Вадим Кожевников - Заре навстречу
Когда они остались совсем одни, отец притянул Тиму к себе, прижал и, целуя в глаза, попросил:
— Когда маму увидишь, поцелуй вот так же… И скажешь… — Папа застеснялся, махнул рукой и произнес: — Ну, впрочем, ничего не говори, она все сама про меня знает, все.
Из коридора Партийного клуба шахтеры-красноармейцы уже вынесли бочки, ящики, тюки с провиантом и снаряжением, брезентовые сумки с медикаментами.
Папа и доктор Знаменский крепко обнялись на прощание, и доктор сказал папе:
— Не беспокойтесь, я Тиму буду беречь, как сына, Тима вышел с папой из Партийного клуба, пересек площадь рудничного поселка, где черным холмом сверкал уголь. Стараясь шагать в ногу с отрядом, Тима шел со всеми туда, за терриконы, где, лязгая железом, паровоз толкал кирпичного цвета теплушки.
Огромное небо выгнулось над ними и бесшумно сияло звездами. Шахтные копры вздымали ввысь недвижимые гигантские чугунные колеса, черными кристаллами сверкали обломки угля на дороге и хрустели под ногами. По дорогам двигались слабые мерцающие огоньки.
Их было очень много. Это жены и дети горняков шли с шахтерскими лампами, провожая отцов, сыновей, братьев.
И как бы ни было извечно сияние высокого, беспредельного пеба, ото множество красных огоньков на землэ было сейчас самое негасимое.
1956–1957
