Юрий Самарин - Тринадцатый ученик
- Так то ангел, Паша, теперь. К ангельскому сонму сопричтен и в веселии духа славит Бога...
До рассвета, распростившись с братией и пастырем-воином, странник Паша отправился в обратный путь. На автобусной остановке клубился народ: ехали в райцентр торговать и по всяким другим нуждишкам - в больницу, в собес. В разболтанном "газике", однако, отыскалось место у окошка, и он всю дорогу наблюдал, как медленно и властно встает солнце, пробуждая поля, леса и селения.
В Тёшино купил билет на местный поезд и под знакомые хриплые уголовные мотивы минут сорок ходил туда-сюда по платформе, глядел, как патриархально устроена жизнь: прошествовал в трико и фуражке начальник станции, бежит кассирша, хлопая себя сумкой по круглому боку, какая-то бабуся привязала козу ("красавицу и любимицу") прямо на газоне, под окном начальника, и начинается нескончаемый диалог, в котором борются инструкция и не упускающая своей выгоды здравая крестьянская сметка. А Паше - так радостно, и он ступает аккуратно, но в то же время - вольно, дабы не расплескать эту радость в себе, и уверенный: расплескать невозможно. Солнце стоит прямо над сходящимися вдали железнодорожными путями, и они ослепительно, но мирно блещут.
Подкатил поезд. В полупустом вагоне с запыленными стеклами он томился, однако - радостно, освобожденно. И радость эту уже можно было сформулировать словами: он возвращается к Насте, он любит ее, и начинается их новая, общая жизнь.
Соскочил Паша на переезде. Так захотелось чуть-чуть продлить минуту возвращения, и он, вдыхая смоляной запах шпал, пошел по скрипучему гравию вдоль железнодорожных путей, затем свернул на тропу, огибающую кладбище. Уже завиднелись впереди первые строения Любавино, а вон торчит двухэтажный разграбленный барак у колодца.
Из кладбищенской калитки появились женщина и девочка, обе в черном, держась за руки. Это были Виктория Федоровна и Ника.
Поздоровались скупо, сухо, и Виктория Федоровна сурово сказала:
- Третий день. Жанна отмучилась.
Не ожидая ответа, обогнав его, они пошли по тропе.
Паша остолбенел. Все рухнуло! Но тут Виктория Федоровна обернулась и милосердно добавила:
- Перед концом она успокоилась. И мне даже помстилось, что она узнает нас. Узнает и прощается. Как будто ее отпустило...
Паша рванулся в порыве - рассказать о службе в монастыре, об отце Владимире, но они уже уходили - бабушка и внучка, крепкая, рослая девочка, дочка безумной, одержимой... Нет! Рабы Божией Жанны, страдалицы...
Он замедлил шаги. Небо, незаметно, исподволь затянувшееся тучками, напомнило о себе: застучали по бетонным плитам центральной улицы капли, вмиг ударил дружный летний дождь и встал прозрачной подвижной стеной.
Нырнув в лопухи, Паша обежал колодец, укрылся в бараке. Мимолетный дождь, освежив сады и огороды, перестал. Вышло солнце, радостно, радужно отразившись в каплях и лужах. И - о чудо! - мир засиял, преображенный.
Из ветхих убежищ потянулись к колодцу (дождик едва брызнул) деревенские жители, приветствуя слегка вымокшего Пашу.
- Обливание, брат, - похохатывал Бармалей.
Юрка с Вовкой, тихо пререкаясь, звенели ведрами. Из-за забора подала голос Мурманчиха. Юродивый Сашок, помахивая прутиком-удочкой, возвещал традиционное:
- Ись! Ись! - расплываясь блаженной, доверчивой улыбкой.
- Лопать давай! - дружелюбно откомментировал Бармалей.
"Неужели просил я об этом - жить вот так, как он, вовсе лишившись разума, бормоча бессмысленные слова?"
- Ись! Ись! - сказал Сашок и пошел по дороге, выписывая среди луж траекторию своего бесцельного жизненного пути.
"Вовсе он не есть просит!" - озаренно постиг вдруг Паша. Помахивая прутиком-удочкой, твердит Сашок занесенную ему свыше в голову мудрость, недоступную ученым мужам, но открытую младенцам. "Ловись! Ловись!" повторяет он всем встречным и взмахивает удочкой посреди жизненного моря, обращаясь к человеческой душе. Ибо единственный Праведный возвестил ученикам своим: "Идите со Мной и станете ловцами человеков". И с тех пор все забрасываются сети, спасая погибших.
Тут калитка тети-нюриной усадьбы распахнулась, и означилось явление любви - девушки в красном платье. Все стихли, а Паша бросился ей навстречу, и, молча, они обнялись, дабы не разлучаться. И прошлое, настоящее и будущее сошлись наконец в одном запредельном мгновении.
А каждая капля на каждом свежем зеленом листе победно, утвердительно, семицветно горела, свидетельствуя и напоминая о Завете, заключенном в вечности Богом с человеками. И одно это надежно удерживает мир, потому что Бог не предаст!..
