Николай Гейнце - Под гнетом страсти
Даже Владимир вовсе перестал говорить с ней, так как почти не бывал дома, сопровождая свою сестру то на бал, то в театр, а если и приходилось ему оставаться, то он сидел в своем кабинете и читал.
Раз, вернувшись в одну из суббот домой, она застала большое оживление во всем доме.
Ртищев, Раковицкий и приятельница Лоры, Мери Михайловская, сидели в уютной турецкой комнате и о чем-то весело болтали.
Владимир, по своему обыкновению, не принимал большого участия в разговоре и рассматривал полученные журналы. Лоры в комнате не было. Ее резкий, повелительный голос раздавался в зале, где она отдавала какие-то приказания суетившейся прислуге.
Сняв шубку и согрев озябшие руки перед камином, топившимся в столовой, Анжелика вошла в турецкую комнату.
Поздоровавшись со всеми, она села к столу, где лежал альбом, и стала его рассматривать.
Александр Михайлович подошел к ней.
— Вы знаете, Анжелика Сигизмундовна, мы сегодня едем кататься на тройках. Кажется, будет человек тридцать. Как жаль, что вы еще ребенок, а маленьких детей не берут, — шутил он, подсаживаясь к ней.
Она испуганно взглянула на него и отодвинулась.
— Что это вы? — удивился он.
— Я не хочу, чтобы вы сидели со мной, идите к ним, а не то я уйду.
Он с изумлением взглянул на нее.
— Отчего? Что это значит, что вы не желаете со мной говорить? — спросил он.
— Я не хочу, чтобы Владимир Николаевич опять смеялся надо мной и говорил, что…
Анжелика запнулась.
— Что… вы влюблены в меня… — тихо добавила она.
Ртищеву стало смешно и досадно, что этой наивной девочке говорят такие глупости.
— Полноте, Анжелика Сигизмундовна, — сказал он ласково, — можно ли обращать внимание на такие пустяки? Будемте по-старому друзьями, потому что, хотя я в вас и не влюблен, но люблю вас очень.
— Благодарю вас, — просто сказала она, протягивая ему руку.
Александр Михайлович взял ее и крепко пожал.
— Все готово, messieurs, — провозгласила Лора, входя в комнату, — две тройки приехали за нами, остальные у князя Вельского; у него соберутся все. Мери, пойдем одеваться.
Мери Михайловская, маленькая, миловидная шатенка, вскочила и вышла вместе с Лорой.
— По-моему, сегодня несколько холодно для катанья, — сказал Раковицкий, подходя к окну, — стекла совсем замерзли.
— Ничего, покатаемся с гор и согреемся, — возразил Владимир, большой любитель этих удовольствий.
Через минуту молодые люди вышли, и Анжелика осталась одна.
Она подождала, пока все уехали, побродила по комнатам и села к роялю.
Поиграв с полчаса, она ушла готовить уроки в свою комнату.
Это была прехорошенькая, уютная комнатка. Все ее убранство было целиком привезено из Италии.
Мать обожала Анжелику и тратила на нее большие деньги. Розовая шелковая мебель, изящный письменный стол, бархатный пунцовый ковер, покрывающий всю комнату, розовая спускающаяся с потолка лампа и масса мелких, но дорогих безделушек, делали комнату похожей ка игрушку.
Окончив уроки, Анжелика потушила свечку и улеглась спать.
В шесть часов утра она проснулась от беготни по всему дому.
Анжелика вскочила и прислушалась.
Она услыхала быстрые шаги и голос старого графа.
"Кто-то захворал", — подумала она и начала одеваться.
Вернувшись с поездки, Владимир почувствовал озноб, но, не сказав об этом ни слова, лег спать.
Ночью у него сделался сильный жар. Он начал метаться и бредить и разбудил оставшегося у него ночевать Ртищева.
Увидав состояние своего товарища, Александр Михайлович испугался и пошел к Николаю Николаевичу.
Через минуту весь дом был на ногах.
До крайности мнительный и, несмотря на свой эгоизм, горячо любивший сына, старый граф страшно испугался.
Немедленно послали за доктором.
Приехавший врач осмотрел больного и заявил, что у него начинается тиф.
— Будьте спокойны, граф, — утешал он старика, который был в отчаянии. — Опасности большой нет. Тут главное дело — уход, и если у вас нет никого, кто может принять на себя обязанность сиделки, то я пришлю вам очень хорошую.
— У нас никого нет, — с унынием сказала графиня, — ни я, ни дочь моя не привыкли к этому, но, доктор… доверить своего сына совершенно чужой женщине я, право, не знаю, возможно ли это? — докончила она со вздохом.
— Однако не может же ваш сын остаться без сиделки, графиня. За мою я ручаюсь и…
— Марья Осиповна! — послышался робкий детский голос. — Позвольте мне ухаживать за графом.
Доктор живо обернулся и увидал худенькую, с побледневшим личиком девочку, которая серьезно ждала ответа.
— Ты, Анжелика?! — воскликнула графиня. — Разве ты можешь!
— Могу. В продолжение целого года болезни моей матери у нее не было другой сиделки, кроме меня.
Граф и графиня недоверчиво взглянули на девочку.
— Ну что ж, — согласился доктор, — если маленькая барышня действительно знает уход за больными, то пусть и займется этим, а я посмотрю, справится ли она, — добавил он, смотря с сомнением на ее маленькую фигурку.
Яркий луч радости блеснул в глазах Анжелики, она умоляющим, невиданным в ней дотоле взором взглянула на графа и графиню.
После некоторого колебания они согласились.
Решено было оставить ее дома до тех пор, пока Владимир не поправится, и Анжелика приступила к исполнению своих новых обязанностей.
Скоро доктор и все домашние были изумлены ее уменьем и выносливостью. С пунктуальной точностью давала она больному лекарство и переменяла компрессы на его голове. Она ходила по комнате, поправляла его подушки, не причиняя ему ни малейшего беспокойства. Никто не мог уговорить ее отдохнуть: она целыми ночами просиживала у постели больного, так что холодные глаза Лоры выражали удивление при взгляде на нее.
Больной почти не приходил в себя. Страшный жар не покидал его. Он бредил с открытыми глазами, и только прикосновение крошечной ручки Анжелики к его горячему лбу успокаивало его.
Прошло две недели.
Владимир похудел и был страшно слаб. Анжелика выглядела не лучше своего пациента, так что когда Владимиру стало лучше и Александр Михайлович, придя навестить его, увидел Анжелику, то чуть не вскрикнул, — так поразила его происшедшая в ней перемена.
Казалось, все лицо ее состояло из одних глаз, так страшно осунулось и без того худенькое личико.
— Побойтесь Бога, Анжелика Сигизмундовна! — воскликнул он, когда она вышла к нему в гостиную. — Вы сами захвораете, ведь на вас лица нет!
— Ничего, Александр Михайлович, — тихо возразила она, — теперь Владимиру Николаевичу гораздо лучше, и я вхожу к нему в комнату только тогда, когда он спит.
— Почему только тогда, когда он спит? — удивился Ртищев.
— Графиня Лора говорит, что ему неприятно будет видеть меня у себя в комнате, — с горечью сказала она.
— Неприятно? Как ей не стыдно говорить это? — вспылил Александр Михайлович. — Кто, как не вы, спас его? Сам доктор сказал мне вчера об этом. Никогда, никогда я не поверю, чтобы Владимиру могло быть неприятно ваше присутствие.
— Не говорите этого, Александр Михайлович, это очень возможно, может быть, на этот раз графиня Лора права.
В комнату вошел доктор.
— Ну, что, моя маленькая чародейка, — весело сказал он, пожимая руку Анжелики, — теперь, я думаю, вас можно освободить и полечить немного? Ложитесь-ка отдохнуть, и если будете беречь себя, то через неделю опять будете молодцом.
Анжелика улыбнулась и сказала, что чувствует себя хорошо, но тем не менее послушалась и ушла к себе.
Через неделю она, действительно, поправилась настолько, что снова начала свои занятия. Владимира она не видала две недели и потому, вернувшись в субботу домой, с нетерпением ожидала увидеть его здоровым.
Пройдя в свою любимую голубую гостиную, она села у окна, прислушиваясь, не идет ли кто-нибудь? Через минуту вошла Марья Осиповна и, поцеловав ее, сказала, что они сегодня едут на вечер, но что Владимир останется, так как еще очень слаб.
Анжелика осталась сидеть у окна.
Она слышала, как все уехали, и хотела уже идти в свою комнату, как услышала тихие, неровные шаги, и на пороге показался граф Владимир.
Он похудел и похорошел после болезни.
Увидев Анжелику, он подошел к ней.
— Здравствуйте, Анжелика, — сказал он, садясь против нее и беря ее руку. — Я, право, не знаю, как мне благодарить вас за все то, что вы для меня сделали. Я слышал, как вы были добры ко мне; поверьте, я никогда, никогда не забуду этого, — горячо добавил он, не выпуская ее руки.
— Что вы… Владимир Николаевич… — прошептала растерявшаяся девочка, — это совсем не стоит такой благодарности.
— Как не стоит? Вы спасли меня от смерти и говорите, что это ничего! Вот я, действительно, не стоил, чтобы вы заботились обо мне; я дразнил и мучил вас. Простите ли вы меня, Анжелика? — спросил он и, прежде чем она успела опомниться, прижал ее маленькую ручку к своим губам.
