Сергей Довлатов - Ослик должен быть худым
"Омниа меа мекум порто, - невесело усмехнулся Джон Смит, -все мое ношу с собой!"
Он достал консервы и поел. Затем подбросил сучья в костер, расстелил брезентовый плащ и задремал.
Снились ему далекие годы. Залитый солнцем стадион политехнического колледжа. Футбольное поле. Зеленая трава. Полосы мокрой известки. За барьером толпы зрителей с программками в руках. Музыканты в белых куртках исполняют национальный гимн. Гуськом выходят футболисты. Вторым идет он, Джонни Смит, молодой, загорелый. На нем бутсы с шипами, полосатая фуфайка и гетры. В согнутой руке он держит шлем...
Джон Смит ощутил на себе чей-то пристальный взгляд.
Он выхватил пистолет из кармана.
Перед ним стоял тамбовский волк и дружески улыбался.
- Привет, - сказал тамбовский волк,
- Хеллоу! - произнес разведчик, смущенно пряча браунинг в карман.
- Не разбудил?
- Мне как раз пора вставать.
- Озябли?
- Есть маленько.
- Вы, собственно, что тут делаете?
- Да так... грибы собираю.
- А парашют сожгли?
- Естественно. Садись, погрейся.
- Благодарю.Дела.
- Как знаешь.
- Пойду.
- До свидания, дружище.
- Чао, - произнес тамбовский волк и растворился во мраке.
Рано утром Джон Смит вышел из лесу и по горбатой дороге зашагал к темнеющим на фоне снега домам рабочего поселка.
Маленькие ветхие лачуги были вынесены на окраину прибоем шиферных и черепичных крыш, а в самом центре попадались двухэтажные каменные строения с яркими вывесками и заманчивыми витринами.
Навстречу шли мужчины в ватниках и женщины в темных платках. Их лица были по-утреннему хмуры.
Джон Смит замедлил шаги у дверей сельмага. Со стуком бился на ветру газетный лист. У обочины, наклонившись, стояла грузовая машина. Разведчик зашел в магазин, купил велосипед "ХВЗ", сел на него и поехал в Москву.
Солнце без усилий катилось рядом. Его невесомые мартовские лучи падали на обода и спицы. По бокам от дороги лежала белая гладь, штопанная заячьими следами. Колеса вязли в жидком снегу. Лес издали казался глухим и мрачным.
Джон Смит крутил педали и насвистывал песенку, которую слышал от одного лейтенанта в оперативном центре:
Каждый вечер бьют кремлевские куранты
И сияет над бульварами закат,
Вся Москва давно уснула, но не дремлют
диверсанты, До утра у передатчиков сидят. Если Бог не наградил тебя талантом, Не печалься, в этом нет твоей вины, Кто-то вырос коммерсантом, кто-то вырос
диверсантом, Ведь на свете все профессии нужны?
В эту секунду черная тень метнулась под колеса. Посреди дороги стоял тамбовский волк.
- Я передумал, - сказал он, - возьми меня с собой. Вместе будем хулиганить. Тошно, брат, в лесу. Ни друзей, ни близких. Опротивела мне вся эта некоммуникабельность.
- Проблема номер один, - кивнул Джон Смит.
- Знаешь, как шутят у нас в тамбовских лесах? "Волк волку - человек". Сразиться не с кем. Одни зайцы. Мечтаю о настоящем деле. Короче, возьми меня с собой - денщиком, ординарцем, комиссаром...
Разведчик поглядел на него с сомнением.
- Вести себя умеешь?
- Еще бы. И вообще, я могу сойти за крашеного пса.
Джон Смит задумался. Велосипед лежал у его ног. Переднее колесо вращалось, и спицы мерцали в лучах небогатого зимнего солнца.
- Ладно, - сказал наконец разведчик, - беру. Только учти, главное в нашем деле - дисциплина. Понял?
-Да, сэр, - просто ответил вблк.
- И чтоб на людей не кидался.
- Это я-то?-обиделся серый. - Да мое основное качество-человеколюбие.
Разведчик сел на велосипед, и они помчались дальше.
Волк делал огромные скачки, напевая:
В разгар беспокойного века, В борьбе всевозможных идей, Люблю человека, люблю человека, Ведь я гуманист по природе своей! Люблю человека в томате, А также люблю в сухарях, И в супе люблю, и в столичном салате, Люблю человека и славлю в веках!
Москва встретила наших героев сиянием церковных куполов, бесконечным людским потоком, комьями грязного снега из-под шин проносившихся мимо автомобилей.
Разведчик пообедал в буфете самообслуживания, а новому другу, которого оставил на улице, привязав к велосипедной раме, вынес два бутерброда с ветчиной, завернутые в салфетку.
Затем они направились к рынку. Вдоль стен темнели и поблескивали лужи, капало с крыш. Теплый мартовский ветер налетал из-за угла.
Друзья, не торгуясь, сняли у грустной вдовы комнату с панорамой на Химкинское водохранилице.
- А пес по ночам не будет лаять? - спросила хозяйка.
Серый от унижения чуть не выругался. Джон Смит вовремя наступил ему на лапу.
- Не будет, - заверил разведчик, - он воспитанный.
- Умные глаза у вашей собачки, - произнесла вдова, - как будто хочет что-то сказать, но не может.
Комната была светлой и просторной. Над столом висела пожелтевшая фотография мужчины в солдатской гимнастерке и в очках. Хозяйка унесла ее с собой.
Джон Смит сунул браунинг под подушку, расстелил в углу для волка старое пальто.
- Вот мы и устроились, - сказал он.
- А когда идем на дело? - поинтересовался тамбовский волк.
- Главная наша задача - освоиться в Москве. Дальнейшие указания поступят вскоре,
- Может, покусать кого из членов правительства?
- Категорически запрещаю!-Джон Смит хлопнул по столу ладонью.-Ты провалишь нас обоих. Никакой спешки. Терпение и мужество - вот основные добродетели разведчика.
- Тогда хоть слово какое нацарапаем на заборе?
- Я сказал-нет.
- Может, намусорим где? - не унимался волк.
- Ни в коем случае, - сказал разведчик, принимая официальный тон, - вы поняли меня, капрал?!
- Да.
- Вы хотели сказать: "Да, сэр".
- Да, сэр, - пробормотал тамбовский волк и негромко добавил: - "Анархия мать порядка!"
Каждое утро Джон Смит гулял со своим другом на пустыре, огибая напластования бетонных секций, полусгнившие доски, ржавые фрагменты арматуры, шагая среди битых стекол, окаменевших и непарных башмаков, консервных банок, мерцавших из-подо льда, как рыбы, потом он отводил тамбовского волка домой, сбегал по лестнице вниз, хлопала дверь за его спиной, и оказывался на тронутых неуверенными мартовскими лучами улицах древней столицы.
Он заходил в булочные и пивные, часами сидел без нужды в приемной исполкома, томился в очереди за говяжьими сардельками, оглашал пронзительными криками своды зала в Лужниках, присматривался к незнакомой державе. Он покупал лотерейные билеты, ездил в метро, смотрел, как работают водолазы, переводил старушек через улицу, листал "Неделю", замирал перед картинами в Третьяковской галерее, разнимал мальчишек в городском саду, кормил воробьев и, распахнув пальто, глядел на солнце.
Наступил апрель. Сверкающая ледяная бахрома увенчала карнизы, роскошью напоминая орган протестантского собора в Манхэттене.
Как-то раз Джон Смит заметил объявление, листок из школьной тетрадки, приклеенный к водосточной трубе. На нем расплывшимися буквами было написано:
"Химчистке No 7 требуется механик".
Это мне подходит, решил Джон Смит, именно то, что мне надо. Скромный маленький труженик химчистки ни у кого не вызовет подозрений.
Через пять минут он сидел в кабинете заведующего. Над столом висел портрет Дмитрия Ивановича Менделеева. Рядом белели графики и прейскуранты. На дверях болталась табличка - "Не курить!". Трусливая рука перечеркнула "НЕ" дрожащей линией.
"Оппозиция не дремлет", - подметил Джон Смит.
- Я прочитал ваше объявление, - сказал разведчик.
- Механик вот так необходим, - сказал заведующий, - был у нас отличный механик, сгорел на работе. В буквальном смысле. Пошел он к тестю на именины. Семь дней потом на работу не выходил. На восьмой день явился, заказал в буфете горячий шницель, только откусил и сразу вспыхнул, как бенгальская свеча...
- Я хотел предложить свои услуги, - молвил Смит.
- Документы позвольте взглянуть. Разведчик вынул из кармана фальшивые новенькие дивные бумаги.
- Оформляйтесь, - произнес заведующий.
С тех пор каждое утро разведчик сворачивал в задохнувшийся среди каменных глыб переулок, надолго исчезал в машинном отделении химчистки, где вибрировала центрифуга, краска летела с потолка и нестерпимо пахло вареными ботами.
Джон Смит зачищал клапана, следил за уровнем воды в баллонах, менял индикаторные трубки, чутко вслушиваясь в неровный пульс машин.
Как-то раз он задержался, меняя изоляцию, а когда вышел из-за прилавка, направляясь к дверям, то увидел Надю, которая стояла перед зеркалом и нахмурившись себя разглядывала.
Они пошли рядом, окунулись в солнечный и мокрый день апреля, а у них за спиной ночная вахтерша тетя Люба тотчас же с грохотом перегородила дверь железной балкой и навесила замки.
- Ну и ветер, - произнес Джон Смит, - как бы вас не унесло. В такую погоду надо обязательно взять под руку толстяка вроде меня.
- Вы не толстый, - сказала Надя, - вы самостоятельный.
