Владимир Лидин - Друзья мои - книги (Заметки книголюба)
Все было установлено десятилетиями в этой комнате Правления Московского Художественного театра: и ее тишина, и зеленая суконная скатерть на огромном столе, и стаканы с красноватым чаем отменной крепости, и сам любезнейший, строго подтянутый Владимир Иванович, при котором громко не заговоришь и лишнего слова не скажешь. В большой, конторского образца книге велись протоколы; к сожалению, книга эта бесследно исчезла: ее нет в Музее Художественного театра, и не осталось почти ни единого следа деятельности этого писательского объединения, следом за которым уже в 1918 году, после Октябрьской революции, возник Московский профессиональный союз писателей.
(104) Но все же один след существования этого клуба остался в виде книги под названием "Ветвь". Весной 1917 года, когда из тюрем были выпущены политические заключенные царской России, писатели решили выпустить сборник, с тем чтобы весь чистый доход от него пошел в пользу освобожденных. Мало кто помнит и знает этот сборник, выпущенный в самый разгар событий, шумных и тревожных, (105) вдобавок сборник хаотический по своему составу, и лишь то, что на его титуле значится "Сборник клуба московских писателей", делает его не только некоторой вехой в истории писательских объединений, но по нему можно судить, как в дальнейшем резко разошлись пути многих писателей.
На титульном листе моего экземпляра есть надписи почти всех участников сборника - от Вл. И. Немировича-Данченко и Алексея Толстого до поэтов Вячеслава Иванова и Владислава Ходасевича, от историков литературы М. Гершензона и В. Каллаша до философа Льва Шестова. Этот разнобой имен не только чуждых, но впоследствии и враждебных друг другу писателей отразился и в их записях на книге: "Мир на земле! На святой Руси воля! Каждому доля на ниве родной!" - написал поэт-символист Вячеслав Иванов. "Только бы любить - все будет хорошо. Друзья, друзья мои",- написал Алексей Толстой. "Мир земле, вечерней и грешной!" - перефразировал двустишие Иванова Владислав Ходасевич.
Время все поставило на свои места: некоторые из участников этого сборника закономерно оказались в эмиграции; некоторые не поняли революции и остались на правом фланге, обездолив сами себя; но большинство с открытой душой стали деятелями советской литературы. Редчайший ныне сборник "Ветвь" примечателен в этом смысле, и как бы ни было случайным и противоречивым его содержание, он все-таки остался своего рода памяткой о днях, когда только возникала молодая советская литература.
(106)
"САПОГИ КАРЛА МАРКСА"
В доме московского адвоката Сергея Георгиевича Кара-Мурзы к литературе относились с благоговением. Все, связанное с писателями, было в этом доме овеяно поэтической дымкой.
В прихожей огромной квартиры в доме страхового общества "Россия" на Сретенском бульваре в Москве посетителя встречал невысокий, милейший по своим душевным качествам хозяин. С мальчишески-румяными блестящими щеками, с живыми умными глазами на круглом лице, весь как-то уютно сбитый, Сергей Георгиевич умел создавать высокое литературное настроение на своих "вторниках". "Вторники" Кара-Мурзы были в годы, предшествовавшие революции, популярны в литературной Москве. Они следовали традициям московских литературных салонов, даже своим названием повторяя знаменитые "вторники" поэтессы прошлого века Каролины Павловой, о которых осталось немало воспоминаний.
"Вторники" Кара-Мурзы были, конечно, скромные и ни на какие литературные аналогии не претендовали. Это было просто чтение писателями своих произведений за большим чайным столом, и почти все новое, возникавшее в литературе, не миновало этих "вторников"; тот или другой молодой писатель появлялся в очередном порядке у Кара-Мурзы и уходил обычно от него обласканным. Сам Сергей Георгиевич был тоже литератором: он был историком театра и историком литературной Москвы, написал множество статей об актерах и театральных постановках и издал в 1924 году книгу "Малый театр" с подзаголовком "Очерки и впечатления".
Но Сергей Георгиевич был еще и собирателем, при этом собирателем неутомимым и влюбленным в предмет своего (107) коллекционерства: он собирал афиши и программы литературных вечеров, вырезки о писателях и чем-либо необычные по своему содержанию книги, связанные с тем или другим литературным или общественным событием.
В одну из годовщин со дня смерти С. Г. Кара-Мурзы его сын захотел в память об отце сделать мне подарок. Он принес мне редчайшую книжку, о которой дотоле я и слыхом не слыхал; не слыхали о ней и другие собиратели.
Книжка называется "Сапоги Карла Маркса". Издана она в 1899 году в С.-Петербурге, автором ее значится некто А. Трнка, и на задней ее обложке напечатано: "Продается во всех книжных магазинах за исключением "Новаго Времени". Книжка эта является памфлетом на "легальный марксизм", представителями которого были П. Б. Струве, М. И. Туган-Барановский и другие.
На одно из собраний представителей "легального марксизма" кто-то таинственно приносит сапоги, заявив при этом, что они принадлежали Марксу. "Марксисты", понюхав их, подтвердили, что это действительно сапоги Маркса. Те, кому поочередно передают сапоги на хранение, стараются поскорее избавиться от опасной улики, пока один из участников не объявляет, что сапоги принадлежат ему. Иначе говоря, речь идет о тех, кто только понюхал марксизм и с важностью воображает себя марксистом.
В номере пятом за 1899 год журнал "Русское богатство" поместил уничтожающую рецензию на эту книгу, но следует вспомнить, что у народнического "Русского богатства" были свои счеты со всеми видами марксизма.
Неутомимый следопыт А. В. Храбровицкий нашел в книге, посвященной революционной истории Горного института, сведения об авторе книжки "Сапоги Карла Маркса", студенте Горного института, чехе по национальности.
Александр Осипович Трнка, считавшийся в институте одним из лучших знатоков "Капитала" Карла Маркса, всегда нападал на "пижонов-белоподкладочников", которые вначале изучали Маркса, а к моменту окончания института отрезвлялись: "Неужели мне казалось, что капиталисты действительно грабят рабочих?"
Книжка вызвала горячие нападки на автора со стороны молодежи, но он твердо стоял на своем, доказывая, что марксизму не нужны "душки-марксисты", обличительную характеристику которых он дал в другой своей книжке- "Записки пижона".
(109) Трнка умер в 1901 году, несомненно не раскрыв всех своих литературных возможностей.
Эту редчайшую книжку С. Г. Кара-Мурза хранил, видимо, особо, хранил он и подарил мне в свое время как образец нравов деятелей так называемой "желтой прессы" книжку журналиста С. Васюкова "Скорпионы" (1901). С. Г. Кара-Мурза всегда близко принимал к сердцу чистоту литературных нравов и горько сетовал, когда чистота эта нарушалась. За добрых полвека Сергей Георгиевич хорошо познал характер деятелей прессы, сам печатался (как-то он принес мне визитную карточку театрального критика H. E. Эфроса, который в качестве заведующего театральным отделом в газете "Новости дня" просил Чехова принять молодого журналиста С. Кара-Мурзу). Книжка Васюкова разоблачала приемы продажных издателей и журналистов, и Кара-Мурза ценил эту ее разоблачительную часть.
"Здравствуйте, "скорпионы"! Вы верно забыли, что я вас потревожил немного, забыли обо мне! Но я жив и вас отлично помню... Я помню каждую из ваших физиономий, особенности каждого скорпиона и его привычки",-писал Васюков.
- Книжка не ахти какая,- сказал С. Г. Кара-Мурза,- но она хранит в себе все-таки следы эпохи... Ведь поминают же подлеца Булгарина, когда хотят дать представление о пушкинском времени.
ОТ ПОТОМКОВ ШЕВЧЕНКО
Захар Устинович Докторов - ныне старший научный сотрудник Белорусской Академии наук - во время войны был военным корреспондентом газеты 2-го Украинского фронта "Суворовский натиск".
(110) Шла война, и будущий ученый пока выхаживал по дорогам Украины, добираясь до того или иного пункта на попутных машинах; в редакцию он возвращался или измазанный грязью с головы до ног, или настолько пропыленный, что не меньше суток все встречавшиеся с ним чихали. Докторов всегда возвращался с какими-нибудь трофеями, которые тут же раздавал. Однажды он вернулся с одним трофеем, который хотел подарить мне, но я из скромности отказался и теперь глубоко сожалею об этом.
В феврале 1944 года несколько немецких дивизий попало в так называемое корсунь-шевченковское кольцо. Судьба этих дивизий известна: они были окружены, уничтожены, а часть оставшихся войск захвачена в плен. На 2-м Украинском фронте был по этому поводу праздник в тех пределах, в каких это возможно было в суровую и тяжелую пору войны.
В один из февральских дней в редакцию вернулся из командировки 3. У. Докторов. Он был не просто залеплен грязью проселочных раскисших дорог, а в футляре из грязи; по лицо у него было счастливое.
