Ноах Мельник - На виду у всех
Говорят, в лесах появились советские партизаны. На днях привезли несколько десятков убитых жандармов. Они попали в засаду в Налибокской пуще севернее Новой Ельни. О, если бы я знал, как добраться до этих партизан! Но где их найти?
Перец сказал, что надо уходить из гетто, но вместе с семьями, а для этого нужно приготовиться. Через несколько дней он дал мне задание:
- Сходишь в скверик, в котором до войны размещалась радиостанция, там увидишь несколько повозок, обратишься к старшему возчику, и приведешь обоз на товарную станцию.
В то время на товарной станции стоял в тупике вагон с солью. Наши парни мигом нагрузили телеги мешками с солью, и обоз ушел из города. Соль в те годы была дефицитнейшим товаром, и в ней особенно нуждались партизаны.
На следующий день Перец похвалил меня за выполненное задание и дал новое:
- Завтра в обед пойдешь в кафе на бывшей улице Шептицкого (в том кафе обедали преимущественно чиновники и полицаи). Сядешь с левой стороны от входа при крайнем столике. К тебе подойдут и спросят: "Можно суп посолить?" Скажешь: "Соли хватит, можно еще добавить". Вот тебе талоны на обед и тысяча рублей на расходы.
В кафе оказалось немного людей. Я ел свой обед не спеша, стараясь дождаться того, с кем должен встретиться. Однако никто из посетителей не обратил на меня внимания. В зал вошли четыре парня и заняли столик поодаль. Я почувствовал, что они заинтересовались моей особой. Одного, сидевшего напротив меня, я узнал. Это был мой соученик по гимназии Ярошевский. Мы с ним не ладили. Он один раз обозвал меня пархатым жидом, и мы подрались. После 1939 года я ничего о нем не слышал. И вот встреча через три года. Ярошевский безусловно узнал меня, парни перешептываются, смотрят на меня. Еще бы, еврей - и в таком месте! Но на чьей стороне эти парни? Бежать нельзя, все равно не успею. За столиками полицаи, да и по улице их немало ходит.
Перекусив, Ярошевский и его спутники поднимаются из-за столика, медленно идут к выходу. Поравнявшись со мной, Ярошевский тихо говорит:
- Честь, Мельник! (Словом "честь" приветствовали друг друга гимназисты в довоенной Польше.)
Все перепуталось. Многие "восточники", направленные ранее в Западную Белоруссию для укрепления советской власти, теперь заняли высокие посты в управах и полиции, а польский антисемит стал нам, евреям, сочувствовать.
Проходит еще час, зал опустел, оставаться в кафе не имело смысла. Так мне не удалось связаться с людьми Переца.
На следующий день, к концу рабочего дня, в гараже оказались приезжие автомобили.
Перед дальней дорогой их надо было вымыть. Перец был на погрузочных работах, а я один в оставшееся время не мог управиться. "Шеф" обещал, что сам отвезет меня в гетто. Вернувшись с работы, я узнал, что Переца арестовали, искали и меня. Оказывается, к концу рабочего дня в контору приехали немцы из СД. Вызвали Переца, а
позже на крыльцо вышел начальник и приказал позвать меня. Узнав, что "Пи-пеля'' нет, он отправил колонну в гетто без Переца.
- По-видимому, произошло что-то серьезное, - сказал Нёма, - завтра утром выходи с другой колонной и убирайся из города.
Из гетто я вышел с евреями, маршрут которых пролегал мимо гаража. Надо забрать "арийскую" одежду. В гараже уже знали об аресте Переца. Видели, как его, распухшего от побоев, увезли немцы.
Зазвонил телефон. "Шеф" снял трубку, покосился на меня.
- Он здесь, вчера я задержал его на работе, а потом лично отвез в гетто. Ведет себя примерно.
- Тобой, Пипель, начальство интересуется, - сказал Дитрих, - смотри, не шляйся больше по городу.
Позже, по отрывочным сведениям, я узнал о причине провала Переца и по ним представил себе ход событий и случайные обстоятельства, благодаря которым я уцелел.
Оказывается, сторож товарной станции догадался, что операция с солью незаконна, написал донос, указав на Переца, как главного организатора хищения. Видимо, в доносе было сказано, что обоз привел мальчишка, которого сторож раньше видел среди евреев.
Поэтому эсэсовцы спросили, нет ли среди евреев подобного мальчишки? Но меня не было на сборном пункте (в это время я единственный раз за все 180 дней работы не оказался у конторы; бывает же такое счастье - по теории вероятности). Не зная причины моего отсутствия, опасаясь ответственности за плохо налаженный присмотр, начальник вернулся и сказал, что подобного подростка среди евреев нет. Назавтра, узнав от "Шефа" причину моего отсутствия, он решил не связываться с СД, а ждать дальнейшего хода событий. Несмотря на побои, Перец ни в чем не признался, а через две недели немцы передали его белорусской полиции, и они его расстреляли (еврея, попавшего в полицию по малейшему подозрению, ожидал только расстрел). Кладовщика-поляка за соучастие отправили в концлагерь.
"Шеф" запил. Он и раньше выпивал, с тех пор как начали заправлять автомобили спиртом. Экономили бензин. Сейчас немец не просыхает. Поскольку я часто без дела околачиваюсь в гараже (после гибели Переца мне незачем ходить по городу), старик использует меня в качестве слушателя его душевных излияний. Дела у него действительно незавидные. Его старуха с дочерью голодают в Берлине, два сына погибли на Восточном фронте, а сейчас туда отправили последнего, самого младшего. По пути на фронт он заехал повидаться с отцом. Это был совсем молодой парнишка, на вид не более семнадцати лет.
Дитрих нашел себе достойных собутыльников в лице солдат аэродромной прислуги. Всем за пятьдесят: плешивые, пузатые и кривоногие. Забиралось это общество в каморку, разводили спирт водой и осушали помутневшее пойло графин за графином. Бывало, шеф зазывает меня туда, сует стакан спирта: "Пей, Пипель!"
- Не могу, мне от спирта тошнит и голова болит, - отказываюсь.
- Не можешь пить, так поешь, - и дает мне хлеб, намазанный свиной тушенкой.
Из-за жары я снял пиджак с желтыми звездами, и солдаты спрашивают шефа, откуда у него взялся этот "юнге" с берлинским акцентом? Они уверены, что я немец.
Дитрих, прищурившись, смотрит на меня и смеется.
Однажды, придя на работу, застаю его пьяным с утра. Он возбужденно говорит собравшимся вокруг шоферам:
- О дерьмо, мы им вчера дали. Представьте себе, зашли мы (он со своими собутыльниками) в ресторан, а за столиком рядом сидят эти собаки из латышского СД. Вот дерьмо! Мы им говорим, чтобы убрались подальше, не хотим рядом сидеть, у них руки в крови. Они обиделись и полезли в драку. Ну, мы их и побили. Прибежали жандармы, скандал... Но всё это дерьмо.
Назавтра Дитрих не явился на работу. Говорили, что ночью его забрали. Дальнейшая его судьба неизвестна.
Через несколько дней появился новый шеф по фамилии Кестнер. Был он высокий, худой, с болезненным лицом землистого цвета. Спиртного не употреблял, глотал пилюли и запивал их водой. Говорили - "желудочник". Компании он ни с кем не водил, ко мне относился хорошо. Однажды, когда нового шефа послали в Варшаву, я попросил его взять меня с собой и высадить за Бугом в польской деревне. Кестнер покачал головой:
- Ты хочешь, чтобы твоего шефа арестовали?
Он, конечно, прав. С какой стати немец будет рисковать ради еврея?
На днях у нас появился новый шофер. Веселый парень из пригородной деревни. Ему дали кличку "Инженер", хотя его образование ограничилось начальной школой.
Инженер был честолюбив, и коллеги почему-то невзлюбили новенького.
После гибели Переца у меня в гетто остался лишь один близкий друг Нёма. Однажды вечером он показал мне под своей кроватью яму, в которой оказался ящик с ручными гранатами.
- Недолго здесь пробудем, - сказал Нёма, - уйдем к партизанам, но с оружием. Без оружия никто нас не примет.
Через несколько дней на находившемся близка от гетто еврейском кладбище, забегали немцы и полицаи. Говорили, что обнаружили потайной ход, прорытый из гетто, по которому ночью уходили евреи в партизаны.
Раннее утро. У выхода из гетто собираются колонны рабочих. Вдруг у ворот возникло замешательство. Кто-то заметил, что колонны направляются немцами по одной улице. Опять немцы задумали что-то против нас. Подбегают мальчишки и передают приказ не выходить из гетто - будем сопротивляться. Рабочие разбегаются по домам. Я спешу в свой сарай. Яма раскрыта, ящика с гранатами в ней уже нет. Опоздал я. Что же делать? Забираю из-под матраса свой "арийский" паспорт, может, еще пригодится. За колючей проволокой почти впритык стоят немцы из фельджандармерии, вооруженные автоматами и в касках, даже с противогазами на боку. К ограде подходит еврейка, по-видимому, уже сошла с ума. Она без конца повторяет:
- Зачем вы нас убиваете? Мы же вам ничего плохого не сделали.
Эсэсовцы скалят зубы. Видно, как в том конце гетто полицаи сгоняют евреев к грузовикам. Вблизи ни души, здесь все уже попрятались. Куда же мне деться? Из соседнего дома выглянул мальчишка. Узнаю, он из дома Переца. Машет мне рукой. Мы спускаемся в схрон.
