Николай Гумилев - Том 2. Драматургия. Проза

Дитя!

Ужели бы я так могла любить,
Когда б тебя я не любила нежно?
Ты ласков вновь со мной; забудем, хочешь,
Раздоры; ревность, будем жить для счастья
И нашего, и всей державы нашей,
Таинственно дарованной нам Богом.
Дай мне твой перстень, тот, которым можно
И отдавать повсюду приказанья,
И отменять их именем твоим.
Дай мне его залогом примиренья,
Как ты уж мне его давал когда-то
Любви залогом, и я буду верить,
Что я действительно твоя подруга.

Я знаю всё, я рук твоих касаюсь,
И кровь, что греет их, мне шепчет тайны,
На грудь твою прилягу, и биенье
Мне сердца твоего, как речь, понятно.
Я знаю, что отравлена туника,
Туника Трапезондского царя,
Но не сужу тебя, а покоряюсь.
По мне, убей святого Патриарха
И манихейское восславь нечестье,
Я за тобой пойду повсюду, если
Я буду знать, что я близка тебе.

Дитя, дитя.

И уходи теперь.
В моей душе сейчас такое счастье,
Что я должна молиться.

Я с тобою
Охотно тоже помолюсь.

Ну, нет!
Ко мне придет игуменья святая,
И ей с мужчинами нельзя встречаться.

Да вот она. Скорее уходи.

О, госпожа, мне передал твой мальчик,
Что ожидаешь ты меня, и я
Явился, но старик безумный этот
Меня пытался заключить в оковы.
Я воина убил и вот я здесь…
Весь этот город полон вероломства…

Императрица, Кесарь приказал,
И я исполнить должен; умоляю,
Войди к себе, чтобы твоим глазам
Не оскорбиться зрелищем насилья.

Постой!

Скажи, ты что-нибудь решил?

Решил я с жизнью лишь продать свободу.

Царь Трапезондский настоял в совете,
Чтоб ты был взят немедленно под стражу.

Царь Трапезондский! Я его убью.

Убьешь? Но здесь не южная пустыня,
И наконец тебя сильнее он.

Ну, что же, госпожа, сама ты видишь,
Что этот зверь опасен на свободе.
Молю тебя, позволь мне взять его.

Постой еще мгновенье!

Разве кровью
Смываются подобные обиды?

А чем они смываются еще?

Прости, я должен взять его.

Вот перстень.
Ты знаешь, что обозначает он.
Араб не будет заключен в оковы,
Противны мне насилие и злоба,
Я исцелю евангельскою правдой
Его грехом взволнованную душу.
Оставь же нас теперь,

Я повинуюсь.

Теперь ты веришь, что во мне найдешь
Надежную заступницу?

Я верю,
Что льву всегда сопутствует гиена.

Ты волен оскорблять меня, с арабом
Мне не к чему хранить величье сана.

Веди меня, учи меня, я твой.

О чем ты говоришь со мной?

Зое?
Я до сих пор забыть ее не мог,
О ней я вспоминаю неустанно,
Так маленький, так красный огонек
Лизнет, исчезнет, а на теле рана.

Не понял ты, что я с тобой шутила,
Не обольщают кесареву дочь.

Так я один найду свою дорогу.
Прощай?

Постой, куда ты, так нельзя!
Ведь глупостей наделаешь ты столько,
Что не поправить их и во сто лет.
Но всё ж мне нравится твоя горячность,
Арабская, бунтующая кровь.
Когда б я не была императрицей,
То я б тебя наверно полюбила.

Прощай, к чему слова пустые эти?

А вот к чему: быть может, надлежит
Преступные намеренья оставить
И Зою пощадить. Она невеста
И любит Трапезондского царя.

Царевна любит?

Кажется, они
Уже близки. Она, по крайней мере,
Твои слова поведала ему,
Как хвастал ты, как унижался после,
И он сердился, а она смеялась.

Хитришь, императрица, ясно вижу,
Что ты хитрить. Обманывай других,
Детей и стариков, в тебя влюбленных,
Сановников лукаво-раболепных,
Но не меня, бродягу из пустыни,
Который верит только облакам,
Да самому себе, да спетой песне.
Ты хочешь страсть мою разжечь? Напрасно!
Она и так горит лесным пожаром,
И я теперь, как тетива у лука,
Натянутая мощною рукой.
Я раз переменил мое решенье
И не могу в другой переменить.

Ты нравишься мне, право, я с тобою
Могу не прятаться и не лукавить.
Твоя душа черней беззвездной ночи,
Любовникам и ведьмам дорогой…
Что, если бы тебя я полюбила?

Предай мне Зою.

Правда. Надо мстить
Обоим нам, и я императрица.
Пока уйди и стань за этой дверью,
Сейчас войдет сюда царевна Зоя,
Я с нею буду говорить, как мать
Журить ее, и ты войдешь, когда
Увидишь, что ее я покидаю.

Ты, Зоя?

Да, императрица.

Как —
И ты?

Да, я. Ты, кажется, смутилась?

Я тронута.

Не время для насмешек.
Теперь я всюду чувствую опасность
Не для себя, а для царевны Зои,
Ее не кину я ни на минуту
И даже ночью стану я с мечом
Перед дверьми в ее опочивальню.

И ты на это согласилась?

Да.

Какую нее ты чувствуешь опасность?

Везде опасность чистым там, где ты.

Ты позабыл, что я императрица.

Я ничего не позабыл, я знаю,
Что там, где ты — измена и насилье,
Удары потаенные кинжалом
И яд, и раскаленное железо,
Которым выжигаются глаза.
Араб еще не заключен под стражу?