Дан Маркович - Монолог о пути
Это теперь я знаю, а тогда?.. Смутное недовольство и острая злоба на мелкие ежедневные препятствия. Никаких, конечно, обобщений. А кивать на обстоятельства я никогда не любил.
Я продвинулся дальше в область, в которой чувствовал себя напряженно. Усовершенствовать свои знания было сложно, при том темпе работы, который я задал себе. Как я ни уверял себя, что "закапывание" в основы мало поможет, спокойней мне не становилось. Моя "фундаментальность" спорила с моим любопытством, стремлением крутиться вокруг своих "молекулок" целыми днями.
Итак, я стал ученым, утвердился в своей страсти к науке, чувствовал себя победителем. Благодаря Ленинграду и М.В., увидел совсем другой масштаб в науке, да и в людях, в жизни. И сделал большую глупость, женившись.
15
Бывает, проживешь где-то неделю и уже считаешь это место своим. В Ленинграде я остался чужим. Этот холодный ровный, продуваемый всеми ветрами город я не любил. После уютного маленького городка он был для меня страшен и нелюдим. Я часто по воскресным дням бродил по улицам, смотрел на лица, на дома... И не понимал, как здесь можно жить, да еще и любить - эту ледяную грязную воду, парадность улиц и убожество, черноту дворов, огромные коммуналки, разбитые ступени, грохочущие трамваи с широкими, как ворота, дверями...
Я не видел ничего больше, потому что только работал, а в остальное время восстанавливал силы. Может, не так примитивно все было, но я ничего не помню о своих ленинградских знакомых - их почти не было. Я жил как во сне, без воздуха, тепла, общения. Меня угнетали библиотеки, своей огромностью, холодом, сложностью каталогов... Я выписывал книги, множество журналов и все должен был прочитать. Я читал много, но больше просматривал, плохо понимая. С детства привычка: если не понимаю, то вместо того, чтобы остановиться, разобраться или вовсе отложить, какой-то бес тянет меня дальше, и я выуживаю крохи из многих страниц, голова пухнет, трачу время... Потом я обнаружил, что, как во всем плохом, в этом есть капля хорошего: многократно читая одно и то же, постепенно выуживая одну деталь за другой, я многое запомнил и понял. Этот метод противоположен вдумчивому закапыванию в справочники и словари и, наверное, хуже его, как и многое, что я придумал для себя. Мне нужна была хотя бы иллюзия продвижения, и хотелось увидеть свое дело целиком, сразу, пусть поверхностно. Если я не вижу все дело сразу, то не вижу ничего.
Я нашел учителя? В каком-то ограниченном смысле - да. Но это не был тот идеал ученого и человека, каким казался мне Мартинсон. Наверное, я стал старше, больше видел и уже никому так не доверял. М.В. не был для меня ни идеалом, ни даже образцом для подражания. И в моем деле ничего не понимал. Но он был светлой личностью и скрашивал мою довольно суровую жизнь. Благодаря ему я увидел, что можно наукой заниматься совсем не так, как пытаюсь я. Я не раз говорил ему о своих пробелах в образовании. Он задумывался, потом смеялся - "знаете, сколько лет я все собираюсь постичь..." и называл какую-нибудь новую область. И это не особенно угнетало его, он писал поверхностные статьи о связи физики и биологии, потом огромные тома, сплошная эклектика. Другой человек. Но вспоминаю его с благодарностью: если бы не он, сидел бы я в своем Тарту и был бы там "нашим крупным ученым". А скорей всего, они бы меня заклевали, и я читал бы лекции, лысый, старый, со своей толстой первой женой. Что за глупости лезут в голову!
16
Я почти ничего не пишу о науке, о ПРОЦЕССЕ - работе, людях, с которыми виделся каждый день, разговаривал, смеялся, они мне помогали... О своих радостях, победах... Ничего! Может, когда-нибудь, в другом месте, но вряд ли. Не вспоминается. Никогда не вспоминаю этого, что поделаешь. Странно, это было важно для меня тогда, значительно, ведь я жил этим. Много лет именно это - работа и люди, удерживали меня в науке.
Это-то мне ясно, мне другое не ясно - почему я ушел. Ведь не потому, что любил, а потому что НЕ ЛЮБИЛ. Что же я не любил, что отталкивало меня? Об этом я стараюсь писать, а не "дать верную картину" - и то и се, и третье, и десятое... Никакой "картины жизни" я давать не собираюсь. Я говорю с собой. Этот текст - МОНОЛОГ, то есть, голос в тишине, вот что такое - "монолог". Голос о том, что для меня важно. Здесь не может быть больших художеств, вся суть только в голосе. Это моя речь, тот "след на стекле", о котором говорил Мандельштам. Этот след - жизнь, как я ее чувствую сейчас. Я смотрю сверху, из конца. Я ушел из науки, а не остался, вот в чем вопрос. Если бы остался, была бы идиллия и мемуары. Если бы просто жил и так и сяк, то были бы "итоги", как у умного холодного Моэма. У меня - "монолог".
17
Итак, никаких сомнений в своем "предназначении" у меня после Ленинграда не было. Несмотря на большие сложности. А, может, даже благодаря им - ведь мне легче было гордиться тем, что я сумел. Будь у меня идеальные условия, я бы, может, скорей понял, что не гожусь для науки. Но это уже область, которой я стараюсь не касаться: я не знаю, что "было бы"... И все-таки, смутное ощущение того, что не все идет "как надо", у меня было. Иногда возникало. Я по-другому себе представлял путь. Я не был ошарашен трудностями, борьбой, я был озадачен мелкостью борьбы, ее приземленностью. Не подозревал даже, что она будет происходить где-то на земле, иногда в грязи. Я-то думал о небесах, о чем-то совершенно оторванном от жизни. А здесь я порой чувствовал, что бьюсь как муха в глицерине.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ, или ПУЩИНО
1
Я закончил работу, и возникла возможность выбора: вернуться в Тарту или перебраться в Пущино. Я поехал в Тарту, чтобы все увидеть, и решить. Я не умею собирать аргументы и сознательно рассчитывать будущее. Мне нужно увидеть картину жизни, почувствовать ее дух, ритм... тишину, свет, тепло, холод, которые ожидают меня. То, что я увидел, о многом напомнило, но будущего здесь не было. Я не мог его представить здесь. Ощущение замкнутого пространства и скуки. В России мне все было ближе и интересней: образ жизни, язык, мысли, открытость, перспективы... В Эстонии все уже казалось чужим. Разъехались знакомые и приятели, студенческая жизнь катилась мимо меня. Симпатичный городишко, тихий, чистый... деревья, те же скамейки. Здесь мы гуляли, вот здесь сидели... Смутная тоска. Возникла и прошла.
Может, я бы и согласился на место лаборанта, и жить, снимая квартиру, как они любезно обещали мне, если бы не это ощущение беспросветной скуки.
Нет, выбора я не видел. Слишком неравными казались возможности открывшихся передо мной дорог. Хотя многие потом удивлялись, как это я не вернулся в тихую сытую Эстонию, и мои объяснения казались им непонятными. Но меня не привлекала сытая удобная жизнь и вообще все обычное.
Я поступил решительно, но не очень разумно: ни разу не был в Пущино, ничего не знал об Институте. Моя решительность часто от нежелания смотреть в будущее трезвыми глазами. Я живу, как играю в шашки - смотрю вперед не больше, чем на два хода, а свое положение не оцениваю, а словно ощущаю всем телом, как равновесие или неуверенность, напряжение или покой...
2
От Пущино я ждал многого. Я знал, что карьеру не сделаю, но и не хотел этого. Мне нравилось работать самому, все делать своими руками, а не руководить. Я был готов работать днями и ночами. Мне ничего не нужно было, кроме простой еды и крыши над головой. И чтобы меня оставили в покое. Тогда я буду всласть с утра до вечера задавать свои вопросы и ждать ответы, а остальное как-нибудь пристроится.
Что касается вопросов и ответов. Трудно задать такой четкий вопрос "почему?", на который был бы ответ - "а вот потому, и потому"... одна - две вразумительных причины. Чаще спрашивают "а что, если вот так?.." - и получают ответ - "тогда так, и эдак, и вот так..." и конца нет причинам, а главной не видно. Иногда можно угадать, ткнув пальцем в небо: получаешь град ответов, значит, оказался в центре чего-то нового, только успевай поворачиваться. Но это не чаще, чем крупный выигрыш в лотерее, гораздо реже! Обычно в ответ на "что если?.." получаешь нечто невнятное или крутишься в кругу давно известных истин.
Несмотря на всю мою непрактичность, я предвидел, что будет тяжело. На М.В. надежды не было, он переезжал в Москву и был занят своими делами. Передо мной маячил знакомый ужас - опять "с нуля"! А время? время стремительно убегает! Но все равно лучше, чем возвращаться в Тарту. Рядом будет Москва, это Россия, которую я полюбил, хотя и возмущался ею каждый день.
3
Со своей диссертацией, переездом и прочими делами я потерял много времени, а, приехав, обнаружил не просто голое место, как было в Ленинграде, а вообще отсутствие места: еще целый год лаборатории просто не было. Я сидел в библиотеке и бесился, наблюдая за тем, как меня все больше обгоняют и удаляются... Наконец, мне дали пустую комнату, и все началось сначала. Я бегу по лестнице - вверх, вниз... Там дают, здесь обещали... Раскланиваюсь, улыбаюсь, всюду успеваю. Конечно, мне достаются только мелочи или самое плохое и дешевое, но все же кучи в комнате растут.
