия звуков, шорохов или дыхания этого определить не сумел. Вполне возможно было, кстати, что он просто-напросто лежит в своей постели, прибыв на автопилоте, о чем смотри выше, в части о бесконечном милосердии Божьем.
Призвав на помощь обоняние, Вячик установил запах плесени, тлена и даже, кажется, некоторого блевонтина. Полежав еще немного и убедившись, что находится не в полицейском участке (иначе яркий свет резал бы глаза даже сквозь прикрытые веки) и не в больничной палате (тут обязательно пахло бы карболкой), он полуприоткрыл глаза, действуя по примеру одного директора варьете, в свое время также попавшего, помнится, в дикую переделку примерно в аналогичном контексте. С полуприоткрытыми глазами, чередой вычурных движений шеей и головой, притворяясь, что все еще находится в области бессознательного, Вячик состроил угол зрения поудобнее и осмотрелся. Убедившись, что находится в помещении один, он приподнялся и сел. Что за бомжовские хламиды? Вячик осмотрел заляпанный грязью и треснувший по шву макинтош, в который был одет и в котором, очевидно, ночью лежал. Спасибо, кстати, макинтошику с кашемировой теплой подкладкой, так и замерзнуть можно было, к чертям собачьим. К тому же, очевидно во сне, Вячик откуда-то нагреб и зарылся чуть не с головой в какие-то тряпки, служившие ему одновременно одеялом, подушечкой и подстилкой. Они-то и распространяли запах разложения. А наблевал или, выражаясь интеллигентным языком, "показал закуску" в уголке - это он все-таки сам.
Разбитая чашка в ведре, облезлая швабра, старый непарный башмак. Очевидно, хозяева по неряшливости или по понятным только им сентиментальным соображениям хранят тут старые вещи, давно отслужившие свой срок. Возможно, еще вчера это была просто захламленная кладовка. До свалки ей, правда, оставался один шаг, а теперь и вовсе полшага. Тряпки, разрытые Вячиком, и сам он, растерзанный и смурной, доводили картину кораблекрушения до логического завершения.
Отвратительное субботнее утро, конечно. Однако, говорят, бывает значительно хуже, когда пробуждаешься, глядь, а ты уже на небесах. Или наоборот - там, внизу. Особенно если накануне ты, несмотря на слезы жены и уговоры товарищей, решил похвастать геройством и самостоятельно повести машину и, благодаря ловкости и природной смекалке, сумел-таки добраться до рычагов и руля. Просыпаешься, а там уже поджидает тебя пара чумазых, с вилками-сковородками, и, увы, не для того, чтобы приготовить горячие сосиски в томате. Вместо этого ведут себя по-хамски, зубоскалят, плюются, обмениваются циничными шуточками в твой адрес. Вячика от этой затеи провидение, по счастью, уберегло, отвело и гибель, стало быть, отодвинуло. Однако и этой грустной радостью Вячику было не с кем поделиться.
"Как же я умудрился так нарезаться?" - в полной уже тоске и ужасе подумал он.
Судя по освещению, время дня были сумерки, однако источников естественного освещения в помещении не наблюдалось. Вячик попытался прислушаться к внутреннему естественному хронометру, но тот, казалось, вовсе размагнитился и не подавал признаков жизни. К тому же режим у Вячика в последнее время был настолько хаотический, что рассчитывать на этот самый естественный хронометр особенно не приходилось. Достать из кармана часы было выше человеческих сил.
Еще проблема. Глазки, конечно, полуприоткрыты, но толку от этого чуть. Все не в фокусе, поскольку нет очков и, кажется, не найти. Стоп, вот они, слава Богу, целехоньки. Надеваю. Нос, кажется, не задет. Что с ухом? Так и есть, ранение. Дужки невыносимо сдавливают виски. Скорее снять! Но как без них? Пристроить на манер лорнета? Вот и Коша давно советовала перейти на контактные линзы. Коша! В сердце всколыхнулась вчерашняя обида. Она сейчас, небось, отсыпается в пицункеровской, хорошо если в гостевой, а если в хозяйской спальне? А я тут парюсь, как жиган на кичмане (ему вдруг снова стало казаться, что в истории его падения, хотя и косвенно, виноваты Пицункер и Коша).
Ладно. Руки с трудом держат импровизированный лорнет. Общее самочувствие? Те же восемь с половиной баллов. Побаливает печень, из нее, наверное, уже можно делать фуа-гра. В смысле скрытых травм и увечий все, кажется, в порядке: руки целы, ноги целы. Для более тщательного осмотра необходимо зеркало, которое, кстати, как-то подозрительно быстро нашлось под ворохом тряпок. Чуть ниже адамова яблока - внутреннее кровоизлияние размером примерно с пуговицу. Это мог быть след от страстного поцелуя, впрочем, как и от ушиба. При каких обстоятельствах была получена кровавая метка, Вячик припомнить не мог. Из имущества (он проверил) все было цело. Даже мобильник цел, правда разрядился. Вроде обошлось без потерь, ограничилось моральным ущербом. Придется, конечно, Арику уплатить за разбитый сервиз и люстру, ну и пусть подавится. Но все это потом, а в данный момент...
Достаточно мерехлюндий! В результате осмотра помещения очевидным становилось следующее. Как в сказке, три двери, как начала трех судьбоносных дорог, находились тут. Через одну из них он, скорее всего, и впал (или выпал?) сюда. Если бы не отсутствие лестницы, он решил бы, что находится в парадняке (снова неконтролируемые петушкинские ассоциации). Параднячок наш, параднячок! Ночевка в тебе и другие противоправные действия для нашего народа привычны и даже трогательны. Служишь ты для кого гостиницей, для кого брачным ложем, заодно, конечно, пивною и рюмочной, ни на что совершенно не претендуя. Впрочем, наше алаверды по отношению к и во славу российского отопляемого параднячка пока что останется незавершенным. Так или иначе, но что это было за помещение, в которое он неосторожно впал или выпал, выяснить пока не представлялось возможным.
