Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 26. Произведения 1885–1889 гг. Смерть Ивана Ильича
Страница черновой рукописи «Смерти Ивана Ильича».
(Размер подлинника).
*№ 4.
К главе II
Но тутъ вдругъ явилось что то такое новое, неожиданное, непріятное, тяжелое и неприличное, отъ чего никакъ нельзя было отдѣлаться и чему никакъ нельзя было придать характеръ легкой пріятности и приличія.
Оказалось, что жена была ревнива, скупа, безтолкова и что въ домашней жизни ничего не выходило, кромѣ89 тяжести и скуки. Придать жизни съ ней веселый, пріятный и приличный характеръ не было никакой возможности.
Это былъ первый ухабъ, въ который заѣхала катившаяся такъ ровно до тѣхъ поръ жизнь Ивана Ильича.90
*№ 5.
К главе III.
Послѣ семи лѣтъ службы въ одномъ городѣ91 Ив. Ил. получилъ предложеніе на мѣсто прокурора въ другомъ городѣ. И. И. принялъ.
Жена пробовала было противодѣйствовать ему, но тутъ Иванъ Ильичъ92 окрысился и такую страшную сцену сдѣлалъ женѣ, что она уже, увидавъ, что онъ въ этомъ отношеніи злѣе ея, покорилась ему, какъ онъ прежде покорялся ей.93
Они переѣхали. Денегъ было мало, и женѣ не понравилось то мѣсто, куда они переѣзжали.94 Но все таки переѣхали. Жалованья было хоть и больше прежняго, но жизнь была дороже. Климатъ былъ дурной, и умеръ ребенокъ, сынъ второй. Уже было трое дѣтей. Осталась старшая дѣвочка и мальчикъ неудачный – золотушный, слабый, нелюбимый.
Жена говорила, что Иванъ Ильичъ виноватъ во всемъ – и въ смерти ребенка, и говорила, что она въ отчаяніи.
Въ семьѣ была постоянная война. Большинство предметовъ разговора наводило на вопросы, по которымъ были воспоминанія ссоръ, и ссоры всякую минуту готовы были разгораться. Оставались только кое какіе островки, на которыхъ можно было кое какъ держаться не раздражаясь. Но всякую минуту оба были готовы соскочить въ море вражды, которое заливало его со всѣхъ сторонъ, и всякую минуту вспыхивали ссоры, отъ которыхъ оба супруга не могли удерживаться даже при прислугѣ и при дѣтяхъ. Одно спасеніе Ивана Ильича была служба, одно утѣшеніе – его важность. Только въ служебномъ мірѣ еще оставался у него тотъ уголокъ, гдѣ онъ могъ проводить въ жизнь свою вѣру о томъ, что жить надо легко, пріятно и прилично.
Такъ прожилъ онъ еще семь лѣтъ. Послѣдніе два года жизнь для Ивана Ильича стала тяжелѣе: жена стала физически противна, ревность же ея все увеличивалась и не давала ему покоя, въ особенности тѣмъ, что именно ревность ея и возбуждала въ немъ желаніе сближенія съ другими женщинами. Оставалась одна служба. А служба начинала терять прелесть и интересъ, потому что случилось одно непріятное обстоятельство. И. И. ждалъ мѣста Предсѣдателя, но Гоппе, товарищъ его, забѣжалъ какъ то въ Петербургѣ впередъ и получилъ это мѣсто. И. И. раздражился, сталъ дѣлать упреки и поссорился съ ближайшимъ начальствомъ. Къ нему стали холодны. И въ слѣдующемъ назначеніи его опять обошли. Иванъ Ильичъ, очевидно, былъ умышленно забытъ, и товарищи его всѣ ушли впередъ его.95 И это очень огорчило его.
Такъ было до 1880-го года. Этотъ годъ былъ самый тяжелый въ жизни Ивана Ильича. Въ этомъ году оказалось, съ одной стороны, что жалованья не хватаетъ на жизнь, съ другой, что всѣ его забыли и что то, что казалось для него по отношенію къ нему величайшей, жесточайшей несправедливостью, другимъ представлялось совсѣмъ обыкновеннымъ дѣломъ. Даже отецъ не считалъ своей обязанностью помогать ему. Онъ почувствовалъ, что всѣ покинули его, считая его положеніе съ 3500 жалованья самымъ нормальнымъ и даже счастливымъ. Онъ одинъ зналъ, что съ сознаньемъ тѣхъ несправедливостей, которыя были сдѣланы ему, и съ вѣчнымъ пиленіемъ жены, и съ долгами, которые онъ сталъ дѣлать, живя сверхъ средствъ, онъ одинъ зналъ,96 какъ тяжело его положеніе.
Въ такомъ тяжеломъ положеніи почти что всегда, за исключеніями рѣдкими, въ ссорѣ съ женой, съ недовольствіемъ на дѣтей, съ отсутствіемъ интереса къ службѣ, въ зависти и досадѣ на всѣхъ, Иванъ Ильичъ этотъ тяжелый годъ рѣшилъ выдти изъ своего министерства и искать другаго мѣста. И сталъ хлопотать объ этомъ. Ему обѣщали. Но прошло полгода, и ничего опредѣленнаго не было. Лѣто этаго года для облегченія средствъ онъ взялъ отпускъ и поѣхалъ съ женой прожить лѣто въ деревню у брата Прасковьи Ѳедоровны.
Въ деревнѣ безъ службы для Ивана Ильича была скука невыносимая, которую ничѣмъ нельзя было разогнать.
Въ Августѣ Иванъ Ильичъ97 поѣхалъ еще разъ въ Петербурга хлопотать о мѣстѣ. Онъ ѣхалъ за однимъ: выпросить мѣсто въ пять тысячъ жалованья. Онъ уже не держался никакого министерства, направленія или рода дѣятельности. Ему нужно было только мѣсто, мѣсто съ пятью тысячами.98
*№ 6.
К главе IV.
Только два мѣсяца тому назадъ И. И. въ задушевномъ и серьезномъ разговорѣ съ однимъ изъ своихъ друзей,99 вѣчно ноющемъ о несчастномъ положеніи нетолько Россіи, но и всего человѣчества,100И. И. сказалъ, что101 онъ совсѣмъ не такъ смотритъ на жизнь, что, по его мнѣнію, въ этихъ условіяхъ жизни можно найти удовлетвореніе.
– Да что-же, вы счастливы? – спросилъ его собесѣдникъ.
– Я? Разумѣется – счастливъ.
– Я счастливъ потому, – сказалъ И. И., – что я не задаюсь неисполнимыми и внѣ меня находящимися цѣлями. Я ставилъ всегда себѣ цѣли очень близкія и исполнимыя и счастливъ, когда я достигаю ихъ. Вы знаете, у меня были неудачи по службѣ, это заставляло меня страдать. И самолюбіе – я не скрываюсь. Но потомъ я взялъ свое. Я получилъ теперешнее мѣсто въ томъ городѣ, гдѣ я хотѣлъ. Для семьи моей хорошо. Есть средства образованія. Средства денежныя, хотя и не вполнѣ удовлетворяютъ нашимъ потребностямъ. Я надѣюсь, что они улучшатся. Я стѣснился нѣсколько переѣздомъ. Я чувствую, что на моемъ мѣстѣ я приношу пользу. Безъ ложной скромности скажу, что болѣе шансовъ на то, чтобы на моемъ мѣстѣ былъ человѣкъ менѣе добросовѣстный и полезный, чѣмъ я. Дальнѣйшій ходъ по службѣ для меня ясенъ, и не тороплюсь. Если меня и еще 5 лѣтъ оставятъ на моемъ мѣстѣ, я буду очень доволенъ. Ближайшая цѣль моя —это воспитаніе дѣтей и хорошее замужество дочери, т. е. честнаго человѣка нашего круга. И, разумѣется, интересы моей службы, которые всегда мнѣ близки. Признаюсь, мнѣ пріятно думать, что я дѣлаю дѣло свое хорошо, что я имѣю вѣсъ и значеніе. Общіе же вопросы интересуютъ меня, но не волнуютъ, потому что я убѣжденъ, что разрѣшеніе ихъ зависитъ не отъ меня, а отъ условій жизни и времени. Осуждайте меня, если хотите, но я совершенно счастливъ и ничего не желаю и не боюсь – даже смерти не боюсь. Нечто по отношеніи семьи, которую хотѣлось бы лучше обезпечить. А для себя102 я не желаю ее, но и не боюсь, какъ нельзя бояться неотвратимаго.
Такъ говорилъ И. И., и такъ ему казалось, что онъ и думалъ за 2 мѣсяца до своей смерти, но въ тѣ два мѣсяца, которые онъ проболѣлъ до своей смерти, мысли эти его очень много измѣнились.
*№ 7.
К главе IV.
Только три мѣсяца тому назадъ Иванъ Ильичъ въ разговорѣ съ этимъ самымъ И. П., высказывавшемъ какъ то свой страхъ передъ смертью и особенно передъ предсмертными страданіями, совершенно искренно, какъ ему казалось, сказалъ: «Вотъ я, такъ долженъ вамъ сказать, что я даже совершенно не понимаю этаго страха передъ смертью. Я живу, пользуюсь тѣми благами, которыя мнѣ даетъ жизнь. И въ общемъ мнѣ кажется, что благъ больше, чѣмъ золъ».
Иванъ Ильичъ искренно говорилъ это, потому что послѣднее время своей жизни онъ достигъ того, чего долго желалъ, и былъ доволенъ жизнью.
«Я пользуюсь тѣми благами, которыя мнѣ даетъ жизнь, – продолжалъ онъ, – и не считаю нужнымъ думать о томъ, что не подлежитъ моему рѣшенію, тѣмъ болѣе, что когда придетъ рѣшеніе того вопроса смерти, который такъ смущаетъ васъ, я найду сейчасъ очень большое количество антицедентовъ (Иванъ Ильичъ любилъ это слово), которые укажутъ наилучшее рѣшеніе. Затѣмъ103 долженъ вамъ сказать, что всякое рѣшеніе этихъ вопросовъ на религіозной почвѣ я считаю совершенно относительнымъ и произвольнымъ. Еще въ Правовѣдѣніи мы прочли Бюхнера и Молешота, и помню тогда были горячіе споры между товарищами, но для меня тогда же вопросъ былъ рѣшенъ въ томъ смыслѣ, что мы не имѣемъ данныхъ для рѣшенія104 его, и потому лучшее, что мы можемъ сдѣлать, это105 воздержаться отъ поспѣшнаго и бездоказательнаго рѣшенія.
Затѣмъ, съ одной стороны, условія моего положенія и служебнаго и семейнаго таковы, что я долженъ соблюдать извѣстный decorum106 по отношенію внѣшнихъ сторонъ религіозныхъ установленій, и я соблюдалъ и соблюдаю и эти формы, хотя и не приписываю ему107 рѣшающаго значенія. Затѣмъ, съ другой стороны, я не могу не признать того, что въ пользу религіозныхъ учрежденій говоритъ ихъ древность, всеобщность, если можно такъ выразиться, и потому я никакъ не возьму отрицать ихъ безъ строгаго изслѣдованія и полагаю, что они помѣшать никакъ не могутъ. И вотъ я прожилъ такъ четверть столѣтія et je m’en trouve très bien,108 чего и вамъ желаю».
