Аркадий Гайдар - Военная тайна
Лагерный тир был расположен у берега, как раз по пути, пониже шоссейной дороги. Сергей завернул к тиру.
Только что окончился послеобеденный отдых, и поэтому ребят в тире было немного - человек восемь. Среди них были Владик и Иоська.
Сергей стоял поодаль, наблюдая за Владиком. Когда Владик подходил к барьеру, лицо его чуть бледнело, серые глаза щурились, а когда он посылал пулю, губы вздрагивали и сжимались, как будто он бил не по мишени, а по скрытому за ней врагу.
Стреляли из мелкокалиберки на пятьдесят метров.
- Тридцать пять, - откладывая винтовку и оборачиваясь к Иоське, спокойно сказал Владик. - Бьюсь обо что хочешь, что тебе не взять и тридцати.
- Тридцать выбью, - поколебавшись, решил Иоська.
- Ого! Ну, попробуй!
Иоська виновато взглянул на товарищей и взял винтовку. Приготавливался он к выстрелу дольше, целился медленней, и, перезаряжая после выстрела, он глотал слюну, точно у него пересыхало горло.
И все-таки тридцать очков он выбил.
В это время к Сергею подошел Дягилев.
- Дурная голова! - с досадой сказал он, постукивая себя пальцем по лбу. - Сам-то я поехал, а наряд в конторке позабыл. Подпишите новый, Сергей Алексеевич. А вернемся - я тогда прежний порву.
- Сорок выбью, - уверенно заявил Владик и легко взял из рук покрасневшего Иоськи винтовку. - Меньше сорока не будет, - твердо заявил он, чувствуя, как ладно и послушно легла винтовка к плечу.
- Сорок мне не выбить, - сознался Иоська. - У меня после третьего выстрела рука устает.
- А ты не целься по часу, - посоветовал Владик. И, вскинув приклад, он с первой же пули положил десять.
Ребята насторожились и заулыбались.
- А ты не целься по часу, - повторил Владик и снова выбил десять.
На третьем выстреле, перезаряжая винтовку, торжествующий Владик мельком оглянулся на Сергея.
Тут как будто бы кто-то его дернул. Он как-то неловко, не по-своему вскинул, не вовремя нажал, и четвертая пуля со свистом ударила совсем за мишень.
- Сорвал! Что ты? Что ты? - зашептались и задвигались ребята.
Владик торопливо перезарядил. Целился он теперь долго. Пальцы дрожали, и мушка прыгала.
- Ну, двойка! - разочарованно крикнул кто-то, когда он выстрелил.
Владик оттолкнул винтовку и, ничего не говоря, пошел прочь.
Сергею стало жалко растерявшегося Владика.
- Не сердись, - успокоил он, задерживая его руку. - Ты хорошо стреляешь. Только не надо было оборачиваться.
- Нет, - сердито ответил Владик. - Это совсем не то.
Несколько шагов вдоль берега они прошли молча. Владик тяжело дышал.
- Я знаю, - сказал он останавливаясь, - это вы за меня заступились перед Наткой. Вы не спорьте, я хорошо знаю.
- Я не спорю, но я не заступался. Я только рассказал ей то, что передал мне Алька. А ему я, Владик, очень крепко верю.
- И я тоже. - Владик облизал пересохшие губы. И, не зная, как начать, он отшвырнул ногою попавшийся камешек. - Это кто к вам сейчас подходил?
- Сейчас? Это старший десятник. А что, Владик?
Владик запнулся.
- А если он десятник, то зачем он ружья прячет? Зачем? Из-за него мы с Толькой нечаянно чуть вас не убили. Из-за него Толька свихнул себе руку. Из-за него я сейчас промахнулся. У меня три патрона - тридцать очков. Вдруг вижу... Что? Кто это? Откуда? Конечно, раз сорвал... сорвал два, а если бы сразу обернулся, то и все пять сорвал бы. Разве я его тут ожидал?
- Постой, постой, да ты не кричи! - остановил Владика Сергей. - Кто меня убил? Какое ружье? Кто прячет? Поди сюда, сядь.
Они сели на камень.
- Помните, вы верхом ехали и двум мальчишкам записку к начальнику лагеря дали?
- Ну?
- Это мы с Толькой были. На башню, дураки лазили... Помните, вы однажды шли, вдруг около вас бабахнуло. Вы окликнули да по кустам из нагана...
- Я не по кустам, я в воздух.
- Все равно. Это мы с Толькой бабахнули. Это он нечаянно. А потом мы бросились бежать; тут он - под откос и расшибся.
- А ружье? Ружье где вы взяли?
- А ружье вот этот самый дядька в яму под башню спрятал. Мы там лазили и нечаянно натолкнулись.
- Какой дядька? Может быть, другой? Может быть, вовсе не этот? настойчиво переспрашивал Сергей.
- Этот самый. Мы с Толькой наверху рядом сидели. Тоже сунулся под руку, - с досадой добавил Владик. - Я обернулся, гляжу - он. Откуда, думаю? Может быть, за ружьем? Раз, раз - и сорвал.
- А ружье где?
- Там оно... где-нибудь в чаще, под обрывом, уже нехотя докончил Владик. - Если надо, так сходим, можно и найти.
- Владик, - торопливо попросил Сергей, увидав подъезжающего Дягилева. Ты беги в тир. Я сейчас тоже приду. А потом мы возьмем с собой Альку и пойдемте вместе гулять. Там заодно все посмотрим и поищем.
В этот же день к вечеру Сергей вызвал Шалимова и послал на третий участок за Дягилевым. Ободранная о камни, грязная двустволка стояла в углу. Ее нашли в колючках под обрывом.
На все расспросы Сергея Шалимов отмалчивался и твердил только одно: что аллах велик и, конечно, видит, что он, Шалимов, ни в чем не виноват.
Вошел Дягилев. Еще с порога он начал жаловаться, что шалимовская бригада совсем отбилась от рук и что куда-то затерялся ящик с метровыми гайками.
Но, наткнувшись на Шалимова, он сразу насторожился, сдвинул с табуретки молодого парнишку-рассыльного и сел напротив Сергея.
- Врешь, что тебя обворовали, - прямо сказал Сергей. - Ты сам вор. Документы бросил, а двустволку спрятал.
И, указывая на притихшего Шалимова, он спросил:
- А рабочих обкрадывали вместе? Скажите, сколько украли?
- Шесть тысяч шестьсот шестьдесят шесть, - быстро ответил нерастерявшийся Дягилев. - Что ты, Сергей Алексеевич? Или динамитом в голову контузило?
Но тут он разглядел стоявшую за спиной Сергея двустволку и злобно взглянул на молчавшего Шалимова:
- Ах, вот что! Святой Магомет, это ты что-нибудь напророчил?
- Я ничего не говорил, - испуганно забормотал Шалимов. - Я ничего не видал, ничего не слыхал и не знаю. Это бог все знает.
- Святая истина, - мрачно согласился Дягилев. - Ну, и что дальше?
- Документы у тебя свои или чужие? - спросил Сергей.
- Документ советский, за свои нынче строго. Да что ты ко мне пристал, Сергей Алексеевич? Вор украл, вор и бросил, а я-то тут при чем?
В эту минуту дверь стукнула, и Дягилев увидел на пороге незнакомого мальчика.
- Владик, - спросил мальчика Сергей, указывая на Дягилева, - этот человек ружье прятал?
Владик молча кивнул головой. Сергей обернулся к телефону.
Почуяв недоброе, Дягилев тоже встал и, отталкивая пытавшегося его задержать рассыльного, пошел к двери.
- Ты постой, вор! - вскрикнул побледневший Владик. - Здесь еще я стою.
- А ты что за орел-птица? - крикнул озадаченный Дягилев и нехотя сел, потому что Сергей бросил трубку телефона.
- Отпустите лучше, Сергей Алексеевич, - сказал Дягилев. - Стройка закончена. Плотина готова. Вы себе с миром в одну сторону, а я - в другую. Всем жрать надо.
- Всем надо, да не все воруют.
- Вам воровать не к чему. У вас и так все свое.
- А у вас?
- А у нас? Про нас разговор особый. Отпустите добром, вам же лучше будет.
- Мне лучше не надо. Мне и так хорошо... А ты, я смотрю, кулак. Но-но! Не балуй! - окрикнул Сергей, увидев, что Дягилев встал и подвинул к себе тяжелую табуретку.
- Был с кулаком, остался с кукишом, - огрызнулся Дягилев и безнадежно махнул рукой, увидев подъезжавших к окну двух верховых милиционеров.
- Лучше бы отпустили, себе только хуже сделаете, - как бы с сожалением повторил Дягилев и злобно дернул за рукав все еще что-то бормотавшего Шалимова. - Вставай, святой Магомет! Социализм строили... строили и надорвались. В рай домой поехали! А вон за окном и архангелы.
Через два дня, в полдень, торжественно открыли шлюзы, и потоки холодной воды хлынули с гор к лагерю.
Вечером по нижнему парковому пруду, куда направили всю первую, еще мутную воду, уже катались на лодках.
Наутро били фонтаны, сверкали светлые бассейны, из-под душей несся отчаянный визг. И суровый Гейка, которого уже несколько раз обрызгивали из окошек, щедро поливая запылившиеся газоны, совсем несердито бормотал:
- Ну, будет, будет вам! Вот сорву крапиву да через окно крапивой по голому. И скажи, что за баловная нация!
Где бы ни появлялся этот маленький темноглазый мальчуган - на лужайке ли среди беспечных октябрят, на поляне ли, где дико гонялись казаки и разбойники - отчаянные храбрецы, на волейбольной ли площадке, где азартно играли в мяч взрослые комсомольцы, - всюду ему были рады.
И если, бывало, кто-нибудь чужой, незнакомый толкнет его, или отстранит, или не пропустит пробраться на высокое место, откуда все видно, то такого человека всегда останавливали и мягко ему говорили:
- Что ты, одурел? Да ведь это наш Алька.
И потом вполголоса прибавляли еще что-то такое, от чего невнимательный, неловкий, но не злой человек смущался и виновато смотрел на этого веселого малыша.
С часу на час Сергей ожидал телеграммы. Но прошел день, прошел другой, а телеграммы все не было, и Сергей стал надеяться, что остаток отпуска они с Алькой проведут спокойно и весело.
