Аркадий Аверченко - Том 2. Круги по воде
Выбрав людную улицу, я разбросал на большом пространстве корки и стал выжидать счастливых случаев.
Тут же я убедился, что без помощников предприятие это очень трудное, потому что на окраинах отмежеванного мною участка прохожие падали без моей поддержки и, вставая, ругались на чем свет стоит.
Центром я заведовал довольно успешно, поддерживая поскользнувшихся и поднимая упавших, за что к вечеру в моем кармане уже звенело несколько монет.
Результатом я был доволен, но меня огорчало одно: сегодня около сорока человек выразили свое мнение, что я — дурак и идиот.
Скользя и падая, каждый считал своим долгом сказать вслух:
— Какой это идиот набросал здесь апельсинных корок!
А так как корки-то набросал именно я, то самолюбие мое было очень уязвлено.
Кроме вышеприведенного, сердце мое сжималось оттого, что к концу трудового дня моя профессия приобрела мрачную, трагическую окраску…
Один старик, поскользнувшись, сломал ногу, а маленькая гимназистка вдребезги разбила свою русую головку о тротуарную тумбу!
Тут же я решил, когда дело разовьется, завести собственные каретки скорой помощи и набрать штат расторопных докторов.
* * *На другой день, утром, я внес кассиру всю вырученную мной наличность, а бухгалтер расписал ее по книгам в графу: «валовой доход от предприятия».
Предприятие развертывалось медленным, но верным и нормальным ходом.
* * *Вчера мой трудовой день чуть не окончился трагически… Спеша к упавшему прохожему, я поскользнулся сам о собственную корку и разбил коленную чашечку. Теперь хромаю.
Нужно будет завести сапоги с шипами.
Какой ужас: сломал руку старый генерал, и вышиб глаз, наткнувшись при падении на палку, молодой господин.
* * *Сегодня скандал.
Полиция, заметив, что я разбрасываю корки, поймала меня и представила в участок. Господи — за что?! Я дал свой адрес. Что-то будет!
* * *Крах! Самый ужасный, неожиданный крах всего предприятия…
Все увечные, узнавшие из газет о «разбрасывателе корок», предъявляют ко мне гражданские иски, и, кроме того, прокурор возбуждает против меня уголовное преследование! Что-то будет?
* * *Сегодня, отправляясь на суд, я увидел три подводы, привезшие ящики с апельсинами.
Увы! Их некому даже принять, потому что кассир (он же делопроизводитель) убежал с оставшейся в кассе тысячей рублей, а бухгалтер умер в больнице от острого желудочного расстройства.
Помощник его и телеграфист сидят теперь одни в пустой конторе и грустно ждут, пока я выдам им жалованье.
* * *В тюрьме мне пришлось прочесть очень забавную книжку — сочинение Грибоедова. Оно называется «Горе от ума», и мне особенно понравилась в нём одна фраза: «Всё врут календари»…
Жертва цивилизации
Неизвестный господин вошел в наш небольшой магазинчик, занял собою все свободное пространство и, отфыркиваясь, обратился ко мне:
— Хочу у вас кое-что приобрести.
— Мы счастливы, что ваш выбор упал именно на наш торговый дом. Но и вам повезло, что вы попали сюда: лучше и дешевле товара — нет ни в каком другом магазине.
— Ладно там.
Он не был толст. Он не был даже дороден, но вся его фигура, как причудливая елка, была обвешана разными свертками, коробками и узелками. Ни одна пуговица или крючок не оставались праздными. Карманы же каждую секунду угрожали лопнуть. Общий вид господина был уездный. Черноземом несло от него.
— Что прикажете показать?
— Дайте мне сначала, гм… перчатки!
— Для вас, monsieur?
— Для моего покойного дедушки! Я думаю, для меня.
— Какой номер?
— Провались они, эти проклятые номера! Дайте мне номер… ну… двадцать первый!
Я отшатнулся от стойки.
— Это… неслыханный размер!! Будьте добры показать ваши руки…
Он покорно выпутал руки из целой массы веревок и ленточек и протянул мне.
Руки были самые обыкновенные.
Измеривши их, я пожал плечами.
— Ваш размер, самое большее — семь с четвертью.
— Ну?
— Уверяю вас.
— Я их всегда путаю, эти номера. Тот, что я вам сказал, это для корсета моей жены.
— Двадцать первый?
— Да. Чего вы так глаза таращите?
— Ха-ха!.. Вам не улыбается быть на каторге?
— Что-о тта-акое?!!
— Я только хочу вам посоветовать: если у вашей жены такая талия — никогда не рискуйте заключать ее в пылкие объятия… Она переломится, как соломинка! И вас будут судить за убийство жены, с участием сословных представителей.
Он захохотал.
— Шутник вы, и больше ничего! Дайте-ка мне еще воротничков стоячих.
— Номер?
— Дьявольщина! И здесь номер? Ну, дайте семнадцатый.
Я перестал с ним церемониться.
— Когда вас, monsieur, будут, не дай Бог этому случиться, вешать… то и тогда номер петли будет в два раза больше.
— Что это значит?
— Что вам нужен 42-43-й.
— Неужели?
— Клянусь вам.
Он разразился проклятиями.
— Совершенно я сбит с толку! Покупал калоши — один номер, ботинки — другой… Очки — третий! Шляпу — четвертый… и все разные! Профессор какой-нибудь и тот не запомнит!
Я осмотрел издали его покупки и остановился на одном подозрительном свертке.
— У вас в семье несчастье?
Покупатель испугался.
— А что такое?
— Я вижу завернутое в бумагу нечто, похожее на детский гробик!
— Что вы! Это калоши.
— Номер?
Он заскрежетал зубами.
— Отстаньте от меня! Кажется — 42-й!
— Вы их, вероятно, покупали в морском министерстве?
— Нет, в магазине. Да! Дайте мне еще мыла. Вот только номер я забыл.
— Номера не надо. Ведь не на нос же вы его наденете.
Радости его не было предела.
— Что вы говорите! Восхитительно! Дайте мне тогда… десять кусков.
Когда я заворачивал, он взял один из кусков, осмотрел и, швырнув его, ударил кулаком по стойке.
— Извольте видеть! Мыло перенумеровали!.. 4711-й! Не хочу я 4711-й! Дайте мне 953-й… или 2149-й! Почему именно 4711?
Насилу я успокоил его.
Расплатившись, он нагрузился теми же свертками.
— А эти новые положите на моего извозчика.
Мальчик вынес покупки и сейчас же вернулся назад.
— Там нет извозчика!
— Как нет?! Ты врешь, негодный мальчишка!
Я выглянул за двери и сказал:
— Действительно, вблизи нет ни одного экипажа.
Покупатель схватился за голову и застонал..
— Что я наделал! Ведь на нем был детский велосипед, два пуда муки и деревенские подарки!!
— А вы номера извозчика не запомнили?
— Подите вы… подальше! Боже! Эти номера доведут меня до сумасшедшего дома!
— Заметьте, что и там вы будете под номером, — сочувственно предупредил я.
Размахивая покупками, он выбежал из магазина, но скоро вернулся, еще более растерянный и убитый.
— Что прикажете?
— Скажите… Я не говорил вам случайно, где я в Петербурге остановился?
— Нет. В гостинице?
— У знакомых. Улицу помню — Садовая… А номер забыл. Ей-Богу.
— Вы прописаны в участке?
— Кажется.
— Тогда можете узнать, где вы живете, в адресном столе!
— А где стоит этот стол?
— Не стоит, а находится… Вы не забудете? Беспанельная улица, дом № 49, квартира № 37.
Он смотрел на меня. Лицо его все краснело и краснело. Потом на губах выступила розовая пена, потом он закачался и, наконец, увлекая свои нумерованные покупки, во весь рост грохнулся на пол.
Хоронили его без особенной пышности. В мертвецкой, до похорон, он лежал под номером четырнадцатым.
Бойкий разговор
Посвящаю С. М-р.
Я кончал чтение рукописи своего рассказа.
Ярко блестевшие глаза хозяйки, ее искренний интерес и напряженное внимание показывали, что рассказ имеет успех.
Но — раздался звонок. Звонок…
Влетели две дамы, составленные из двух громадных шляп, двух нелепых саков и двух длиннейших боа, обвивавших две шеи.
Втайне я искренно пожалел, что эти боа не были живыми, но явно выразил бурную радость по поводу того, что заключаю такое приятное, интересное знакомство.
— Что это вы читаете? Рассказ? Вы писатель? О, писатели опасные люди… Смотрите, вы меня не опишите.
Дамы это часто говорят, и я всегда в ответ глупо ухмыляюсь. Ухмыляться на такие слова умно — не имеет никакого расчета.
Сели. И серая тоска немедленно вползла в комнату…
— Сейчас спросят о театре, — шепнул я хозяйке.
— Ну, как вы живете? Бываете в опере?
Хозяйка вздохнула.
— Давно уже не бываю. Не приходится.
— Да? Скажите! А вы, молодой человек, бываете в театре?
— Бываю, — угрюмо отвечал я.
— В каком же?
— В анатомическом.
