Ирина Головкина - Побежденные (Часть 3)
- Я хотела отслужить заупокойную обедню или панихиду, - сказала Ася.
- Заупокойную обедню заказывают накануне, - наставительно сказала одна из женщин, - ну, а панихиду можно и сегодня, только сначала батюшка обедню кончит, а потом крестины у нас заказные... Не долго ли будет ждать с ребенком?
А другая спросила:
- Вы с певчими, что ли, панихиду заказывать будете?
Ася только тут спохватилась, что ушла из дому без копейки денег. Женщины жалели ее и приглашали прийти на другой день, обещая, что сами договорятся со священником и хором; она согласилась из деликатности, но все эти деловые переговоры, а еще больше изводящий рев Славчика спугнули ее порыв; чувствуя, что тоска переполняет ее через край, она заторопилась выйти, волоча за руку всхлипывающего ребенка. Уходя, она бросила безнадежный взгляд под купол - она любила кадильный дым, который легкими облачками подымается вверх, а льющиеся ему навстречу солнечные лучи золотят его... Но в этот раз в куполе было безрадостно - он давил... опять серое облако!
Глава десятая
Елочка все последнее время была очень занята на работе - желая поддержать материально Асю, она набрала себе сверхштатных ночных дежурств и из-за этого не могла проводить у Аси много времени и выручать ее в бесконечных очередях в прокуратуре; помощь ее для окружающих была незаметной.
- Так и всегда со мной: красота эшафотов и жертв идет мимо! Я не героиня и не мученица - я только труженица! - С горечью говорила она себе.
В это утро, вернувшись после одного из ночных внеочередных дежурств, она не стала ложиться, а выпила для бодрости крепкого чаю и побежала узнать последние новости. Приговор ожидался со дня на день. От квартиры Бологовских у нее был теперь ключ, принадлежавший ранее Наталье Павловне. Еще в передней она увидела, что дверь Асиной комнаты стоит распахнутая настежь; однако на ее оклик вышли одни собаки; в глаза сразу бросился небывалый беспорядок; незастеленные кровати, немытая посуда, разбросанные на полу игрушки, незатер-тые лужицы... Елочка подивилась беспечности, с которой Ася оставила двери незапертыми, чего никогда не разрешали делать ни Наталья Павловна, ни Олег. Елочка прошла в кухню, но Аси не было и там; Хрычиха, занятая мытьем кастрюль, объяснения дала самые сбивчивые:
- Вечор весь день пробегала. К ночи только вернулась. Видать, больно усталая... две свои кастрюли спалила. Наши на ее разоралися, а я уж молчу: жалость меня взяла на ее глядючи...
Новая жилица, входя, услышала последнюю фразу и злобно бросила:
- Непутевая уж больно ваша княгиня новоявленная! Вечор ушла, а князенка своего без присмотра бросила: орал тут на общей площади; я и то урезонивала. А гордости небось не занимать стать! Таких, как она, у нас в Союзе уже пятнадцать лет выводят, да все не перевелись - живучи больно!
Елочке не трудно было угадать, что кухня стала ареной травли. Не имея привычки терять время зря, она занялась приборкой Асиной комнаты. Вытирая верх шкафа, она стояла на табурете, когда услышала шаги и голосок Славчика, и обернулась на вошедших. Ноги у нее стали подкашиваться, и Елочка едва не упала с табурета, увидев Асю - бледную, с синими кругами вокруг глаз и, главное, в черной косыночке вместо обычного берета. Косыночка эта не оставляла сомнений...
- Что? Что? - воскликнула Елочка, соскакивая с табурета. - Узнала что-нибудь?
Ася не сразу ответила.
- Кончено, - сказала она, наконец, не изменяя положения.
- Что кончено? Следствие? Так значит - приговор?
- Да... приговор...
- Какой же?
- Сказали: высшая мера... сказали... - голос Аси пресекся.
Елочка опустилась в кресло.
- Может быть, еще заменят... иногда заменяют лагерем...
- Как же заменят, если... если приговор уже приведен в исполнение, сказала Ася с усилием.
- Как? Уже в исполнение? Уже? - И вновь, второй раз в жизни Елочки все умерло: умер ее Пожарский, умерла, так и не начавшись, грядущая битва воодушевление, знамена, колоколь-ный звон. Умерло новое Куликово поле. Конец всему.
Она взглянула на Асю: та все так же стояла, только две слезы ползли теперь по прозрачным щекам...
"Никто не любил его так, как я, - подумала Елочка, - но ведь она была с ним счастлива, а теперь это счастье ушло навсегда! Мне ее жаль, глубоко жаль!"
И она поднялась с кресла:
- Сядь, Ася, ты совсем измучена. Когда ты узнала?
- Вчера. Теперь уже никогда... теперь - все! - И Ася проглотила слезы.
- Сядь, дорогая! Сними пальто и глотни воды. Славчик, да отойди же, не лезь! - И Елочка с жестом досады оторвала мальчика от платья Аси.
- Он все время сегодня капризничает и не слушается. Измучил меня гадкий мальчик! - сказала Ася и, подойдя к кровати, бросилась на нее лицом вниз.
- Славчик, поди сюда, - строго сказала Елочка. - Отчего ты такой нехороший? Ты видишь, маме не до тебя.
И одновременно в ее сознании проносилось: "Я, кажется, не то говорю, что надо. Не умею я обходиться с детьми!" Она подняла ребенка и посадила на стул.
- Ну чего ты опять плачешь? Некогда тут с тобой возиться! Скажи, что ты хочешь?
- С папой кубики, - ответил ребенок.
Ася приподнялась на локте:
- Вот! Слышишь, слышишь! Олег любил играть с ним... теперь этого уже не будет... ничего не будет! Они все меня теперь мучают: и Славчик, и собаки... Этот сеттер... я глаз его видеть не могу... А Славчика я разлюбила, совсем, совсем разлюбила! - И снова опустилась лицом вниз, но через минуту, приподняв голову, сказала: - Ах, да! Он голоден! Я ведь его сегодня не покормила.
Елочка растерянно обернулась на ребенка: трикотажный, шерстяной с расчесом костюмчик плотно охватывал детскую фигурку; на розовой щечке остановилась слеза, губки обиженно надулись, а карие глаза смотрели серьезно, грустно и укоризненно из-под загнутых ресниц.
Какой же в самом деле прелестный ребенок и до чего похож на Олега! Как она не замечала до сих пор! Маленький князь Дашков - все, что осталось от любимого ею человека... И в сердце Елочки что-то точно повернулось под натиском внезапной тоскливой и болезненной нежности к этому маленькому существу.
- Ну, поди сюда, Славчик, сядь ко мне на колени. Сейчас тетя Елочка тебя накормит. Да ты его совсем загоняла, Ася, оттого он и плачет.
Ребенок потерся головкой о ее плечо; никогда раньше он не делал этого... Или он что-то понял? Да ведь не мог же он понять, что в этом гордом сердце вновь, "смертию смерть поправ", зарождалась новая надежда, новая любовь, и что это сильное сердце впервые выпустило нежные и тонкие побеги материнства!
Раздался звонок, и обе собаки залились лаем, который почему-то больно ударял по нервам. Елочка выбежала открыть, проникаясь уже заранее чувствами цербера, и увидела перед собою Мику Огарева, которого встречала уже раза два у Бологовских. С юношей было что-то неладно: он стоял, прикусив губы, и был очень бледен, а веки его покраснели.
- Могу я видеть Ксению Всеволодовну? - спросил он, тормоша фуражку.
Елочка тотчас поняла, что ему уже известно что-то.
- Не знаю, захочет ли она выйти к вам... Она сейчас в очень тяжелом состоянии... - начала со своей несколько надменной манерой и с чувством собственности на Асю.
- Ей уже объявили? Что объявили ей? - поспешно спросил Мика,
- Приговор к расстрелу, и приговор этот уже приведен в исполнение.
Мика вдруг круто повернулся и побежал вниз по лестнице. Узнав, что звонил Мика, Ася всполошилась:
- Как могла я забыть! Леля... Нина Александровна... Что если и их? Леля! Леля! О, это слишком, слишком!
Елочка молча стояла над ней.
- Ася, объясни мне вот что, - сказала она, наконец, - я до сих пор понять не могу, какое отношение имеет Леля к этому процессу? Вы как будто ожидали ее ареста... почему? Разве она не посторонняя Олегу?
Ася все еще сжимала руками голову.
- Как? Ты разве не знаешь? На Лелю был страшный нажим в гепеу. Ее систематически вызывали туда, в большой дом, и требовали показаний по поводу личности Олега, а она его покрывала, утверждала, что пролетарий! Ну, вот и ответила за это. Как я могла не вспомнить о ней и вчера и сегодня! Вся моя жизнь прошла с ней: знаешь, маленькими мы всегда играли вместе, ведь между нами только полгода разницы. Только я была резвая - всегда смеялась, пела, а Леля почему-то очень серьезная; я помню, что ее мама и папа беспокоились, почему она такая; наверно, уже тогда она предчувствовала свою судьбу! - и Ася снова опустилась на кровать лицом вниз.
Елочка угрюмо задумалась. Эта хорошенькая капризная девушка, постоянно занимавшая ее мысли, даже отсутствуя, как будто смеялась над ней и дразнила ее; она как будто говорила, высовывая язык, как маленькая школьница: обошла, перехитрила! Ведь жертвенность должна была достаться Елочке, коль уж на ее долю не выпало ни красоты, ни женского счастья, ни всеобщего обожания, ни талантов. И вдруг последнее, что у нее оставалось, мученический венец, - и тот уходит от нее, поделен между Асей и Лелей, которым и так досталось все, все все!
