Джозеф Д’Лейси - DARKER: Рассказы (2011-2015)
— Должно быть, вы можете объяснить его поведение?
— За курьезным на первый взгляд случаем кроется трагедия. Вижу, вы заинтересовались. О, да, такие истории вам по вкусу. Предугадывая ваше желание в будущем опубликовать мой рассказ, попрошу лишь позаботиться о репутации мистера Глэнвилла.
— Будьте уверенны, я не назову настоящих имен, равно как и мест, из коих вы приехали. Думаю, вы не станете противиться, если я назову мирового судью Томом Глэнвиллом?
— Ни в коем разе.
— А вас… как вам нравится быть Джоном Эрскотом?
— Если на то ваша воля…
Я не обладаю памятью мистера Вудфолла[17], поэтому прошу простить, если повествование покажется вам сбивчивым. В свою защиту хочу сказать, что старался запомнить каждое слово моего гостя.
— Наверное, вы слышали, как в наших землях докучают старые тропы, ведущие к заброшенным шахтам? — начал доктор Эрскот.
— И до сих пор удивляюсь, почему их не закроют.
— Об этом же задумался и мистер Глэнвилл, когда прочел в утренней газете некролог по преподобному Уиллу Джеффризу. Несчастный возвращался со званого ужина, когда ось двуколки сломалась. До дома оставалось немного, и викарий решил добраться до него пешим путем. Ночь выдалась темная, тучи заполонили небо. Преподобный Джеффриз сам не заметил, как сошел с главной дороги на параллельную, но давно пребывающую в запустении. Чем дальше он шел, тем уже становилась тропа, плотнее обступали заросли кустарников. Осмелюсь предположить, что викарий был в нетрезвом уме, иначе заметил бы вовремя, что идет по дороге, негодной даже для самой непритязательной телеги. Успел ли он понять свою ошибку, ignorabimus[18]. Спустя несколько дней констебли нашли его тело. При нем не было ни гроша, поэтому убийство списали на разбойников. Не сомневаюсь, так оно и было.
— Я слышал и другие истории, когда с пути сбивался целый экипаж. Порой это кончалось тратой времени и изрядными волнениями, но, к сожалению, дремучие места привлекают искателей легкой наживы.
— Именно, викарий не единственная жертва «мертвых» дорог. Потому мистер Глэнвилл и крепко задумался об их закрытии. Корнуолльский вестник неустанно оглашал отсечение то одной, то другой опасной тропы и установление в соответствующих местах упреждающих знаков.
Казалось бы, все должны быть довольны, ведь мистер Глэнвилл проделывал работу на благо общества, но доктор Эрскот опроверг мои ожидания. Как-то поутру к судье приехал высокий кряжистый мужчина с крайне озабоченным видом. Судя по всему, он надел для встречи лучший костюм, грубость ткани и топорность покроя которого все же выдавали человека деревенского. Мужчина долго шевелил усами, пушистыми и белыми, как снег, и наконец смущенно заговорил:
— Позвольте представиться, сэр. Билл Уотингем, учитель из Фогсхилла, сэр. Меня отправили к вам, сэр, чтобы от лица всей, так сказать, сельской общины попросить вас, сэр, открыть тропу, что идет около нашего селения. Дело в том, сэр, что эти, как говорят, «мертвые» тропы, сэр, используются нами и поныне.
— Чем же вас не устраивает главная дорога? Насколько я знаю, шахтерские тропы так заросли, что ездить по ним невозможно, а ходить опасно.
— По этим тропам, сэр, мы проводим покинувших этот бренный мир в дальний путь.
— На кладбище можно попасть и по главной дороге. К чему вы меня беспокоите? — мистер Глэнвилл начинал нервничать, он не любил тратить время попусту.
— Сэр, но старые тропы пользованы еще нашими дедами и прадедами, и даже прапрадедами…
— Ваши традиции опасны. Я не уберу заграждения, а за своеволие строго накажу.
— Но, сэр…
— Тут и говорить не о чем.
Что тут сказать, парламентер покинул судью не в лучшем расположении духа. Говорят, покидая дом, он качал головой и шептал: «Так нельзя, нельзя».
Мистер Глэнвилл и забыл бы об этом кратковременном визите, если бы на следующее утро не увидел на столе в кабинете поверх свежей «Морнинг пост» записку: «Помни, человек, ты всего лишь пыль». От послания веяло скрытой угрозой. Мистер Глэнвилл не на шутку встревожился и послал слугу разыскать почтальона. Оба появились к ленчу. Мистер Глэнвилл с пристрастием допытывался у почтальона, кто ему передал записку, но тот упрямо настоял на своем: никакой записки он не видел и тем более не приносил. Оставалось одно: каким-то образом в дом прокрался злоумышленник и подложил письмо. Цель этого проказничества была совершенно непонятна.
Мистер Глэнвилл счел разумным не ломать голову над загадкой. Явного повода для беспокойства он не видел. Просто чья-то злая шутка. Мировой судья даже посмеялся про себя над ничтожной затеей злопыхателя.
Обязанности мирового судьи не представляют секрета ни для кого из нас, так же как и интереса для данной истории поэтому позволю себе перейти сразу к следующему утру, когда мистер Глэнвилл, бледный, со вздувшейся веной на лбу, застыл перед письменным столом в своем кабинете. Поверх газет и деловых писем лежал знакомый клочок бумаги in-quarto[19]. На сей раз на нем было написано: «Время бежит безвозвратно».
Почту принимал камердинер, верный друг, служивший еще отцу мистера Глэнвилла. В его предательство не верилось, и все же мировой судья счел нужным поговорить со стариком. Как и следовало ожидать, записки камердинер не видел, не клал и от почтальона не принимал. Только газеты и пару писем.
Как ни хотелось позабыть о мелкой неприятности, мысли мистера Глэнвилла возвращались к ней в течение всего дня. В конец бедняга совсем измотался. К вечеру он перебирал всех потенциальных врагов, и тут вспомнил об учителе из Фогсхилла. Докучливые записки стали приходить после отказа открыть старые тропы. Неужели тот серьезный мужчина способен на подобную детскую шалость? Странная попытка убеждения. К тому же в посланиях о дорогах — ни слова.
Мистер Глэнвилл отправил гонца в Фогсхилл с поручением разыскать учителя, чье имя, конечно, давно забыл. Выполнить поручение не составило труда: деревня оказалась небольшой, а учитель — единственный на несколько миль вокруг.
Когда Билл Уотингем предстал перед мировым судьей, последний пытался выглядеть как можно строже.
— Итак, говоришь, звать тебя Билл? — начал мистер Глэнвилл прокурорским тоном.
— Именно так, сэр, Билл Уотингем.
— А знаешь ли, Билл, чем карается шантаж мирового судьи?
— Не имею понятия, сэр. Оно и знать-то мне незачем. Святой Пайрон мне в свидетели, у меня и в мыслях никогда…
— Умеешь ли ты писать? — нетерпеливо перебил мистер Глэнвилл.
— На то и учитель, сэр. И читать, и писать. И детишек стараюсь тому обучить. Старые-то, они-то что, им не до этого.
— Мог бы ты написать свое имя, вот здесь?
— Ну, раз уж попросите, чего уж не написать. Могу и написать.
— Уж будь добр, Билл.
Бедный Билл боялся упасть в грязь лицом перед судьей, поэтому выводил буквы с похвальной старательностью. Об усердии свидетельствовали и напряженный взор, и кончик языка, выглянувший из-под правого уса.
Мистер Глэнвилл с трудом дождался тяжелого для Билла испытания и буквально вырвал бумагу из-под пера. Должно быть, вы уже догадались, зачем мистеру Глэнвиллу понадобилась подпись сельского учителя. Мировой судья не занимал бы свой пост, если бы не обладал недюжинным умом. Мистер Глэнвилл сличил почерк злоумышленника и Билла Уотингема и разочарованно вздохнул. Подпись можно и подделать, скажете вы. И будете правы. К счастью, мистер Глэнвилл имел немалый судебный опыт, поэтому прекрасно читал лица людей и вполне справедливо мог судить об искренности собеседника.
— Что вы думаете об этих изречениях? — спросил мистер Глэнвилл, подсовывая Биллу загадочные записки.
Билл нахмурился, зашевелил губами. Мистер Глэнвилл хотел было уже озвучить написанное, но учитель справился сам, отложил послания и промолвил:
— Скажу, сэр, что автор — умный человек.
Мистер Глэнвилл не услышал ни унции фальши. Билл Уотингем видел записи впервые. Так и ничего не объяснив, мистер Глэнвилл отпустил учителя домой.
Следующим утром дом мирового судьи огласил крик отчаяния. На злополучном столе лежала новая записка. Дрожащей рукой мистер Глэнвилл поднял листок и прочел: «Смерть, Суд, холодный Ад: когда человек думает о них, он должен содрогаться».
Мистер Глэнвилл собрал прислугу, а после и членов семьи. Всем она задавал одинаковые вопросы: не принимали ли они гостей поутру или ночью, не видели ли сегодня чужого человека вблизи дома, чего-либо странного? Без результатов.
Несколько часов кряду мистер Глэнвилл сидел, запершись, в кабинете. Он разложил перед собой полученные послания и пытался уловить их смысл, взаимосвязь, но ему назойливо мешал глухой стук с улицы и хлопанье крыльев. Когда терпеть стало невмоготу, мистер Глэнвилл оторвался от бумаг и увидел сороку. Та сидела у окна, смотрела на судью и терпеливо ждала, когда ее впустят внутрь.
