Евгений Даниленко - Дикополь
- Что у тебя за несчастная страсть, Магомедов, - сквозь зубы процедил Ахмет, - резать пленных...
- Да ведь он кафир!
- Между прочим, у кафира тоже мама, папа есть.
- Да?
- Да.
Салман потупился.
- Ну, ладно, садись в джип. Поедем...
Салман насторожился.
- Куда?
- Разве я не сказал? Анзор вызывает в свое распоряжение тебя, Иванова и молодого бойца Усмана. Штаб решение принял о создании на нашей базе школы снайперов и диверсантов... Так что ты и Усман - первые курсанты. Ну, а Иванов теперь ваш начальник!
Ахмет захохотал.
Салман, несмело улыбнувшись, тихонько перевел дух и... искоса испытующе посмотрел на меня.
- Командир, - произнес я, ни к кому в частности не обращаясь.
Ахмет, уже поставивший ногу на подножку джипа, обернулся. Стало быть, он был здесь командиром.
- У меня небольшое сообщение...
Ахмет был удивлен и не скрывал этого.
- Сообщение? У тебя? Ну, говори.
Он все еще не снимал ногу с подножки джипа.
- Ахмет, - послышался знакомый голос, - неужели ты ему веришь?.. Этому русскому?
- Нет, что ты, Салман, не бойся, я ему не верю! Ну, Иванов...
- Командир, - заговорил я, чувствуя на затылке любящий взгляд, - когда в сопровождении бойцов, известных мне под именами Салман и Магома, я направлялся на позицию...
- Так, так, - слегка кивнул головой командир, и мне показалось, что сейчас он уберет ногу с подножки.
Но он не убрал.
- ...то стал невольным свидетелем того...
За спиной у меня над розовыми гладиолусами беззаботно порхали голубые бабочки - я ощущал на шее ледяное дуновение от взмахов их полутораметровых крыл.
- Говори, не смущайся.
"Ну, вот сейчас-то ты снимешь ногу с подножки", - подумал я и продолжал:
- Короче говоря, этот самый Салман, повздорив с Магомой...
- Якши, бек якши... А по рации он передал нам совсем, совсем иное...
- Ахмет, Ахмет, - крикнул Садо, - он и нам... он, представь, мне тоже доложил, что Магома - от рук неизвестных из лесу погиб!
- Нет, - обернувшись к Садо, покачал я головой, - вы оказались введены в заблуждение. Не от рук неизвестных из леса погиб Магома. Куда там... Это Салман, украдкой, расстрелял его из автомата Калашникова...
Я рухнул ничком. Автоматная очередь, точно такая же, что пришила Магому к здешним древним камням, досталась "Мицубиси Паджеро". Лобовое стекло его разлетелось...
Ахмет, казалось, бесконечно долго тащил из наплечной кобуры "Токагипт-58" - венгерский вариант ТТ, потом лениво и нехотя выпрямлял в локте руку... Он так и не снял ногу с подножки.
Некоторое время стояла сплошная пальба.
Вдруг Салман, словно обжегшись, отпрянул назад. Постоял, слегка вздрагивая, как пламя свечки, и, подвернув ногу, шмякнулся на дно окопа... Таким образом, одним курсантом в моей школе стало меньше.
Мы сели в джип. Ахмет тронул. Садо некоторое время бежал следом за "Мицубиси Паджеро", в распахнутом черном тулупе, бежал изо всех сил, потом остановился как вкопанный и, вдруг сорвав с головы папаху, бросил ее наземь и начал топтать...
Рядом со мной, на сиденье, обтянутом велюром-беж, сидел лохматый мальчишка, хранящий тайну хлебного ножика с наполовину сточенным лезвием.
Мощный поток встречного воздуха врывался в "Мицубиси Паджеро" через отсутствующее лобовое стекло... Всего несколько минут назад это стекло было и надежно охраняло инопланетный уют японского вездеходика. Но теперь его нет, и ледяной сквозняк беспрепятственно течет в салон прямо сквозь ваши глаза...
Мы приехали. Это был аул, для чего-то прилепившийся к почти отвесному склону столообразной горы, хотя вокруг предостаточно было свободного места. Аул ярко освещало солнце, кое-как просунувшее лучи в прореху косматых черно-сизых туч, неподвижно стоящих над горами.
Джип, протиснувшись между каменных стен, некоторое время полз по узким, словно игрушечным, улочкам, высоко задрав капот и порыкивая мотором. Наконец стены слегка раздвинулись - мы въехали на крохотную площадь.
Ахмет, заглушив двигатель, первым вышел из джипа. Мы с Усманом за ним. Было так тихо, что слышалось журчанье фонтана, пульсирующего посреди площади, и воркование сидящих на балкончике минарета голубей.
Вдруг Екатерина Александровна, кутаясь в свой оренбургский платок, показалась у фонтана... Обведя слегка удивленным взглядом снеговые вершины, грозно засверкавшие на солнце, она продекламировала:
- ...Жалкий человек.
Чего он хочет!.. Небо ясно,
Под небом места много всем,
Но беспрестанно и напрасно
Один враждует он - зачем?
Я невольно оглянулся на своих вооруженных до зубов спутников. Но, похоже, они не видели никакой Екатерины Александровны.
Когда я еще раз взглянул на фонтан, призрак моей учительницы уже рассеялся, и только в висящем над каменными плитами облачке водяной пыли померещился какой-то бледный силуэт...
Улица, по которой мы идем, круто поднимается в гору. Путь наш лежит на дальний конец аула, к школе. Наконец вижу ее. Это двухэтажный дом, так же, как все остальные строения вокруг, сложенный из рыжих, грубо обтесанных камней.
Школа возведена на уступе над сорокаметровым провалом, по дну которого шумит коричневый, покрытый лохмотьями серой пены поток.
На школьном крылечке без папахи, подставляя лицо нечаянным солнечным лучам, стоит Анзор. Рядом с ним замечаю человека с видеокамерой, узнаю в нем Монгуша. Встретившись со мной взглядом, он усмехается, затем мрачнеет...
- Командир, - крикнул Ахмет, - привез!
Усман - с винтовкой на плече, приклад которой достигает его коленей, а ствол чуть не на метр торчит над буйной головой, явно оробев при виде такого большого начальства, замедлил шаг, так что я наконец поравнялся с ним, и вот плечо к плечу мы приближаемся к крылечку.
- Ну, здравствуйте, кошкольды, - сказал Анзор и вдруг протянул мне руку.
- Саубул, - ответил я, пожимая его руку.
- Вот, - показывая на Умарова, заговорил Анзор своим обессиленным голосом, - это Монгуш, знаешь его? Приехал снимать пропагандистский фильм для нашей армии... Он будет снимать у тебя на занятиях. Поздравляю... С этой минуты ты - главный инструктор курсов подготовки снайперов! В месяц будешь получать три тысячи. Долларов. Это - твоя зарплата. Сейчас ступай, переоденься. Ахмет проводит тебя. Потом я представлю тебе курсантов...
Мы вошли с Ахметом в здание школы, он играл роль проводника. Свернули направо по коридору и, мимо двустворчатых выкрашенных коричневой краской дверей с табличками "УЧИТЕЛЬСКАЯ", "ФИЗИКА", "ХИМИЯ", "МАТЕМАТИКА", направились к дверям в торце коридора, на которых не было таблички, но над ними оказалась прикреплена бумажная широкая лента с надписью алой тушью: "В ЧЕЛОВЕКЕ ВСЕ ДОЛЖНО БЫТЬ ПРЕКРАСНО: И ДУША, И МЫСЛИ, И ОДЕЖДА, И ТЕЛО. А.П. ЧЕХОВ".
За дверью находился спортзал. Небольшой, как все здесь, с капроновыми сетками на окнах, баскетбольными щитами на стенах, брусьями, матами, парой гимнастических скамеек. Все остальное свободное пространство занимали штабеля валенок, кипы солдатских бушлатов, ящики с томатной пастой, сгущенкой, тушенкой, цинки с патронами, пулеметы, автоматы, гранаты, несколько запыленных стиральных машинок "Сибирь-3", одна газонокосилка, двигатель автомобиля ЗИЛ-131 в заводской упаковке, кучами сваленные шапки-ушанки из серой цигейки и меховые рукавицы.
На матах, подложив под голову пару валенок, лежал "чебурашка" в новеньком солдатском обмундировании. Обняв АК-74, он курил. Рядом, на ящике с консервами, стоял портативный магнитофон, из которого доносились дребезжание струн, страстные подвывания страдающего хроническим насморком кастрата. На полудетском личике "чебурашки" читалось блаженство...
- Часовой, - окликнул его Ахмет.
"Чебурашка" вскочил, сразу став пришибленно-виноватым, как все рядовые в мире перед лицом вышестоящего командования.
- Э-э, - скривился, как от зубной боли, Ахмет, - посмотри на себя... Почему ремень на яйцах висит? Почему штык-нож к автомату не примкнут? Почему ты на посту куришь "план"? Ты часовой или кайфарик?!
Глазами, опушенными длиннющими ресницами, удивленно, как показалось мне, взглянув на начальника, "чебурашка" тихо и печально произнес:
- Часовой...
- Объявляю тебе трое суток ареста. Повтори!
- Трое суток.
- Чего?
Вздох.
- Ареста...
- Сменишься, иди к коменданту, он тебя посадит! Скажешь, я приказал. Понял?..
- Понял.
- Надо говорить: "Так точно!".
- А?..
- "Так точно!" - вот как надо говорить.
"Чебурашка" опустил голову. Подумал и, вытащив из ножен на поясе штык-нож, неумело принялся присоединять его к автомату.
Ахмет повел меня в дальний угол. Там, упакованные в целлофан, лежали кипы камуфляжа натовского образца. Повертев в руках несколько пакетов, Ахмет выбрал один, протянул его мне со словами:
- Примерь-ка вот это...
Раздевшись, я принялся напяливать на свое обмотанное заскорузлыми бинтами тело натовские теплые исподники, фуфайку, свитер с кожаными наплечниками, толстые носки, шаровары и куртку. Все было более-менее мне впору.
