Константин Станюкович - Том 10. Рассказы и повести
И, обращаясь к жене, прибавил:
— Не сумлевайся, Аннушка… не оконфузимся… Скоро обозначится война. Князь Менщик окажет, какой он есть генерал против французского, ежели к десанту не поспел… Еще, может, поправится… Ну и то, что у их все стуцера*, а у наших таких ружей нет. У француза стуцер далеко бьет, а нашему ружью не хватает дальности. Вот тебе и загвоздка.
— Зачем же нашим не роздали стуцеров? — нетерпеливо спросил Маркушка.
— Ой молчи, Маркушка… Не перебивай… Съезжу!
— Слушай, что отец говорит, Маркушка! — ласково промолвила матроска.
Матрос продолжал:
— К строку не изготовили этих самых стуцеров. Солдатику и обидно. И ежели Менщик в полном своем генеральском понятии да скомандует: «В штыки, братцы!» — крупа не осрамит своего звания и врукопашную… Не так обидно… Француз — известно, жидкий народ — похорохорится… однако не сустерпят штыка… И драйка к своим кораблям и гайда домой… «Ну вас!.. Не согласны»…
Маркушка даже щелкнул языком от удовольствия.
Но Маркушкина спесь была значительно сбита, когда после минутной паузы отец раздумчиво проговорил:
— И опять-таки обмозгуй ты, Аннушка: какие есть генералы при солдатах? Есть ли при рассудке в них отчаянность и умеют ли распорядиться солдатом? Это как и по нашей флотской части. Ежели начальник с флотским понятием, зря не суетится — и матросу лестно, и никогда он не обанкрутит начальника… За Нахимова Павла Степаныча куда вгодно… То-то оно и есть… Какое от Менщика будет одоление — скоро узнаем… Хучь и приди француз — а за Севастополь постоим… Живыми не отдадимся…
Несколько времени царило молчание.
— Завтра на баксион перебираться… — промолвил Игнат.
— А жить где? — спросила жена…
— В землянках…
— И харч, как на корабле?..
— Все по положению по морскому довольствию… И наш командир будет начальником баксиона… И прочие офицеры… палить будем, ежели француз придет… А за тобой, Аннушка, кто приглядывает? — вдруг спросил матрос.
— Да кто? Все Маркушка… Заботливый. Вроде как нянька ходит за матерью…
— А Даниловна?
— Сидела давеча, как Маркушка за тобой бегал.
— Небось больше не придет! — вмешался в разговор Маркушка.
— Отчего это?
— Она ведьма и изменщица… Я не пущу ее, тятенька! — решительно воскликнул Маркушка.
И, волнуясь и спеша, он рассказал, почему именно Даниловна изменщица и злющая ведьма, и не отказал себе в удовольствии похвастать, как он «отчесал» боцманшу.
Слушая Маркушку, матрос только усмехался, видимо довольный не менее матери, что «мальчонка башковат, и пестует мать, и форменно изругал боцманшу».
— А какая она изменщица?.. По какой такой причине? Она, братец ты мой, не изменщица… Даниловна злющая и много о себе полагает. А за брехню ты, Маркушка, правильно отчекрыжил.
И, обращаясь к жене, сказал:
— Небось, как был жив боцман, она не посмела бы шипеть, как гадюка… У него рука была тяжелая… Держал свою гадюку в понятии… С рассудком был боцман… И пьянствовал в плепорцию.
В эту минуту к домику подъехали дрожки.
— Доктор, мамка! — доложил Маркушка и, просветлевший, побежал встретить доктора.
Пожилой сухощавый доктор с рыжими волосами и бачками вошел в комнату, потянул длинным носом, и на его лице пробежала гримаса.
— Ну и душно здесь…
— Точно так, вашескобродие! — ответил матрос, вытянувшись перед доктором. — И дух чижелый… — прибавил он.
— Твоей жене, Ткаченко, и дышать труднее… Как тебя, матроска, звать? — спросил доктор, приблизившись к больной.
— Анной, вашескобродие! — взволнованно и внезапно пугаясь, ответила матроска.
Доктор взглянул на ее лицо и стал необыкновенно серьезен.
— Ты, Анна, не волнуйся… Нечего меня бояться… Твой матрос знает, что я не страшный.
Рыжий доктор в белом кителе проговорил эти ободряющие слова с шутливой ласковостью. Но его мягкий голос слегка вздрагивал. Добрый человек, он был взволнован при виде умирающей молодой женщины, спасти которую невозможно и которой надо спокойно врать, чтобы она не отчаялась, узнав свой приговор. А бедняга как чахоточная, разумеется, и не догадывается, что дни ее сочтены.
— Не бойся, Аннушка… Господин старший доктур добер… Вызнает, что в тебе болит нутреннее, и поможет, — сказал Игнат.
— Я не боюсь, вашескобродие! — промолвила матроска слабым, глухим голосом и старалась приподняться, но не могла и бессильно уронила голову на подушку.
— Не подымайся… не надо, — приказал доктор.
И подумал:
«К чему беднягу беспокоить осмотром. Не все ли равно?»
Но добросовестность врача говорила о долге и об обязанности облегчить хоть последние минуты потухающей жизни.
И, по-прежнему необычайно серьезный и точно в чем-то виноватый, рыжий доктор еще мягче и ласковее проговорил, вынимая из кармана молоточек и стетоскоп:
— Вот послушаем, что у тебя, Аннушка… Не бойся… Не бойся…
Доктор опустился и приложил свое ухо к трубке, уставленной у груди… Слушал, потом постукивал, потом опять приложил свое ухо к сердцу Аннушки.
Она испуганно и стыдливо закрыла глаза.
Матрос напряженно-серьезно смотрел на лысую, блестевшую потом голову. Маркушка, напротив, был торжественно весел. Ему казалось, что доктор узнал, что внутри мамки, пропишет капли, и мамка пойдет на поправку.
Доктор поднялся, прикрыл одеялом матроску и увидал ее жадный вопросительный взгляд…
— Простудилась… Надо тебе полежать… Пропишу капли, и станет легче…
— И скоро можно встать, вашескобродие? — нетерпеливо спросила матроска.
— Скоро! — не глядя на больную, проговорил рыжий доктор.
Он отошел к окну, присел, отдышался, вырвал из своей записной книжки листок, прописал рецепт и, казалось, чем-то раздраженный, подозвал Маркушку.
— Беги в госпиталь, получишь даром пузырек с каплями и… А кто присматривает за матерью?..
— Я.
— Ты? — удивленно спросил доктор.
— Он башковатый, вашескобродие… Все время не отходит от матери! — серьезно промолвил отец.
— Ласковый! — протянула матроска.
Доктор потрепал Маркушку по голове и сказал:
— Как принесешь, дай матери десять капель в рюмке воды… Сумеешь отлить?
— Потрафит! — заметил Игнат.
— К ночи дать еще десять. Завтра утром опять десять капель… Мать лучше будет спать… Не буди… Понял?
— Понял… Мамка ведь скоро поправится от капель, вашескобродие?
— Да…
— Дай вам бог здоровья! — радостно проговорил Маркушка.
И сказал отцу:
— Тятенька! Пока буду бегать за каплями, спроворьте матроску Щипенкову посидеть около мамки… А я живо обернусь!
С этими словами Маркушка исчез и понесся вниз.
— Славный у тебя мальчик, Аннушка… Ну, поправляйся… От капель будешь спать. Сном и уйдет болезнь… Завтра заеду… Не благодари… Не за что!.. — проговорил доктор.
И, обратившись к матросу, прибавил:
— Перетащи кровать с больной к окну… И немедленно!..
— Есть, вашескобродие!
Доктор вышел. За ним пошел матрос и крепко притворил двери.
Доктор остановился и сказал:
— Попрошу старшего офицера, чтоб на ночь тебя отпустили домой.
— Премного благодарен, вашескобродие… Видно, крышка ей? — чуть слышно спросил матрос.
И лицо Ткаченко стало напряженно серьезным.
— Пожалуй, до утра не доживет. Она и не догадывается. Не показывай ей, что смерть пришла…
— Не окажу себя, вашескобродие. Жалко обанкрутить человека.
— То-то.
Доктор уехал.
Угрюмый матрос постоял на улице, выкуривая маленькую трубку.
Затем спрятал ее в штаны и, возвратившись в комнату, проговорил:
— Ну, Аннушка, переведу тебя на новое положение… У окна скорей пойдет выправка.
Матрос передвинул кровать…
— Небось лучше?
— Лучше… Не так грудь запирает…
— Вот видишь… Сейчас пошлю к тебе Щипенкову, пока Маркушка не обернется… А я на корабль…
— Когда зайдешь, Игнат?
— Может, на ночь отпустят… Так за Маркушку за няньку побуду. И побалакаем, а пока до свиданья, Аннушка.
— Отпросись, Игнат…
— А то как же?
— Отпустят?
— Старший офицер хоть и собака, а с понятием. Отпустит.
— Наври. Скажи, мол, матроска дюже хвора…
— Форменно набрешу… А как ты придешь ко мне на баксион и старший офицер увидит, скажу: «Так, мол, и так… Доктур быстро выправил мою матроску!»
IVВечером, в восьмом часу, Ткаченко пришел домой.
Больная спала. Дыхание ее было тяжелое и прерывистое. Из груди вырывался свист. Маркушка, свернувшись калачиком, сладко спал на циновке, на полу у кровати, и слегка похрапывал. Комната была залита лунным светом. С улицы долетали женские голоса. Говорили о войне, о том, что будет с Севастополем, если допустят француза.
