Бессонов - Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков
- Нет, не то...
Я пошел за ним уже без особой охоты. Открыл дверь. Настя... и ее неестественный тон...
- "Я только сегодня приехала в Вологду и от Особого отдела получила подарок: Пулю в лоб ввинчу вам я..."
{82} - "Поздно милая, надо было раньше думать... Теперь эта шутки из моды вышли".
Сели. Я был очень рад ее видеть...
Рядом с ней корзина с английскими консервами, сигаретами и шоколадом.
- "Узнаете"? спросила она указывая на нее. "Ведь "там" вы к этому привыкли".
Было неприятно... Наконец заговорили по хорошему. Вижу хочет, чтобы я попросил ее о себе... А я упираюсь, наоборот, рассказываю, как хорошо живется в тюрьме.
- "Ну что ж? Выпьем? Шутила она.
- "Вот только этого мне и не хватает".
- "Ну так скоро будет".
Чем ни жизнь была в моей Вологодской тюрьме... Но водки в ней, мне так и не удалось выпить. Как всегда все перемены в тюрьмах производятся неожиданно для арестантов. Так же произошла и моя...
Особый отдел, за которым мы числились, расформировался и нас "по этапу" махнули в Архангельск.
ПОД СУДОМ ТРИБУНАЛА.
Архангельская тюрьма...
Контраст между Вологодским "санаторием" и нашим теперешним положением был резкий.
Камеры на запоре. На тюремном дворе пулеметы в углах. Связь по тюрьме и с внешним миром слабая.- Перестукиваемся. Переписываемся. И ползут слухи о расстрелах.
Слышно, что действует комиссия Кедрова и Ревекка.
То и другое знаменитость. Где они - там массовые расстрелы. Но покуда ничего определенного.
Однако ждать пришлось недолго. Скоро появились и первые капли крови.
Я сидел в общей камере. Напротив были одиночки. Уборная была общая. Выпускали нас редко, но все таки связь была.
{83} Утром я вышел умываться. Надзиратель был чем то занят, и я подошел к камере знаменитого в Северной области партизана Ракитина. У меня был табак, и я передал его ему. Он обрадовался и мы закурили.
Дело его вела Ревекка, и она гарантировала ему жизнь, "Ну, как Ракитин", спросил я его - "не думаете, что нас "повернут налево?" (Расстреляют).).
- "Нет, я твердо убежден, что этого не может быть. Еще третьего дня меня вызывала Ревекка и еще раз подтвердила, что я буду жив. Да ведь и смертная казнь отменена окончательно...". Мы простились.
В ту же ночь, в числе 17-ти человек, он был расстрелян.
Сидеть становилось все хуже. Не было еды. Не было табаку. В белые ночи не спалось. Было томительно. Скорей бы какой-нибудь конец. И его можно было ждать всегда.
В час ночи грохот ключа. И в дверях комендант со списком. - Вызывает двоих. Оба числились за комиссией Кедрова.
"С вещами собирайтесь!". Раздают хлеб... Крестятся, но видно еще надеются.
В коридоре слышен шум... Кто то борется, не дается взять... Вывели. Мы бросились к окнам.
На дворе выстраивают партии человек в 20. Их окружает конвой. Но виден какой то непорядок. В конвое какая то заминка. Два-три чекиста и комендант размахивают револьверами.
Нам крикнули: - "От окон"! И дальнейшего мы не видели...
Только на следующий день по тюремному радио узнали мы подробности.Конвой был не опытный, вывел на Мхи (тундра на окраине Архангельска) партия бросилась врассыпную, и один из офицеров бежал.
Но эти первые расстрелы нас не касались. Все их жертвы числились за Ревеккой или за комиссий Кедрова. Мы же были {84} за Архангельским Военно-Морским трибуналом и, казалось бы, на открытый суд больше надежд.
Но вот и он не замедлил себя показать. В нашей камере сидело трое бывших офицеров, служивших у большевиков на гражданской службе. Их обвиняли в организации восстания в тылу красной армии. По их рассказам они были не виновны, и сидели они бодрые и веселые.
Пришел день суда. Шли они на него, думая найти в нем исход. Но обратно не вернулись. Их взяли в камеру смертников и через 48 часов расстреляли.
Этим начались те колоссальные расстрелы, которыми потом славился Архангельск, Холмогорский и Портаминский лагери. Русский конвой сменили мадьяры и китайцы, "заминок" уже не было и, я боюсь говорить цифрами, но во всяком случае, много тысяч людей легло на "Мхах" и на дне Северной Двины.
Конец приближался. - Нас вызвали на допрос.
Первый пошел И-в. Вернулся он бледный, мы начали его расспрашивать, но как всегда он что то путал.
За ним вызвали Герутца. Допрашивали его долго. Вернулся веселый и в полной уверенности на благополучный исход.
Вызвали еще троих... Настала моя очередь. Следователь оказался моряк и, на мой взгляд, простой русский парень.
Начался допрос. В самом начале я его прервал и, довольно развязно, сказал ему:
"Слушайте, Вам все равно, а мне приятно... Отдайте мне фотографические карточки, которые у меня отобрали в Вологодском Особом отделе"...
Он ответил на это какой то шуткой. Мы поговорили, он согласился и, взяв все мое дело, начал его перелистывать.
"Карточек нет, вот ваше дело"... И он простодушно показал какие то маленькие жиденькие листочки.
"Если нет моего дела, то не будет и моих показаний", подумал я и начал давать ему уже то, что я хотел...
И-в совершенно запутался и дал четыре или пять разных показаний о нашей с ним связи. Только одно из них было правильным.
Допрос продолжался.
"Вы признаете себя виновным в том, что..." и он мне, в кратких словах, передал первое показание И-ва, которое {85} им было дано под угрозой расстрела и представляло собой сплошной вымысел.
- "Нет". Совершенно чистосердечно мог ответить я. После этого он мне предъявил второе, такое же. Затем третье - совершенно правильное и четвертое, опять ложное.
Я отрицал все.
Кажется я выскочил... Мне казалось, что дела мои неплохи, но я все таки ни в чем не был уверен. На втором допросе я сам писал показания и, конечно, только то, что я хотел показывать. Боясь испортить дело какой-нибудь ошибкой, я постарался сократить свои показания.
"Вы мне скажите откровенно", обратился я к моему следователю, -"вы меня повернете на Мхи, или нет?"
- "Нет, за что же". Ответил он смеясь. "В таком случае я показал все".
- "Ну хорошо, на суде разберут". На этом мы расстались. Врет или нет? Этот вопрос решить было нельзя. Ракитин и трое из нашей камеры были xopoшие примеры.
Герутц продолжал быть настроенным очень оптимистически и заражал этим меня. И-в совсем запутался и даже нам начал врать. Из 11-ти человека кандидатами на расстрел у нас считались: Герутц, я и И-в.
Завтра суд...
Белая ночь... Не спится... В голове готовятся фразы, ответы, оправдания, доказательства... Хочется конца, но хочется и жить.
Настало утро... Мы сошлись в уборной.
Движения нервные, голоса неестественны, на лицах натянутые улыбки. Попытки шутить.
Я решил: на суде я сажусь ближе к окну. Прочтут смертный приговор. - В окно! Там пускай достреливают, Есть хоть один шанс уцелеть. И приготовился: Взял нож, деньги, компас. Надел две цветные рубашки, чтобы переменить костюм, засунул в карман запасную кепку. Это было все, что я мог сделать, для подготовки к побегу.
Зал суда... Посередине, на возвышении стол, покрытый красной скатертью, сбоку - маленький для секретаря, внизу - наши скамейки.
Суд открытый. В зале 2-3 слушателя.
{86} "Встать - суд идет"!.
Три судьи. Среди них мой следователь. Сторон не было.
Суд начался...
Часа три продолжался допрос. Затем задавали отдельные вопросы. И перерыв.
Мы обменялись мнениями. Казалось, все идет хорошо.
После перерыва нам было предоставлено последнее слово.
Очень хорошо, разбивая обвинение, говорил Герутц. Совершенно заврался И-в. Нес ужасную чепуху дезертировавший из красной армии и перешедший к белым, молодой деревенский парень: Он "нечаянно" прошел около 60-ти верст... Судьи смеялись.
Я говорил очень коротко, избегая резкостей, и не касаясь сущности дела. Все равно никого не убедишь...
Суд удалился на совещание.
Нервы сдали... Каждый думая свою думу. Но вот наши головы поднялись. Послышались отдельные фразы.. Сначала шопотом. потом начался разговор. Казалось опасаться нечего.
Прошло пол часа... Час... Что то долго... Взяли сомнения.
А за ними пахнуло и смертью. - Секретарь прошел к конвою. Конвой усилился и толпой вошел в зал. Что -то не ладно...
"Встать, суд идет!".
Лица судей изменились... Будет смертный приговор. Но кому?
Приговор состоял из краткого повторения обвинительного акта и постановления суда.
Первой части я не слушал. Я старался только уловить на каком месте по порядку стоит моя фамилия... Она шла пятой.
Может быть не расстреляют, но надо быть наготовe... Я подвинулся к окну.
Председатель отчетливо, громко, и казалось, томительно долго, читал первую часть... Но вот...
"Суд постановил: Бывшего Начальника Разведывательного отделения Железнодорожного фронта, бывшего Шт.-Кап. Герутца, крестьянина Н-ской губернии, деревни Б. И-ва и {87} крестьянина деревни Е. К-ва, приговорить к высшей мере наказания: К расстрелу!"... подчеркнул последние слова председатель...
