Вадим Назаров - Круги на воде
Емораил, златокрылый грифон, служивший в свите Архангела Смерти;
Игнуил, имеющий власть над земным пламенем и носящий его вместо ризы;
Электрил, брат его, служитель пламени небесного, явившийся в залу в образе молнии;
Агиазил, Ангел Средиземного моря, в мраморных волосах которого располагались келии раков-отшельников;
И еще триста пятьдесят три ангела, среди которых Теофил, проснувшись, обнаружил себя.
Ангелы постных дней были в черном, дней скоромных - в сером, воскресные в желтом, праздничные - в белом. Один, удостоенный в этом году особой Благодати символизировать Пасху, носил красное, а другой, именем Мельхиориил, был в честь Рождества всегда в синем. Молитвы этого Ангела столь сильны и красивы, что от его дыхания окна в домах покрываются узорчатой горней вязью.
Вестники говорили негромко, каждый в свою очередь, и Теофил не понимал многих слов, что сверкали в их совершенных речах. Одни изъяснялись притчами, другие - на тайных языках, третьи - просто молчали.
Теофил, когда дело дошло до него, встал, представился и прочел сонет собственного сочинения про осень, дождь и картофельное поле. Джабраил одобрительно улыбнулся, Теофил сел, разговор продолжил Стратиил, птичий Ангел голос которого напоминал крик петуха.
Позже Теофил узнал, что на голубином языке стратиилово кокиереку означает: Господи, яви миру свет!
Ангелы встречались каждый день, кроме Субботы и Воскресенья. Иеремиил призывал праздновать еще и Среду, в память о Дне, когда были сотворены Силы Небесные, но его предложение было отклонено. На собраниях они пели молитвы, каждый на своем языке, внимательно следили, чтобы все строки укладывались в первоначальный размер. Составляли акафисты, писали иконы тех Святых и Бесплотных, которых знали в лицо, иногда просто беседовали о чем-нибудь интересном для всех. Например, о природе света.
Мало-помалу Теофил вошел в их общество, но почему-то все чаще стал вспоминать свои леса, ярмарки и пребывающие в старинной вражде реки Темзу и Кэм.
Из окна своей башни Теофил часами наблюдал за играми Ангелид. Беспечные девочки чертили на песке схему мироздания и прыгали по ней на одной ноге, толкая перед собой битку - символ судьбы.
У них были короткие имена, словно от прежних им оставили половину: Дайва, Раса, Вейга, Лика.
Сердце Ангела переполняло умиление, он восхищался благородством Гуриила, который собрал Ангелид со всех папертей Европы и базаров Азии, и приютил в своем Городе, где они из битых жизнью женщин, проклинающих свое бессмертие, снова превратились в детей.
Все девочки были сиротами. Матери их умерли в самом начале истории, а отцы - не смели к ним приближаться, да и не имели на это времени, потому что всегда были заняты делом. Они держали за холку ошалевшийся Ад, выслеживали и жгли еретиков и отводили от древних монастырей бомбы, выпивая взрывы в воздухе, как кислое вино.
От земных женщин у Ангелов почему-то рождались только дочери, которые в свой черед не давали потомства, хотя у иных бывало по сорок мужей. Ангелиды могли понести только от Ангелов, но подобный брак считался греховным кровосмешением.
Дочери Вестников напомнили Теофилу об учениках, он даже пытался вернуться во сне в Кэмбридж, но наткнулся на городскую стену, выходить за которую не позволялось ни во сне, ни наяву. Сновидение - считал Комендант - это распахнутые врата, сквозь которые проникает враг. Теофил сделался рассеян и печален, отвечал невпопад и злоупотреблял глагольными рифмами.
Однажды, когда в Академии слушался вопрос о различиях в крестном знамении у восточных и западных христиан, в залу явился гуриилов келарь, извинился перед высоким собранием и сообщил, что Владыка просит Ангела Англиканской церкви срочно пожаловать к себе.
На сей раз Архангел принял его в трапезной. Гуриил предложил посетителю вина и манны, хлеба ангельского, они молча ели и слушали житие Марии Египетской, которое монотонно вычитывал псаломщик.
Видишь, - сказал, наконец, Гуриил, - бедной женщине потребовалось cемнадцать лет, чтобы отвадить беса, а разве Ангелов искушают не большие, чем людей?
Теофил молчал. Очертания его размылись, и все внимание обратилось на меандр, что бежал по кромке скатерти.
В глазах Гуриила мелькнула улыбка, и он продолжил:
Оба твои акафиста одобрены и отныне будут исполняться, у тебя хороший слух и чистые глаза. Беда твоя в том, что ты еще мальчик. Некоторые взрослеют медленнее прочих, а тебе и семь тысяч лет - не срок. Не работа гнетет тебя, и не по дому грустишь ты. Тоска выдает неокрепшую, а значит, тонкую душу. Ты плачешь, когда все еще живы, и слишком далеко смотришь в туман своей судьбы.
Все в мышце Господней, и составители вечного календаря устыдились, когда Бог остановил Солнце на небесах в день битвы Иисуса Навина при Гаваоне. Мы же с тобой - не песчинки ли на ветру, и нам ли гадать, куда Он нас понесет.
Следуй за ветром, - сказал Гуриил, - ходи по путям его, и душа твоя закалится. Но помни, что и с Ангелов спросится, когда придет День гнева Его.
Теофил сидел, закрыв лицо руками.
Мне велено передать, - сказал Гуриил, чуть помедлив, - что тебе отпущен особый дар - свобода. Отныне ты будешь сам выбирать себе подвиг.
Это отлучение? - прохрипел Теофил.
Это дар, - отвечал Архангел, - многие в Девятом чине мечтали о нем и каялись на исповеди в своей мечте.
Я прошу благословения оставить Город и вернуться к прежним трудам, сказал младший Ангел.
Гуриил благословил его и дал руку для поцелуя. У старика были длинные красивые пальцы. Теофил заплакал.
Его прощание с Городом было коротким. Он только и успел что поцеловать Расу в лоб да воткнул любимое перо в дверь джабраиловой башни. Стражники проводили его до околицы, дальше он пошел один.
Ночью из корпуса ангелид было видно, как на горизонте, словно сигнальный фонарь на мачте, маячит его красный нимб.
На теофилово место был призван Кириил, гений из горного сербского монастыря, который придумал начертания недостающих букв для славянской азбуки.
Теофил до сих пор служит в Кэмбридже, он выпустил под псевдонимами несколько книг в университетском издательстве. Иногда он является во сне нерадивым студентам и побуждает их к прилежанию. А сам Ангел спит и видит Белый Город, где умная девочка Раса, дочь Риммы и Самариила, случается, вспоминает о нем. Теофил обходит Город по кругу, но не смеет приблизиться, памятуя, что сны - суть трение души о плоть, а у Ангелов - нет плоти и, следовательно, не бывает снов.
12. ТЕНИ ЕДЕМА
Я стоял на коленях над бездыханным и невесомым телом своего Ангела и читал молитвы с его пояса, потому что других не помнил.
В самом дальнем углу Ада я остался один.
Лучше бы мне не родиться, и счастливей меня оказалась та девочка-выкидыш, которую мама потеряла в семьдесят шестом.
Я упал на грудь Руахила - и нет, не заплакал - завыл, и пещерные гады забились в норы, опаленные этим криком, потому что печаль моя была неподдельной.
Пусть бы я до конца струсил там, наверху, и Ангел мой был бы теперь жив.
Я бил Руахила по ланитам, припадал ухом к устам, и вдруг заметил, что изо рта его все еще торчит ледяная игла. Я осторожно схватил ее за ушко зубами, медленно вытянул и проглотил.
Игла со звоном упала в желудок и там лопнула по числу моих грехов на семьдесят семь осколков, которые превратятся в воду и газ.
Так, утолив жажду, вызванную слезами, я продолжал рыдать и не замечал, что теперь уже я лежу на полу пещеры, а Руахил сидит надо мной на корточках и гладит холодной рукой по голове.
Невольные грехи подкатились к моим глазам, и забытые - всплыли в памяти. От осознания собственной мерзости мне хотелось плакать сильнее, но сильнее уже не получалось. Я стал задыхаться, и тогда сознание милосердно меня оставило. Я помню, тело сильно тряхнуло, словно кто-то вырвался из него, и я упал в бездонный ледяной омут, во мрак, в обморок.
На коленях, блудным сыном, стоял я, обнимая своего Ангела, и орнамент на его кирасе больно врезался мне в щеку. Руахил был бледен, как человек, и перья с его крыльев осыпались, словно листья осенней ночью, обнажая белую кожу. Но это был он, и он был жив.
Нельзя с головой уйти в Смерть и не потерять ни одного волоса, - сказал Руахил, - но мы, похоже, ударились о самое дно. Хлебнули лишнего. По-моему, теперь я знаю, где Каин берет свои иглы.
Слава Богу, ты жив, - сказал я.
Аминь, - сказал Руахил и, помолчав, добавил: - Надо уходить, скоро они придут. Ангельский дух им ненавистен не меньше русского.
Мы обнялись как братья и пошли прочь, пошатываясь и тяжело вздыхая. Ангел понюхал ветер, подобно волку. Мы свернули в тесный боковой отнорок и оказались в полной темноте, потому что сил держать нимб у Руахила не было.
Мы брели, мне показалось, на запах, которого я до времени не ощущал. Но через час пути и мне явился резкий и пьяный дух сырой нефти. Тоннель резко пошел вниз, я поскользнулся, упал и покатился по скользкому полу, а когда поднялся - ощутил над головой гулкую пустоту. Мы оказались внутри выработанного нефтяного горизонта.
