Валерий Алексеев - Паровоз из Гонконга
- Да, был такой случай. - Доктор Слава оживился: - Тогда еще платили не чеками, а сертификатами, может, слышали. И сертификаты эти, по данной стране желтополосые, выдавали на руки, можете себе представить, а не перечисляли в Москву. Каждый месяц получай, сколько заказал, и храни, как хочешь, до конца контрактного срока. Так вот, один деятель надумал: запаял их в полиэтилен, вшил в плавки и носил эти плавки, не снимая. Ну, стирал, конечно, время от времени, но стирка сертификатам не вредила, желтой полосы она с них во всяком случае не смывала. - Доктор снова посмеялся неизвестно чему, потом продолжал: - Ну, и ровно за неделю до отъезда отправился товарищ на Санди-Бич искупаться напоследок. Тут акулы его и сожрали - на глазах у семьи, вместе с сертификатами, собранными за три года. Вот такая история.
- А зачем же он их... в плавки? - спросила Людмила, потрясенная трагической мощью этой притчи.
- Как зачем? - искренне удивился доктор Слава. - Чтобы не украли. Я к чему вам все это говорю? К тому, чтобы поосторожнее были с купанием. Вон оно к чему приводит. Так, теперь насчет питания. Фрукты на базаре будете покупать - мойте карболовым мылом. Карболовое мыло есть? Нет? У меня тоже нет. Но и фруктов нигде нет, так что проблема ложная.
Людмила посмотрела на Ивана Петровича со значением. "Пой, птичка, пой! Экономят на здоровье, поэтому и нет для них ничего. У наших детей будет". Таков был фирменный знак семейства Тюриных: сама решимость пожертвовать заработками во имя здоровья детей являлась предметом их родительской гордости. - А лекарства где брать? - спросила мама Люда.
- Как, вы с собой не привезли? - возмутился доктор Слава. - У каждого здесь должна быть своя домашняя аптечка. Я на всех напастись не могу. А вообще лекарства лекарствами, но пусть глава семьи на всякий случай оформит у консула завещание. Все так делают. Доктор помолчал, побарабанил по столу пальцами.
- Да, еще! - оживился он. - К романее не привыкайте.
Тюрины молча смотрели.
- Как, не знаете еще? - изумленно спросил доктор Слава. - Медицинский спирт, протирочное средство, стоит гроши. Тюбик марганцовки для очистки совести в него засыпают, сперва краснеет, йотом белеет - и вся дрянь уходит на дно. Хлопьями, сами понимаете. Народные умельцы, хо-хо. Соком разбавил - и понеслось. Не знаете? Ну и славно.
Доктор поднялся.
У меня пока все. Желаю доброго здоровья и делового поведения. А также многократных продлений контрактного срока.
8
Когда Тюрины вышли от доктора, уже стемнело. Стало холодновато, на главной улице засияли витрины, вспыхнули бегающие и мигающие огни реклам. Впрочем, приглядевшись, можно было заметить, что многие буквы рекламы не горят, другие заменены не по цвету. Однако, на щербатовский взгляд, вечернее оформление города было великолепным.
- Заграница! - с чувством воскликнула Людмила.
Шли параллельно главной улице по длинному переулку, замусоренному опавшими цветами и крупными фикусовыми листьями, в сопровождении летучих мышей, которые, выныривая из темных садов к лампионам, вершили свои ломаные полеты, то становясь ярко-белыми на свету, то пропадая во тьме.
- А неплохой дядька, этот доктор, добрый, веселый, - сказал Андрей единственно для того, чтобы проверить, помнят ли родители те загадочные слова о кверулянтной паранойе.
- Жулик он веселый, - ответила мама Люда и простодушием своим убедила мальчика в том, что ничего такого угрожающего доктор Слава не сказал. Как это лекарств у него нет? Куда он их девает?
- Все у тебя жулики, - миролюбиво проворчал Андрей.
- А у тебя все хорошие, - возразила мама Люда, - кроме матери с отцом.
Но спорить никому не хотелось, и Людмила, помолчав, прижалась к локтю мужа и проговорила:
- Ой, Ванюшка! Хорошо, что ты нас сюда вывез.
И поскольку Иван Петрович расслабленно молчал, она повторила шепотом:
- Хорошо.
Однако инстинкт, наверно, подсказывал ей, что долго предаваться радости опасно, что именно в такие моменты блаженства и подстерегает человека настоящая беда, поэтому нужно все время держать ухо востро и при каждом удобном случае высчитывать варианты, откуда беда может прийти.
- Интриг тут, конечно, много, - задумчиво проговорила она. - Как бы нас с тобой не втянули... Плохо, если с самых первых дней окажешься игрушкой в чужих руках. Вот зачем нас послали к этим самым Аникановым? Свергнутое начальство, со Звягиным наверняка на ножах. Может, провокация, а, Ванюша? Как ты думаешь? Может, Звягин нас проверяет?
- Думаю, тягло это, повинность, - непонятно отозвался Иван Петрович. - Смысла нет ему нас пока провоцировать.
- Может быть, ты и прав, - сказала Людмила. - Но осторожность никогда не помешает.
Пансион "Диди", могучий, десятиэтажный, высился среди мелких особняков точно на указанном Матвеевым месте, в трех кварталах от офиса. Единственный подъезд со стеклянной дверью оформлен был, как титульный лист книги прошлого века, с рамочкой и виньетками по углам, даже с названием "Диди", начертанным прописными позолоченными буквами. Лифт в "Диди" не работал, кнопка вырвана с корнем, ручки двери замотаны медной проволокой. Впрочем, подниматься было невысоко, на второй, а точнее, с учетом цоколя, на третий этаж.
Дверь аникановской квартиры была гостеприимно открыта, на пороге стояла круглолицая белокурая женщина, одетая в длинное платье-балахон, ярко-лиловое, с желтыми бабочками на животе и груди, и тщательно, как-то по-немецки завитая. В одном щербатовском доме Андрей видел шикарную картину, которую с почтением называли трофейной, на ней фиалковыми красками была изображена точно такая же блондинка, с неотвязной нежностью глядящая на своего старообразного малыша. От этой, как и от той, исходило сияние. Мама Люда в своем голубом крепдешиновом платье, изрядно помявшемся и пропотевшем насквозь, с лоснящимся, взмыленным лицом на последних ступеньках замедлила шаг и стала торопливо обираться. Андрей, неравнодушный к красивым взрослым женщинам, стал зачем-то раскатывать рукава своей рубахи. Иван Петрович, если судить по выражению его лица, испытывал желание подтянуть галстук, но руки его были заняты дочкой, и он лишь подвигал подбородком и повертел головой.
- Здра-авствуйте, гости дорогие! - пропела блондинка. - Мы вас с балкона высмотрели. Видим, идут! С прибытием вас, проходите в наши _апартаменты_!
Аниканова была в меру фальшива и в меру возбуждена, только глаза у нее, большие, остановившиеся, с расширенными зрачками, неестественно блестели. У нее был странный круглый нос с круглыми ноздрями, очень глупый нос, в девичестве он многим, наверно, казался очаровательным.
Апартаментами щербатовцев уже нельзя было удивить, но приглашение, сделанное столь торжественно, обязывало к соответствующей реакции, и Людмила, остановившись в центре прихожей, прикинулась, что потрясена.
- Дворец! - замирающим голосом проговорила она. - Ну просто дворец!
Холл в этой квартире обставлен был деревянной дачной мебелью с плетеными сиденьями и спинками, на стенах висели резные зубастые маски, у одной за клык зацепился обрывок выцветшего новогоднего серпантина. Какою-то скорбью повеяло от этой блекло-розовой бумажной полоски...
Лицедейство мамы Люды, которое не обмануло бы даже корову, совершенно удовлетворило хозяйку: именно такой реакции Аниканова и ждала.
- Да, вот так! - с бездумной гордостью сказала она. - В Союзе такой квартиры у нас с вами нет и не будет.
Тут из внутренних комнат шало, как собачонка, мотая головой, выбежала кудлатая девочка Настиных лет, такая же круглолицая и беленькая, как мать, и принялась скакать вокруг гостей:
- А мне что принесли, а мне?
Мама Люда вручила ей коробку конфет, девчонка села на пол, тут же распотрошила коробку и набила рот шоколадом.
- Василий Семеныч! - крикнула в глубь квартиры хозяйка. - Убери свою наглую дочь!
- Иди ты в баню, - жуя, сказала малышка. Аниканова взглянула на гостей и звонко засмеялась.
- Ребенок, - сказала она, как будто это что-нибудь объясняло. Иришка ее зовут. А меня зовите просто Валентина.
Из бокового коридорчика вышел долговязый и странно пузатый человек с лысой яйцевидной головой и длинным мокрым носом, он был в женском переднике с оборками и на ходу вытирал об этот передник руки.
- Я ж при исполнении, коша, - пробасил он. - У меня масло горит!
Тюрины церемонно представились.
- Это я ужинаю, - повернув к Насте перепачканное шоколадом лицо, деловито объяснила Иришка. - Сейчас сядут пьянствовать, а мы с тобой будем играть. Все люди - предатели.
Василий Семенович и Валентина дружно захохотали, как будто дочка сказала что-то необычайно остроумное. Тюрины-старшие им растерянно вторили.
- Ну, пойдемте за мной, - сказала, наконец, хозяйка. - Покажу вам квартиру, а то еще заблудитесь.
В чем Валентине нельзя было отказать, так это в словоохотливости.
Идя по коридорам и коридорчикам, из комнаты в комнату, она упоенно, безудержно хвасталась, даже не утруждая себя обернуться и поглядеть, слушают ее или нет.
